Джейн Фэллон - Дорогой, все будет по-моему!
Они условились встретиться в баре отеля в Питсборо, на полпути из Лондона в Линкольн. Стефани предполагала выехать сразу же, как только Джеймс уйдет утром на работу, но, пока лихорадочно выбирала, что надеть (может быть, приталенную рубашку, джинсы и к ним туфли на шпильках, хотя в них трудно вести автомобиль — даже теперь, когда она знала, что Кати не виновата, все-таки хотела показать ей, что находится в прекрасной форме и вовсе не является стереотипной опустившейся домохозяйкой) и как причесаться (оставить волосы распущенными или собрать в хвост на макушке), она задержалась почти на час. Она позвонила Кати, чтобы предупредить, и узнала, что та столкнулась с той же дилеммой и сама опаздывает.
— Я не спросила вас, как вы выглядите, — сказала Стефани. — Ну, чтобы сразу узнать.
Ей было немного не по себе. Реальность случившегося с ней все глубже проникала в ее сознание. Что, если женщина, с которой ее муж состоит в связи вот уже больше года, — сногсшибательная красавица? Она не была уверена, что воспримет это спокойно.
— Ну… на мне будет бирюзовая юбка, длинная, и белая блузка без рукавов с легкой голубой кофточкой. А ростом я примерно пять футов два дюйма, — ответила Кати не совсем то, что желала узнать Стефани. Она худая или толстая? Красотка или серая мышка? Ей двадцать или пятьдесят?
Кати тоже медлила перед гардеробом. Она хотела выглядеть хорошо, но не представлять угрозы. Сама не зная почему, она хотела понравиться Стефани. И чтобы та простила ее, хотя прощать в общем-то не за что. Она решила остановиться на имидже хорошенькой, но не слишком сексуальной, приятной, но не самой первой молодости женщины. Сама она уже мысленно составила портрет Стефани, основываясь на фотографиях Финна, которые ей показывал Джеймс. Миловидная брюнетка с карими глазами, возможно, с ямочками на щеках, как у Финна, и с его вздернутым носом. Разумеется, она очень привлекательная. Ведь Джеймс женился на ней и… женат до сих пор.
У нее из головы не выходила картинка — эта женщина и Джеймс, обнаженные, сплелись в объятиях на кровати. Как Кати ни старалась изгнать ее вон, она упорно возвращалась, не давая думать ни о чем другом. Она пыталась сосредоточиться на приятном, но ее обычные «спасательные круги» — как можно отчетливее вообразить себя на солнечном пляже на Маврикии, вспомнить о самом веселом Рождестве в далеком детстве — не помогали против негативных мыслей, пустивших глубокие корни. Она полезла в шкафчик за успокоительным.
Когда такси остановилось на стоянке отеля, Кати пригладила волосы ладонью и взглянула на себя в маленькое зеркальце. Нервы ее были на пределе. Она никогда не умела конфликтовать, уступала людям, старалась сделать то, что те требовали, и сейчас в глубине души боялась, что Стефани начнет бурно выяснять отношения. Она глубоко вздохнула, вошла в отель и огляделась в поисках бара.
У стойки толпились люди. Кати обвела холл взглядом, высматривая одинокую женщину, но не увидела. Должно быть, она приехала первой. Присев за столик у окна, она заказала минеральной воды. Обычно она почти не употребляла спиртного, но сейчас ей ужасно хотелось выпить водки с тоником. Отпивая воду, Кати смотрела в окно и чувствовала, как покрывается испариной.
Уже через пару минут она услышала покашливание и, оглянувшись, увидела рядом стройную женщину чуть выше среднего роста, с длинными ярко-рыжими волосами, перехваченными лентой. Она неловко поднялась.
Реальная Стефани определенно производила впечатление. Она была симпатичной, если не сказать красивой, и нисколько не походила на нарисованный Кати мысленный портрет. Ее ослепительно-белая кожа напоминала персонажей прерафаэлитов. Кати подумала, что ее собственный деревенский загар, наверное, выглядит вульгарным. Она нервно улыбнулась.
А Стефани, увидев Кати, едва не рассмеялась. Не потому, что Кати оказалась дурнушкой, нет — она сразу нашла ее хорошенькой. По возрасту Кати приближалась к сорока, и Стефани с облегчением подумала, что они примерно одногодки. Но этим сходство исчерпывалось. Первое, что поразило Стефани при виде Кати, — насколько они разные. В любовнице Джеймс нашел все то, чего не находил дома. Стефани была высокой, Кати — маленькой. У Стефани ярко-рыжие прямые волосы, у Кати — светлые кудряшки. Стефани стройная и спортивная, Кати женственная и мягкая; у нее карие глаза, а у Кати — голубые.
— Да уж, нельзя сказать, что у него есть излюбленный тип женщин, — хмыкнула Стефани, и Кати засмеялась, хотя и несколько вымученно. — Стефани. — Она протянула руку.
Кати взяла ее и слабо встряхнула, словно не привыкла здороваться за руку.
— Кати, — проговорила она.
Они сели и погрузились в молчание.
Стефани наконец решила, что должна что-то сказать, не то Кати подумает, будто ей предлагают взять инициативу в свои руки. Джеймс однажды упрекнул ее, что у нее мания все контролировать, и Стефани разозлила его тем, что приняла это как комплимент. «Почему это я не могу распоряжаться собственной жизнью? — удивлялась она. — Только идиоты позволяют другим решать все за них».
— В общем, — заявила она наконец, — я просто очень хотела встретиться с вами. Наверное, мне еще не верится до конца…
— Мне тоже, — сказала Кати и отпила воды. Снова последовала неловкая пауза.
— Вы быстро доехали? — промямлила Кати.
— Да, спасибо, я приехала поездом. А вы? — Стефани было очень странно, что они говорят такие банальности, но она решительно не знала, как подойти к делу. Ей было трудно сосредоточиться, ее отвлекал розовый ротик Кати. В голове проплывали картины, как Джеймс все ближе склоняется к этому ротику…
— Я тоже, — вздохнула Кати.
Снова пауза. Стефани принялась что-то искать в сумочке. Или просто сделала вид, что ищет. Теперь, оказавшись тут, она растерялась. И уже сама не знала, зачем предложила встретиться, почему решила, что из этого что-то получится.
— Стефани, вы ведь верите, что я ни о чем не догадывалась? — вырвалось у Кати. Она не могла больше выносить напряжение.
— Пожалуй, — кивнула Стефани. — Да, я вам верю. Но я не понимаю, почему он решил, что это останется тайной.
— Я вообще ни о чем не подозревала. А вы?
— Ни минуты. Значит, мы обе круглые дуры?
— Нет. Это значит только, что Джеймс — прекрасный актер.
Но Стефани было трудно в это поверить. Однажды она видела его в роли Третьего Крестьянина в любительской постановке Джозефа, и он показался ей неубедительным. Первый и Второй Крестьяне выглядели изможденными, сгорбленными под тяжестью своих котомок, а Джеймс вальяжно шествовал вразвалочку и выглядел так, словно собрался на пикник.
— Как он объяснял то, что вам нельзя приезжать в Лондон?
— Потому что он живет там у Питера и Аби. Он говорил, что чувствует себя у них довольно неловко. Все звучало очень правдоподобно.
— Кто такие Питер и Аби? — фыркнула Стефани.
— Они будто бы живут в Швейцарском дворе. Питер учитель, а Аби программист. Джеймс спит у них на раскладушке в кабинете, а Аби отвратительно готовит.
— Жаль вас снова разочаровывать, но едва ли эти персонажи существуют в действительности. Я о них никогда не слышала, — сказала Стефани.
Кати натянуто улыбнулась.
— А вы? Почему вы не приезжали в Линкольншир?
— А знаете — вообще-то он никогда мне этого не запрещал. Когда мы только переехали в Лондон, даже звал меня с собой. Но я не хотела. А после уже так повелось. Не хотелось срывать с места Финна, а потом, у меня же работа. И он перестал звать, наверное, потому, что встретил вас… — удрученно добавила она. — А я ничего не замечала.
— Не говорите так, словно вы в чем-то виноваты. Виноват только он один! Это он вел себя гадко, он, а не мы!
— Но, черт, что же нам делать теперь? — вырвалось у Стефани.
— Давайте закажем что-нибудь выпить, — предложила Кати, подзывая официантку. — А потом решим.
После трех рюмок водки с тоником (Кати) и трех бокалов белого вина (Стефани) они перешли на «ты» и посвятили друг друга в подробности своих отношений с Джеймсом. Обе решили, что должны говорить со всей откровенностью, не боясь задеть чувства друг друга. Так Стефани узнала, что секс у Кати был первоклассный, но Джеймс всегда отказывался обсуждать возможность иметь ребенка, оправдываясь тем, что уже испортил жизнь одному и не хочет рисковать второй раз. А Кати выяснила, что для Стефани секс был большой редкостью, зато Джеймс недавно сказал ей, что неплохо бы родить второго ребенка. Чем дольше они говорили (и выпивали), тем больше нарастала в них обида на Джеймса и на то, как он с ними поступил. В пять минут четвертого они готовы уже были его повесить, утопить и четвертовать.
— Так вот, — подвела итог Стефани. — Его необходимо наказать.
— Как пить дать, — согласилась Кати. Она не привыкла ненавидеть, но теперь алкоголь и испытанное унижение ударили ей в голову.
