Эдуард Успенский - Клоун Иван Бултых
— У нас без халатов нельзя.
— Ему можно. Это наш разведчик на практике. На обратном пути обоих обыскать. Того, который в халате, задержать. Все понял?
— Так точно.
Я подождал, пока в цех направится кто-нибудь в белом халате, и присоединился. Это был инженер из телеметрической лаборатории Тарарыев. Я смутно знал его по старым временам.
В цехе было много знакомых людей и нововведений, но мне было не до них. Я старался не проходить в недра цеха, чтобы меня было видно с пятнадцатого поста. И сразу направился к Бычкову. Он работал не один. У него за это время появилось что-то вроде мини-КБ.
У нас состоялся такой диалог — я говорил, а он понимал.
— Здравствуйте, можно вас на минутку. Смотрит.
— Подойдем на секунду к окну. Идем.
— Видите — противоположную пятиэтажку красят.
Видит.
— Корзина поднимается двумя лебедками. Они в ней закреплены. Каждая центнер весит. А нельзя ли такой механизм для натягивания троса портативным сделать? Хоть из меди, хоть из платины? Чтобы трос, как струна, натягивался. Два дома шестиэтажных я связал или два троллейбуса, ручку, как у спиннинга, покрутил… и они притянулись. И чтобы все устройство было не больше пивной кружки.
Он на полсекунды задумался.
— И чтобы особый крепеж был на тросиках. Чтобы можно было не только троллейбусы тащить, но и провисшие канаты натягивать.
Люди типа Бычкова думать не умеют. Даже задумываться. У них голова как-то так устроена, что они решение находят мгновенно. Или никогда. Если их сразу не осенило, хоть сто лет они будут решать, ничего не придумают. Но, как правило, таких людей осеняет сразу же. И в самых сложных случаях! И решение они находят оптимальное по всем составляющим. Будто в голове у такого человека целое КБ сидит. И полугодовую работу делает в секунду. С четвертью.
Когда глаза у него прояснились, я понял — решение готово.
— Можно я в конце дня вам позвоню? У вас есть домашний телефон?
— Запишите.
Сразу после обыска я к Дмитриеву пошел. Он меня встретил в кабинете агрессивно:
— Где это ты застрял?.. То есть вы… Тьфу ты! И так и так неловко. Секретарша моя тебя с полчаса уже как видела.
— Я к Бычкову заходил.
— В секретный цех? Как же тебе удалось?
— Виктор Павлович! Есть сотни способов пройти через вооруженный и самый бдительный контроль. Есть тысяча способов для выноса с производства всего, чего угодно. Но доводить эти знания до сведения начальства опасно и вредно.
— Это верно, — согласился Дмитриев. — Я тебе как постороннему скажу. У нас на днях сверлильный станок пропал из литейки и цветной телевизор из клуба. Ну, как?!
— Ничего!
— А у соседей умельцы лошадь украли и двухлучевой осциллограф немецкий для проверки переходных процессов.
Тут я на манер Бычкова ничего не сказал, только глаза затуманил. А он продолжал:
— Кому эта лошадь понадобилась в городе, и как ее через проходную провели?! Уму непостижимо! Там у них инспектор из МУРа вторую неделю народ спрашивает, глаза с неба отвести не может, все вопрошает. Электронный сторож у них. Охрана военизированная. Так нет тебе — пропала лошадь со всем парадным одеянием и сбруей. А кучер запил.
— А я знаю, как они лошадь вывели.
— Ну и как?
— Они ей портфель дали, берет напялили и под видом Куценки провели.
Тут Дмитриев грохнул. Потому что был у нас общий с соседями куратор из министерства — Куценко. Очень на лошадь походил лицом и ладом. Кое-кто говорил, что он в молодости хорошим актером был — лошадь играл в кинофильме «Чапаев». Так хорошо играл, что его потом чуть-чуть в табун не отдали.
Я у Дмитриева спросил:
— А у вас инспектор из МУРа глаза к небу не держит?
— Зачем он нам? Сами разберемся.
— Но ведь пропажа?
— Никакой пропажи нет. Мы этот станок в металлолом списали. В черный металл.
— А цветной телевизор в цветной металл?!
— Не скажу! У начальства тоже должны быть секреты.
— А по-моему, нет. Гласность в работе ведомств. Вот главный лозунг «Недели». Я имею в виду газету.
— Если ты за гласность, скажи, как прошел в закрытый цех?
— Ругаться не будете?
— Нет.
— Есть много способов. Можно подойти и начать менять шпингалеты в двери — верхний на нижний. Как будто ты из столярки. Можно прийти и давать приказ читать об усилении режима и непропускании посторонних. «Прочли? Распишитесь. Начальник на месте? Его тоже надо ознакомить». И проходишь в цех. А лучше — когда у постового телефон на стене, как сегодня. Я с соседнего аппарата позвонил, он трубку хвать и кричит: «Пост номер четырнадцать слушает». Я говорю строгим голосом: «Пост номер четырнадцать слушает?» — «Слушает». — «Это пост номер четырнадцать?» — «Пост номер четырнадцать слушает». — «Никаких нарушений нет?» — «Нет никаких». — «Очень хорошо. Кто на посту?» — «Пантелеев». — «Очень хорошо. Слушай, Пантелеев, сейчас к тебе двое подойдут, один иностранец — под видом нашего, другой наш под видом иностранца. Он часто ходит. Так вот, документов не спрашивать. Внимательно следить. На обратном пути нашего задержать. До моего распоряжения. Вопросов нет?» — «Так точно». — «Об исполнении доложить». — «Будет сделано». Кому доложить? Чего доложить? Не важно. Будет сделано. Раз иностранец, раз строгим голосом. Раз вопросов больше нет.
Теперь Дмитриев глаза вытаращил, как тот инспектор из МУРа.
— Неужто прошел?
— Так точно.
— А второй?
— Его держат. До особого распоряжения.
— Кто же это?
— Тарарыев из телеметрической лаборатории.
— Такой мордастенький? Заместитель начальника.
— Он самый.
Дмитриев сразу за телефон схватился:
— Как туда звонить? Он набрал номер:
— Алло. Это кто у телефона?.. Подозрительный задержан?! Немедленно доставить его к начальнику охраны. Под пистолетом. Сказать, что взят по приказу неизвестного голоса. Пост никому не сдавать. Запереть к чертовой матери.
Потом он вмиг успокоился и спросил у меня:
— С чем пожаловал?
Я ему рассказал несколько эпизодов, связанных со мной. О юморе, о детях, о холуйстве.
— А что от меня требуется?
— Лебедка портативная.
— Зачем?
Я объяснил. Он уперся:
— У нас завод авиаприборный, а не изобретательская лавочка. Не выйдет.
— Виктор Павлович, но ведь такая штука и в производстве понадобится.
— Когда понадобится, тогда и изобретем… А сколько этот твой Тихомиров получает? Какой оклад?
— Триста пятьдесят.
— А сколько у него народу в подчинении? За что он отвечает?
— Я да Топилин. Да еще куплетистов пара. Да заместительница его. А отвечает он за две гастрольные программы. Только за тексты.
Тут Дмитриев взвился:
— Да у меня за такие деньги одних рабочих десять тысяч! Да я за каждую аварию в ответе! А план?! А госиспытания?! А министерство на шее?! Ну, я ему дам!.. А может, эта штука в ширпотребе понадобится? От нас сейчас ширпотреб требуют.
Вот что значит равная оплата за неравный труд!
— Еще как. Если подъемного крана нет, ею можно что хочешь на высоту тащить. Хоть груз, хоть колокол для церкви. Антенны телевизионные ставить в деревнях.
— А машину можно вытаскивать?
— Хоть грузовик. Привяжи к дереву и тащи.
— Заманчиво. Интересно, а есть она на Западе? Посмотреть бы образец.
Я решил похвастать:
— Представляете, такой штуки даже у проклятых капиталистов нет.
— Да? — насторожился Дмитриев. — А может, и нам не надо?
— Надо, обязательно надо. Есть такие на Западе. При их-то перепроизводстве не может не быть. Пойду в научную библиотеку, принесу фотоснимки.
— Это другое дело, — сказал главный. — И еще вот что, организуй нам письмо какое-нибудь об этой лебедке. От кого хочешь, хоть от жэка своего. Хоть от группы нуждающихся колхозников. Нуждающихся в лебедках, разумеется.
— А от комитета комсомола цирка можно?
— Это идея. Только адресуй в наш комитет. Они на меня выйдут. А я уже буду как будто по их просьбе решать. И фотоснимки западные приложи.
Дело было сделано. И я ушел, унося впечатление о деловых и дружеских качествах главного инженера. И некоторое недоумение о себе самом. Ну, зачем я подставил бедного Тарарыева? Ну, зачем? А просто так, с ним получалось веселее.
Вечером я узнал, что слушание переносится. Тихомиров со дня на день ждет звания «Заслуженный деятель искусств РСФСР».
Черт его знает — хорошо это или плохо. Слава Богу, что товарищеские билеты не успели разослать.
ГЛАВА N + 17
(Нужны ли нам такие номера?)
Чем опасна газетная заметка? Тем, что она печатается в официальном издании. Газета «Советская культура» — орган министерства культуры. Значит, как думает корреспондент Кошкин, так думает и все министерство во главе со своим славным руководством. (И вся страна.)
