Борис Привалов - Странные происшествия в бездымный день
Приятель начал поглядывать на болтающего без умолку Органова с опаской.
— Что-то нынче на вас, уважаемый, как бы сказала моя бабушка, говорунчик нашел, — произнес приятель, оглядываясь по сторонам. — Бесконечно интересно слушать вас, но я очень спешу…
Тут в поле зрения приятеля попал проходящий мимо пожилой гражданин с портфелем.
— Вот кто с удовольствием вас послушает, — притормаживая пожилого гражданина, сказал приятель Органову. — А мне разрешите откланяться!
Органов, пребывающий в состоянии говорливо-восторженном, даже не обратил внимания на смену собеседников. Он ухватил под руку своего нового слушателя и на той же скорости продолжал:
— Глобальные проблемы коммуникабельности, так сказать, если их брать в общем и целом, имеют для человечества гигантское значение. Как понять, ощутить, осознать, в конце концов, что человек человеку друг и брат, если не общаться на всех уровнях, не открывать, не будем бояться этого слова, душу, не открывать, скажем, откровенно и прямо, сердца тому, кто тебе близок по духу, по труду, по тем усилиям, которые…
Гражданин, с недоумением посмотрев на лектора, осторожно начал высвобождать свой локоть из его цепких пальцев.
…прилагаются всем человечеством — и я это особенно подчеркиваю — для создания во всем мире, на всей планете Земля, атмосферы мира, делового сотрудничества, а в конечной своей стадии создания социалистического общества землян, то есть содружества людей, связанных, спаянных сродненных меж собою не только общностью тех сил, которые они все вместе, плечом к плечу, приложили для достижения замечательных результатов…
— Да, нынче утро жаркое, — сказал пожилой гражданин с портфелем, все еще не оставляя надежды высвободить свой локоть из органовской руки.
Они давно остановились и стояли посреди тротуара. Органов, не обращая внимания на окружающих, громко разглагольствовал, время от времени помахивая тростью.
Какой-то юноша, уткнувший нос в свежий газетный лист, подошел к ним, спросил: «Вы последний?» и встал в затылок пожилому гражданину с портфелем. Затем полная женщина с мелкокалиберным мальчиком спросила юношу; «Вы на автобус? Да?»— я встала за ним.
Очередь росла, и Органов, считая, что это собираются люди, желающие его послушать, повысил голос.
— …Исходя из этих соображений, мы можем с твердой уверенностью обобщить вышесказанное, так сказать, подвести некоторые, пусть частичные, промежуточные, еще не окончательные, но не будем бояться этого слова, итоги, которые, если и не охватят всей проблемы в общем и целом, но, однако, тем не менее, помогут нам, в какой-то степени, кое-что сформулировать, получить в некотором роде, я бы сказал, квинтэссенцию тех некоторых постулатов, которые послужили отправной точкой для наших рассуждений, которые в свою очередь…
— Кто это? — громко спросил мальчик, испуганно глядя на разошедшегося Органова. — Дядя из театра?
— Ничего не понимаю! — пожала крутыми плечами женщина и обратилась к окружающим: — Мы правильно стоим, здесь автобусная остановка?
— Да это же лектор, товарищ Органов из общества «Знание — сила»! — крикнул кто-то из стоящих в самом конце лжеочереди.
Наверное, внедряется новый метод: если слушатель не идет на лекцию, то лекция идет к слушателю!
— О чем он говорит? Простите, я плохо слышу!
— Сто слов в минуту — ни одного толкового!
— Вот научились некоторые болтать — диву даешься!
— На нашем вроде языке, а — непонятно! Слова все знакомые — а ни черта не разберешь!
— Простите, что он сказал?
— Я сам скажу: остановка — на том углу! — крикнул громко кто-то. — Видите, во-о-он где автобус-то останавливается!
Очередь, кляня Органова предпоследними словами, ринулась к остановке. Воспользовавшись общей суматохой, вырвался из рук лектора и шустро засеменил за всеми пожилой гражданин с портфелем.
Исчезновение аудитории не обескуражило Органова. Он вдохновенно взмахнул тростью, пересек тротуар, взобрался на стоящую возле ворот старого дома скамью и, обращаясь к прохожим, произнес:
— Поздравляю и приветствую, дорогие товарищи!
Он профессионально улыбнулся, сделал плавный взмах рукой и продолжал:
— Очень рад новой встрече с такой уважаемой публикой! Вижу среди вас, дорогие друзья, знакомые лица — видимо, ряд товарищей уже неоднократно посещали мои лекции — польщен, весьма польщен, большое спасибо, я бы даже сказал, благодарю за внимание и постоянство, именно — благодарю! — не боюсь этого слова, ныне не слишком модного, но, тем не менее, вполне точно и определенно отражающего эмоциональный смысл вышесказанного. Сегодня, а именно в данный момент, здесь, сейчас, мы начинаем большой и, надеюсь, взаимополезный разговор о…
Прохожие останавливались (кто с улыбкой, кто очень серьезно, а кто и с откровенным любопытством), старались вникнуть в смысл органовских речений. Однако, чем больше он говорил, тем заметнее менялось к нему отношение случайных слушателей. Одни, махнув рукой, продолжали свой путь, другие начинали иронически комментировать словесный поток Органова, третьи — проникались к лектору явным состраданием.
— Может, заболел мужик-то?
— Знаем мы его хобби — толочь воду в ступе!
— Да ладно вам! Ясно же — занедужил человек!
— Есть такая хворь: язык без костей — слова без смысла!
— Болтливый немой!
— Ничего смешного тут нет, товарищи: сбрендил лектор!
— Конечно, сколько лет можно языком молоть!
— Скорую помощь нужно вызывать, а не шутки шутить!
— Только не спугните его, граждане хорошие! Пусть говорит, сколько хочет! А то, ежели оборвать, припадок может начаться. Я вот в прошлом году в Малом Ярославце наблюдал аналогичный случай…
— Милок, ты говори, говори, не обращая на нас внимания. Сейчас за тобой, родимый, приедут… все будет хорошо…
…Органов не успел закруглить свою очередную, длинную, словно караван барж на реке, фразу, как подкатила желто-синяя (в просторечье именуемая почему-то «канарейкой») милицейская автомашина.
В руках блюстителей порядка лектор сразу обмяк, затих. Взгляд его потускнел, трость выпала из пальцев, на лице проклюнулся обильный пот.
— Я, дорогие товарищи, не будем, так сказать, бояться этого термина, — вяло пролепетал он, уже погружаясь в машину, — более или менее, между прочим, в общем и целом, со всей прямотой…
* * *После того, как Органов окончательно пришел в себя и, выслушав рассказ о своем поведении, ужаснулся («Ничего не помню! Ничего, так сказать! В полном значении данного понятия, товарищ майор, — не будем бояться этого слова!»), он подробно рассказал майору Муратову все, что предшествовало этим странным событиям.
— В соседней комнате, у сержанта Маликова, подпишите протокол, — сказал майор, — и шагайте домой, отдыхайте.
Когда за Органовым захлопнулась дверь, майор снял телефонную трубку, набрал номер.
— Гостиница? Скажите, профессор Давыдов у себя? Да, да, который из столицы. Спасибо.
Майор положил трубку на аппарат и закурил.
— Дыма много, — сказал, входя в кабинет, Назаров, — а видны ли сквозь него прогрессивные мысли?!
— Немного просвечивают, — ответил майор. — Придется мне съездить в гостиницу, повидать одного человека…
— Разрешите, товарищ майор? — в кабинете появился сержант Маликов.
— Еще один? — устало спросил майор.
— Так точно.
— Кто же на этот раз?
— Товарищ Баев!
— Директор фабрики?!
— Не лично он, товарищ майор, а его секретарь Анна Степановна пришла. Такое рассказывает… сплошное удивление!
— Ну, ты пока оформи протокол Органова, а секретаря давай ко мне.
И посмотрев на страдальческое лицо Назарова, сказал:
— Да не завидуй ты нам! У тебя одного пожара не хватает для полного счастья — это чепуха, а вот у нас такой избыток ЧП, что целый месяц отчитываться придется… Не уходи, а послушай, что секретарь Баева расскажет.
Анна Степановна, секретарь директора Баева, принадлежала к той категории секретарей, которые за своих шефов голову готовы отдать на отсечение. За спиной Анны Степановны директор чувствовал себя спокойнее, чем за железобетонной стеной. Многие годы работая с товарищем Баевым, Анна Степановна изучила его характер до такой степени, что даже жена директора советовалась с ней по различным тактико-семейным вопросам.
Несмотря на явную взволнованность, Анна Степановна старалась говорить не торопясь, аккуратно подбирая слова. Ей очень хотелось, чтобы в рассказе о чрезвычайном, необычном происшествии, случившемся на ее глазах с товарищем Баевым, все было предельно правдиво.
ПРОИСШЕСТВИЕ ПЯТОЕ. ЧТО ПРОИЗОШЛО С ТОВАРИЩЕМ БАЕВЫМ, ДИРЕКТОРОМ НЕ ИЗ ХУДШИХТоварищ Баев считался толковым, крепко знающим производство руководителем. К его несколько грубоватой манере общения с подчиненными обычно относились снисходительно, как к невинной слабости руководящего деятеля, а к излишней категоричности в суждениях — как к незначительным издержкам хозрасчетного стиля руководства.
