Пэлем Вудхауз - Псмит-журналист
Разговаривать в подземке невозможно. Хитроумные джентльмены, создавшие ее, поставили себе первой целью добиться максимума шума. И не какого-нибудь там заурядного шума, когда, скажем, тонна угля сыплется на тонкую жесть, но шума, достойного такого названия. И они воздвигли тонкие опоры из стали, уложили тонкие шпалы из дерева и ослабили все гайки, так что теперь поезд подземки в движении приводит на ум непрерывные взрывы динамита, в которые вплетается голос гигантского водопада.
Псмит, обреченный на временное молчание этой комбинацией грохотов, начал наверстывать упущенное время, едва они вышли на улицу.
— Чрезвычайно неприятный район, — сказал он, критически озирая темные улицы. — Боюсь, товарищ Виндзор, мы поступили неосмотрительно, так далеко углубившись на запад. Если существует проклятая местность, где низколобые разбойники готовы с радостными воплями выскочить из-за каждого угла, то эта проклятая местность и есть та проклятая местность. Но отступать мы не можем. В каком направлении, по-вашему, расположена эта арена?
Еще когда они вышли из квартиры Билли, накрапывал дождь. Псмит поднял воротник плаща.
— Мы терпим много страданий во имя Литературы, — объявил он. — Не осведомиться ли нам у этого доброжелательного путника, не знает ли он дороги в Хайфилд.
Выяснилось, что пешеход сам туда направляется, и они пошли вместе. Псмит любезно изложил свои взгляды на погоду и предсказал победу Кида Брейди в обещанной встрече.
Тараторя без умолку, он перешел к решающей роли, которую сыграли «Уютные минутки» в подготовке этой встречи, но тут локоть Билли, болезненно ткнувшись в его ребра, заставил его спохватиться.
Он замолк, жалея, что наговорил лишнего. Совершенно незачем было намекать случайному знакомому на их связь с этой воинствующей газетой, и тем более в таком малоосвещенном районе, по которому они шли.
Однако их спутник, казавшийся человеком молчаливым, ничего не сказал, и Псмит ловко перевел беседу вновь на погоду и уже погрузился в сравнение климатов Англии и Соединенных Штатов, когда они свернули за угол и увидели наискосок что-то вроде огромного амбара, над дверями которого в темноте с трудом различались слова «Хайфилдский атлетический и гимнастический клуб».
Билеты, раздобытые у одного из газетных друзей Билли, были в ложу. Она, как и все остальные, оказалась чем-то вроде овечьего загончика из неполированного дерева, где стояло четыре жестких стула. Интерьер Хайфилдского атлетического и гимнастического клуба был совершенно избавлен от каких-либо намеков на роскошь и украшения. Вдоль всех четырех стен ярусами поднимались скамьи. На скамьях располагался такой набор крутого вида граждан, какого только могла пожелать душа. На стульях у ринга сидели репортеры с телеграфными аппаратами, при помощи которых они отстукивали подробности каждого раунда в свои редакции, где другие репортеры принимали сообщения и придавали им печатный вид. В центре помещения, залитый ярким светом полдюжины электрических люстр, находился ринг.
Гвоздь программы предваряли другие дружеские бои. Грузный джентльмен без пиджака вступил на ринг в сопровождении двух худеньких юнцов в боевых костюмах и дюжего субъекта в красной фуфайке, синих саржевых брюках и желтых подтяжках, который с рассеянным видом жевал резинку.
Грузный джентльмен провозгласил голосом, прорезавшим воздух точно пушечное ядро:
— По-ка-за-тель-ный четырехраундовый бой между Пэт-си Миллигеном и Томми Гудли, членами этого клуба. Пэтси справа от меня, Томми слева. Просьба к джентльменам перестать курить.
Зрители не перестали. То ли не отнесли это обращение к себе, то ли сочли его пустой формальностью. Откуда-то из глубины помещения донесся удар гонга, и Пэтси справа бодро вышел вперед навстречу Томми, который приближался слева.
Бой был коротким, но энергичным. По временам противники нежно повисали друг на друге, и тогда краснофуфаечный субъект, не переставая жевать резинку, с тем же отрешенным видом разделял бойцов, попросту проталкиваясь между ними. К концу первого раунда Томас, уклонившись от свинга слева, послал Патрика на пол, где тот и отлежал положенные десять секунд.
Остальные предварительные бои вызвали всеобщее разочарование. До такой степени, что во время последнего огорченный болельщик на скамье почти под самой крышей принялся сатирически насвистывать вальс из «Веселой вдовы». И вот тут краснофуфаечный мыслитель в первый и последний раз вышел из своей отрешенной задумчивости. Он перегнулся через канаты и сказал — без горячности, но твердо:
— Если этот свистун на верхотуре думает, что он бы дрался лучше этих ребят, так пускай выходит на ринг.
Насвистывание прекратилось.
Когда последний предварительный бой завершился и начались приготовления к гвоздю программы, по помещению пронесся вздох облегчения. Однако перед началом боя предстояли еще всякие формальности — представления и прочее. Вновь из ниоткуда возник грузный джентльмен и вывел на ринг смущенно ухмыляющегося молодца в спортивном костюме.
— Пред-став-ля-ю Молодого Лири, — внушительно взревел он, — нового члена нашего клуба, который будет боксировать тут с хорошим парнем в сентябре.
Он перешел на другую сторону ринга и повторил свое объявление. Новый член был удостоен хриплых приветствий.
Тем же манером были представлены еще два многообещающих артиста, а затем поднялся невообразимый шум — на ринг в сопровождении небольшой армии помощников вступил высокий молодой человек в махровом халате. Один из помощников держал в руке ярко-зеленое ведро с надписью белыми буквами: «Торнадо Ал. Волманн». Мгновение спустя поднялся уже более вообразимый шум, и, поднырнув под канаты, в противоположном углу уселся Кид Брейди, на чьей приятной физиономии играла самоуверенная ухмылка.
— Пред-став-ля-ю десятираундовый бой, — загремел грузный джентльмен, — между Торнадо Ал. Волманном…
Громкие рукоплескания. Мистер Волманн был знаменитостью, известной от Нью-Йорка до Сан-Франциско. По общему мнению, именно он мог дать доселе непобедимому Джимми Гарвину достойный бой за чемпионский титул в легком весе.
— Даешь, Ал! — взревела толпа.
Мистер Волманн снисходительно поклонился.
— …и Кидом Брейди, членом этого клуба.
Кид снискал заметно меньше рукоплесканий. Он был неизвестной величиной. Горстка присутствующих знала о его победах на западе страны, но она была лишь каплей в море. Когда слабые хлопки затихли, Псмит поднялся со стула.
— Даешь, Кид! — ободряюще посоветовал он и, снова сев, добавил: — Мне не хотелось, чтобы товарищ Брейди думал, будто у него нет ни единого друга, кроме его бедной старенькой матушки, как — если вы не забыли — было в прошлый раз.
Грузный джентльмен спрыгнул с ринга. Следом за ним попрыгала армия помощников, и раздался гонг.
Мистер Волманн взвился со стула, словно кто-то высвободил пружину. Он как будто полагал, что раз уж ты торнадо, то и действуй, как это стихийное явление. Он подпрыгивал перед Кидом, будто резиновый мячик. Представитель «Уютных минуток» проявил больше солидности. Если бы он не занял боевой стойки, чуть двигая одной пухлой перчаткой перед мощной грудью, а другой скребя воздух перед своей нижней челюстью, можно было бы подумать, что он понятия не имеет о положении дел. Он улыбался мягкой улыбкой гостя, которого хозяйка пригласила принять участие в какой-то салонной игре.
Внезапно его противник выбросил вперед длинную левую руку. Кид, который прогулочной походкой направлялся к середине, принял удар на подбородок и продолжал идти как ни в чем не бывало. Он словно бы поймал мистера Волманна на отступлении от хороших манер и деликатно решил сделать вид, будто ничего не заметил.
Торнадо, исполнив прыжок назад, прыжок вперед и обманный прием, ударил обеими руками. Дружелюбная улыбка Кида даже не дрогнула, и он продолжал двигаться вперед. Вновь мелькнула левая рука его противника, но на этот раз Кид ее не проигнорировал, а ответил сильнейшим свингом справа, и мистер Волманн, отпрыгнув, очутился на канатах. К тому времени, когда он выбрался из этой неудобной позиции, еще два свинга Кида попали в цель. Мистер Волманн в некотором замешательстве удрал в центр ринга, и Кид последовал за ним туда все с той же солидностью.
Торнадо стал еще торнадистее. Его левая рука словно выдвигалась в суставах, как телескоп. Несколько раз, когда качалось, что Кид находится вне ее достижения, раздавался глухой хлопок, и прорвавшая оборону коричневая перчатка отбрасывала назад его голову. Однако Кид вновь надвигался, нанося порой удар правой по корпусу с довольной улыбкой ребенка, крушащего молотком игрушечный поезд. И все же он явно находился в худшем положении. Энергичный мистер Волманн, полагаясь на свою длинную левую руку, отвечал тремя ударами на его один. Когда гонг возвестил конец первого раунда, практически все зрители ставили на Торнадо. Приветственные вопли раздались со всех сторон. Помещение содрогалось от призывов: «Даешь, Ал!» Псмит скорбно обернулся к Билли.
