Виктор Голявкин - Любовь и зеркало (рассказы)
— А ты его не оскорбляй, — и хозяин с какаду смеются.
— Ну, компашка собралась! — я возмущаюсь. — Нашли друг друга, нечего сказать!
— Тебе не нравится? — спрашивает хозяин.
— Кому это может нравиться, получать под дых?!
— Да я не об этом, — говорит хозяин, — в общем-то, тебе как? Нравится?
— А что тут может нравиться? Не пойму…
— В общих-то чертах?
— В общих-то? Да не могу понять, нравится или не нравится, потому что непонятно.
— Да бывает, бывает, — твердит кот.
— И потом, — говорю, — если уж все это бывает, как утверждает ваш котяра, то еще мне непонятно: нужно все это или не нужно? С одной стороны, любопытно, интересно. Но с другой — хлопотно. Живность странная. И лабиринт…
— Цифра шестнадцать приводит в восторг моих сослуживцев, — сказал хозяин.
— Какая цифра? — не понял я.
— Шестнадцать комнат.
— Да какие же это комнаты, где повернуться невозможно. Камеры самые настоящие, если уж на то пошло.
— А цифра?
— Да хрен с ней, с цифрой. Пустое число. Абстрактное понятие.
— А я искусствовед-абстракционист, — говорит хозяин.
— Мы абстракционисты!!! — неожиданно заорали все попугаи и кот.
— Но вы ведь кандидат наук.
— Бывает, бывает… — сказал кот.
— А где вы гостей принимаете? — поинтересовался я.
— В ресторане. Я современный человек.
Мы прошли в шестнадцатую комнату.
Хозяин быстро вышел, и вся разношерстная компания помчалась за ним вприпрыжку. А я остался.
— Ау! — заорал хозяин откуда-то издалека.
— Ау! — ответил я как идиот.
— Слышно?
Я не ответил. Ну его к чертям. Пусть сам забавляется со своими попугаем и котом. Не хочу я участвовать в его нелепых играх.
— Ау! Иди сюда! — заорал он откуда-то, уж совсем издалека.
— Иду! — ответил я.
Я пошел ему навстречу, надоело там торчать, но тут же пришел на то же самое место.
— Выбирайся! Выбирайся! — заорал он радостно. — Это все специально придумано!
— Не могу! — крикнул я.
— Вот видишь? — вопил он. — Ну, каково?
— Выведите меня отсюда сейчас же!
Он хохотал со своими пернатыми, со своим котом.
— В какую сторону мне идти? — орал я.
— В какую хочешь! У нас в этом смысле полная свобода!
— Вы меня сюда привели, вы меня отсюда и выводите!
— Ты сам ко мне пришел, — хохотал он вместе со своей живностью.
Послышался звонок. И тоже вдалеке. И женский голос:
— Прекратите безобразие, что я говорю!
Жена. Узнал голос. Она-то наведет сейчас порядок.
И выведет меня отсюда.
— Выпустите меня отсюда, Мария Николаевна!
— Иду, иду! — ответила она, и вся честная компания, видимо, двинулась, похохатывая, за ней.
— Ну вот и мы! — сказал паршивец какаду. И тут я ему врезал. На этот раз он увернуться не успел.
— Ууу!!! — завопил он. — Ооо!!! Мне больно… саданул как… Ааа!!!
— А ты не лезь к гостям, — сказал хозяин.
— Вот именно, — сказал я, свыкшись, что он все понимает как человек. — А вам, Константин Пантелеймонович, не к лицу…
— Да я же пошутил, ну? Эх, и пошутить нельзя!
Какаду хныкал. Кот твердил, что все бывает.
— За такие шутки, Константин Пантелеймонович… приплюсовав сюда вашего какаду…
— Правильно, правильно, Петр Петрович, так его! — поддержала хозяйка. — Он совсем распустился, на докторскую подал. Что ж вы нас давно не посещали, что-нибудь у вас случилось?
— Ничего не случилось, — сказал я, — ровным счетом ничего не произошло, работаю на старом месте, десятый ребенок у меня родился, вот только свинкой приболел.
— Ребенок приболел?
— Нет, я.
— Бывает, все бывает, — сказал кот.
— А как вам у нас нравится? — спросила хозяйка. — А на мужа я прошу вас не сердиться. Весь этот лабиринт устроен специально для воров. Над этим долго думали. Вот вор вошел. Представим. Но… обратно ему уже отсюда ни за что не выбраться. Хитроумная комбинация расположения комнат. Вы меня поняли?
— Ну я-то тут при чем?
Она уже не могла остановиться:
— Вор не только находится в постоянном страхе, что не может оттуда выйти, но он действительно не может выйти. Остроумно? Какаду летают над ним, и ему кажется, что это летучие мыши. Кокоша, если он начинает искать выход, бац его клювом, а? А Митрофан…
— Кошмар, — сказал я, — это действительно кошмар.
— Для вора, — посчитала нужным добавить она.
— Но этот кретин, — сказал я, — тем не менее…
— Какой кретин? — не дав мне договорить, она прямо-таки уничтожающим взглядом посмотрела на своего мужа.
— Мерзавец какаду, — сказал я.
Нет, она уже никак не могла остановиться.
— …А вы не находите, что у нас в комнатах все-таки немного тесновато? И не много ли дверей, а? Двадцать две. Не многовато? Двадцать две на такую квартиру, сами понимаете…
Откуда я мог знать, сколько полагается дверей на такую квартиру?
Я сказал:
— У вас очень просторно, как нигде, а дверей столько, сколько нужно в данном случае.
— По-честному, давайте по-честному. Сколько бы вы поставили дверей?
— Точно столько же, сколько у вас.
— Ну вот, видишь! — На этот раз она совершенно презрительно посмотрела на своего мужа.
— Я все-таки считаю, — сказал муж, — что одной двери могло бы и не быть.
— Я этого не заметил, — сказал я с видом абсолютного знатока дверей.
— Помолчал бы ты уж, Константин, — сказала хозяйка, — а вы знаете, мы хотим еще кухню перегородить.
— А кухню зачем?
— Вторую плиту поставить.
— А… зачем?
— Они сами по себе — мы сами по себе.
— Кто — они?
— Какаду и Митрофан.
— А зачем им быть самим по себе?
— Видите ли, Петр Петрович, как вам это пояснить, у них свои наклонности — у нас свои, с ростом у их проявляются индивидуальности, а мы, сами понижаете, в возрасте другом. У них развились вкусы, Митрофан сам готовит, никому не позволяет, и создается толчея у плиты…
— Толчея у плиты, — повторил я, чтобы что-нибудь сказать.
— Вот вы меня сразу поняли, а для хозяйки, согласитесь сами…
Я закивал головой в знак согласия.
— Нет, вы действительно согласны? А он… — и теперь она уже каким-то третьим взглядом посмотрела а своего мужа.
— Ну, если Митрофану это необходимо, — я почувствовал, что говорю серьезно и ввязался в разговор потрясающе дурацкий.
— Ну, если вы мне не верите, пусть он вам сам скажет.
— Я люблю одно, а она любит другое, — сказал Митрофан.
— Ну вот, видите! Иногда он мне помогает, но сейчас характер у него резко изменился… в сторону эгоизма.
Кот сказал:
— Врет она.
— Ну вот видите, как он со мной стал разговаривать! Раньше этого не было.
— Да не слушайте вы ее, — сказал кот, — вечно врет.
— Ну вот видите, видите, ремизить так свою хозяйку… Ах, Митрофаша, Митрофаша… Вы не поверите, мы его назвали в честь этого самого Митрофана, кота из литературы… Ну как фамилия этого писателя?.
— Какого вы имеете в виду?
— Ну, этот… с бородой.
— Хемингуэй, что ли?
— Другой…
— Молодой или старый?
— Вроде совсем средний.
— Плохой писатель, что ли?
— Да мы не знаем… — призналась хозяйка, — нам просто сказали, вот и все. Тот, который про недоросль написал. Ну, бог с ним.
— А кто вас надоумил комнаты так перегородить? — спросил я.
— Один знакомый архитектор с очень оригинальным мышлением, между прочим, он советует увеличить сумму вдвое.
— Да не сумму, а цифры, — поправил муж.
— Какую цифру? — спросил я обалдело. — Теперь уже я почувствовал, что меня начинает уносить от берега в пустынный океан. Я плыть уже не мог. Стал уставать. Тонуть. Голова моя стала уставать самым серьезнейшим образом. Уходить в середине разговора было неудобно, и я решил: что будет — то и будет.
— Утвердить тридцать две, — услышал я.
— Как то есть утвердить?
— Ну, это он так выражается, оригинальный во всем человек.
— Кто — он?
— Да архитектор, боже мой, как вы не поймете.
— Ну?
— До него доходит как до жирафа, — сказал какаду.
«Сволочь», — подумал я.
— Перестань, — сказала хозяйка, — так вот… он нам посоветовал разделить каждую комнату еще на половину, чтобы было тридцать две комнаты, теперь-то вы, надеюсь, понимаете?
Я ужаснулся.
— Это он вам серьезно советовал?!
— Бывает, бывает, — сказал кот.
— А вы не советуете? — встревожилась хозяйка.
— Я, знаете ли… просто… удивлен… архитектор нам такое посоветовал… а может быть, он не архитектор вовсе?
— Как это не архитектор?! — возмутилась хозяйка. — Он и коту имя дал!
— Коту-то ладно…
— Так вы говорите, говорите, не стесняйтесь, мы любим прямоту, а вы любите прямо говорить, нам вовсе не безразлично мнение общественности.
