Оксана Морозова - Фаина Раневская. Как сказано!
Раневскую просили написать воспоминания об Ахматовой:
— Ведь Вы, наверное, ее часто вспоминаете?
— Ахматову я вспоминаю ежесекундно, — ответила Раневская, — но написать о себе воспоминания она мне не поручала. А потом добавила: «Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после смерти — воспоминания друзей».
Встретившись во Франции с дочерью Достоевского, один актер говорил:
— Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!
Сидевшая тут же Раневская как бы между прочим спросила:
— И с бородой?
Раневскую постоянно все приветствовали известными словами «Муля, не нервируй!» об этом она сказала Ахматовой.
— Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Mуля!
Раневская спросила: «Что у Вас
«Mуля?» — «Сжала руки под темной, вуалью» — это мои «Мули».
Некая энергичная поэтесса без комплексов предложила Раневской спекулятивное барахло: духи мытищинского разлива и искусственный половой член — «агрэгат из Парижа».
— Сказала, что покупала специально для меня. Трогательно. Я не приобрела, но родила экспромт:
Уезжая в тундру,
Продала доху.
И купила пундру
И фальшивый х…
Есть дамы, которые, представьте себе, этим пользуются. Что за мир? Сколько идиотов вокруг, как весело от них!»
В Комарове, рядом с санаторием, где отдыхает Раневская, проходит железная дорога.
— Как отдыхаете, Фаина Георгиевна?
— Как Анна Каренина.
В другой раз, отвечая на вопрос, где отдыхает летом, Раневская объясняла:
— В Комарове — там еще железная дорога — в санатории имени Анны Карениной.
Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино.
— Да ведь вы же купили У меня билет на этот сеанс пять минут назад, — удивляется кассир.
— Я знаю, — говорит Фаина Георгиевна. — Но у входа в кинозал какой-то болван взял и разорвал его.
Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел смотритель и сделал замечание:
— Здесь сидеть нельзя, это кресло графа Суворова Рымникского.
— Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.
Из жизни нужно, по возможности, устранять все, для чего нужны деньги. Но с досадой добавляла афоризм Бальзака: «Деньги нужны, даже для того, чтобы без них обходиться»
— А вы знаете, я цветы не люблю. Деревья мыслители, а цветы — кокотки.
— Фуфа! — будит Раневскую эрзац-внук. — Мне кажется, где-то пищит мышь…
— Ну и что ты хочешь от меня? Чтобы я пошла ее смазать?
Эрзац-внук спрашивает у Фуфы:
— Что это ты все время пьешь что-то из бутылочки, а потом пищишь «пи-пи-пи»?
— Лекарство это, — отвечает Раневская. Читать умеешь? Тогда читай: «Принимай после пищи».
— Н. относится ко мне, как к собаке, — жаловалась Раневская. — Даже хуже! У собаки есть меховое манто, а мне о нем приходится только мечтать.
В театр Моссовета пришел лектор читать лекцию о полетах в космос. Закончив ее, предлагает задавать вопросы. Поднимается Раневская.
— Товарищ лектор, а вы «подушечки» ели? Вокруг конфета, а внутри — варенье. Интересно, как оно туда попадает?
Фаина Георгиевна, что бы вы сделали, если бы вдруг открыли границы? — спросили у Раневской..
— Залезла бы на дерево, — ответила та.
— Почему?
— Затопчут! — убежденно сказала Раневская.
— Ох и трудно сейчас жить честным людям! — пожаловался Раневской один видный товарищ.
— Ну а вам-то что? — спросила актриса.
Сегодня нянька сообщила, что все дети стали «космические», что детей опасно держать в доме, где живут родители.
Фаина Георгиевна, невзлюбила свою шубу. Решила ее продать. Открыла шкаф в передней перед покупательницей, оттуда вылетела моль. Раневская крикнула:
— Ну что, сволочь, нажралась? Продажа не состоялась.
— Ксаночка, В-Вам, не трудно купить хлеба в нашей булочной? — попросила Фаина Георгиевна.
— К-Ксаночка, хлеб надо обжечь на огне, а то рабочие на него с***и, — попросила Фаина Георгиевна, когда Маринина пришла.
— Все готово — обожгла хлеб, — вскоре сообщила Маринина.
— Вы д-долго его обжигали, Ксаночка? Ведь они д-долго на него с***и! — удрученно говорила Раневская.
Страшный радикулит. Старожилы не помнят чтобы у человека так болела ж**а, — жаловалась Раневская.
— Я рекомендовал Вам выкуривать только по одной папиросе после еды. И вот результат: у Вас прекрасный здоровый вид, Вы заметно поправились, — с оптимизмом говорит врач.
— Вы хотите сказать, что ж**а стала еще толще. Неудивительно, я ведь теперь ем по десять раз в день, чтобы покурить, — объясняет Раневская.
— Вот Ваши снотворные таблетки, Фаина Георгиевна, этого вам хватит на шесть недель.
— Но, доктор, я не хотела бы спать так долго!
«Кошмар со всеми удобствами» — так называла Раневская. Кунцевскую больницу.
Раневская со сломанной рукой в Кунцевской больнице.
— Что случилось, Фаина Георгиевна?
— Да вот, спала, наконец приснился сон. Пришел ко мне Аркадий Райкин, говорит:
— Ты в долгах, Фаина, а я заработал кучу денег, — и показывает шляпу с деньгами.
Я тянусь, а он зовет:
— Подойди поближе.
Я пошла к нему и упала с кровати, сломала руку.
Раневская называла Завадского маразматиком-затейником, уцененным Мейерхольдом. А его творческие поиски — капризами беременной кенгуру.
Внук долго не хотел засыпать, Павла Леонтьевна предложила:
— Может, я ему что-нибудь спою?
— Ну зачем же так сразу, — возразила Раневская. — Давай еще попробуем по-хорошему.
Раневская очень боялась, что ей могут предложить сотрудничать с КГБ. Однажды к ней обратился парторг с предложением вступить в партию.
— Ой, что вы, голубчик! Я не могу, я кричу во сне! — воскликнула бедная Раневская, неизвестно — перепутала она эти организации или в очередной раз острила.
Я вступаю в партию. Надо! — твердо сказала Раневская. — Должна же я хоть на старости лет знать, что эта сука Верка Марецкая говорит обо мне на партсобраниях.
Окна квартиры Раневской, в высотке на Котельнической набережной выходили в каменный внутренний двор. А там — выход из кинотеатра и место, где разгружали хлебные фургоны. — Я живу над хлебом и зрелищем, — жаловалась Раневская.
Раневская, рассказывая о своих злоключениях в поликлинике, любила доводить ситуацию до абсурда. В ее интерпретации посещение врача превращалось в настоящий анекдот. Прихожу в поликлинику и жалуюсь:
— Доктор, у меня последнее время что-то вкуса нет.
Тот обращается к медсестре:
— Дайте Фаине Георгиевне семнадцатую пробирку.
Я попробовала:
— Это же г**о.
— Все в порядке, — говорит врач, — правильно. Вкус появился.
Проходит несколько дней, я опять появляюсь в кабинете этого врача:
— Доктор, вкус-то у меня появился, но с памятью все хуже и хуже.
