Андрей Рискин - Все пропьем, но флот не опозорим, или Не носил бы я погоны, если б не было смешно
И Шура едет на классы.
И возвращается по закону подлости на ту же лодку. Правда, уже старпомом. Кэп скрежещет зубами, но поздно пить боржоми, когда желудка нет.
Проходят годы.
Шуре пора бы и капдва получить. Да не тянет. Только через командирский труп.
Тут кэп в отпуск намылился. И, к счастью, трем литюхам[58] пришла пора старлеями стать.
Вызывает кэп Шуру:
– Печень, значит, так: три представления я отправил. Но вот тебе на всякий случай три чистых бланка с секретной печатью. Если представления вернут – ты этих кадровиков-бюрократов знаешь, – заполнишь и отправишь. И подпись тут моя стоит.
Только кэп на берег, хватает Шура те самые бланки и один на себя заполняет. На 2 ранга. Благо комбриг в отпуске, а нач-штаба, за него который, ситуацию еще не просек. Он новичок в бригаде.
В общем, возвращается кэп из отпуска, а его встречает капитан 2 ранга Печень Александр Иванович.
Так и так, честь имею.
Кэп:
– Не понял, Печень?!
– Дык, товарищ командир, срок-то у меня вышел…
Вот так и делается карьера по-флотски.
Праздник
Лейтенант Носуля в отдельных, но довольно частых случаях позволял себе применять лексику, явно не предназначенную для женских ушей. По мнению Валерия Алексеевича, использование колоритных выражений придавало ему вес в глазах подчиненных. Что ж, молодости свойственно ошибаться.
В один из ярко-солнечных весенних дней, когда в воздухе истомно пахнет почками и хочется бежать из железных тисков корабля куда-нибудь поближе к дикой природе, крейсер праздновал день рождения. Военный корабль, как известно, рождается дважды. Первый раз – когда сходит со стапелей судостроительного завода. Второй – когда на гафеле[59] корабля впервые поднимается военно-морской флаг и тем самым утверждается принадлежность корабля к военно-морским силам страны. Очередную годовщину поднятия на крейсере флага и отмечал экипаж.
Торжественное построение, поздравления, радостные мотивы духового оркестра, праздничный обед…
Оживление внесла группа мюзик-холла, прибывшая поздравить моряков и давшая задорный концерт на юте, – в основном молодые длинноногие девчата. Экипаж отнесся доброжелательно, долго аплодировал и требовал исполнения на бис.
Но в целом все было обычно.
Необычность же празднику придал лейтенант Носуля, сам того не желая.
После концерта согласно законам флотского гостеприимства артисты, а точнее, артистки были приглашены в кают-компанию отведать знаменитого флотского борща, не менее знаменитого компота и, конечно же, весьма популярного на флоте и за его пределами коктейля, состоящего из флотского спирта, слегка разбавленного водой.
Увы, лейтенант Носуля чувствовал себя лишним на этом маленьком семейном торжестве. И были тому веские причины. Во-первых, Валерий являлся заведующим кают-компанией, а эта очень ответственная должность, достающаяся, как правило, самым молодым офицерам, не позволяла ему расслабиться. Во-вторых, командир корабля, проявляя праздничный демократизм, позволил себе откушать за общим столом и сел рядом с Носулей, а присутствие грозного каперанга донельзя смущало молодого офицера. И в-третьих, через несколько часов Валере предстояло заступить на самую нудную на корабле вахту – командиром вахтенного поста на юте, а значит, нельзя было попробовать и капли расслабляющего напитка.
И вот командир, привлекая всеобщее внимание, постучал ножом по хрустальному тонкостенному бокалу. Мелодичный звон пресек разговоры.
Воцарилась уважительная тишина.
В этот торжественный момент в динамике громкоговорящей связи, расположенном в центре кают-компании, что-то щелкнуло, и присутствующие услышали слова, которые в приличном обществе не произносят.
Командир, сохраняя самообладание, мгновенно оценил ситуацию: очевидно, два моряка-разгильдяя, по которым давно плачет гауптвахта, балуясь в рубке дежурного, случайно включили боевую трансляцию и мирно матерят друг друга. Боевую трансляцию отключить из кают-компании невозможно.
И командир легонько ткнул сидящего рядом Носулю локтем в бок: «Давай, лейтенант!»
Осознавая всю тяжесть и ответственность поручения, лейтенант Носуля выскочил из-за стола и вылетел на шкафут[60].
Крейсер – корабль не маленький. Из носа в корму – не один десяток шагов отмахать надо. Но Валерий летел, как Борзов на олимпийской стометровке. Он рассчитал все: каждый шаг, каждый поворот, стремясь сэкономить драгоценные секунды. А то черт знает, что они там наговорят, эти обалдуи…
Не рассчитал Валерий Носуля только одного – пока он бежал, эти самые кандидаты на губу сообразили, что к чему, и возвратили тумблер включения боевой трансляции в исходное положение!
Тяжело дыша, Валера ворвался в рубку дежурного, растолкал испуганных моряков и, не глядя (время-то дорого!), щелкнул тумблером:
– Вы что, моряки, охренели?! Да там полная кают-компания блядей сидит, а вы!
Через пару минут с приятным чувством исполненного долга лейтенант Носуля вернулся в кают-компанию и негромко доложил командиру:
– Все исполнил в лучшем виде, товарищ капитан 1 ранга…
Командир отложил в сторону вилку:
– Мы слышали…
Дружба!
На востоке нашей необъятной державы морские рубежи Родины охраняет Тихоокеанский флот. Короче – ТОФ. В общем, тот еще флот. И служат там те еще мореманы.
Капитан 3 ранга Коля Булгаков командовал морским тральщиком 254-го проекта. Бороздили тогда морские просторы такие корабли.
Командиром Коля был лихим, даже чересчур. За что получил прозвище Адмирал Дрейк. Был в давние времена такой пират, ставший впоследствии то ли пэром, то ли сэром Англии. И, как это порой случается при выполнении служебных обязанностей вдали от начальства и семьи, Коля был не без маленького греха, известного как страсть к зеленому змию.
И вот тралец выгнали в моря. На охрану упомянутых рубежей. Было это в дни, когда в некоей стране, где, как утверждают ее аборигены, восходит солнце, справляли в очередной раз «дни северных территорий». Страну я не называю, чтобы не вызвать непредвиденных дипломатических осложнений. Умный догадается, а дураку и знать незачем.
Так вот эти самые гнусные самураи, считая часть исконно русских камней своими, выходили в это время на утлых своих суденышках, именуемых джонками, в море. И картинка получалась такая.
Наш героический морской тральщик курсирует в морском пространстве, а вокруг него десятки, сотни джонок, порхающих там и сям, словно бабочки над полем. Столпотворение почти вавилонское. Того и гляди, кого-то утопишь, если дашь чуть больший ход. И в дрейф лечь невозможно, потому что косоглазые друзья так и норовят взобраться на борт тральца.
Коля-Дрейк, видя такое дело, все-таки ход дал. И оборотиков добавил. А так как 254-й ход набирает быстро и незаметно, маневр получился весьма удачным. Пара джонок увернуться от форштевня успела, а одна была распорота пополам, как скорлупка яичная. Рыбачки, минуту назад мечтавшие вернуть «стране восходящего солнца» Кунашир и Шикотан, начали мечтать о том, как бы не утонуть. Потому что, как ни хватайся за плакатики с яркими иероглифами, плавучести они не прибавляют.
Коля-Дрейк, отдадим ему должное, несмотря на подпитие, не растерялся. Сыграл «Человек за бортом!» и вытащил на палубу полуутопленников. Собратья по оружию им, кстати, помочь не спешили.
Когда борцов за рiдну землю вытащили на борт Колиного «корвета», Дрейк задумался. Потому что получилось ЧП с оттенком международного скандала. А скандалы Коля не любил.
Пришлось дать радио на базу. Там от сюрприза, естественно, несколько обалдели, а так как главное на флоте – вовремя доложить и прояснить ситуацию, выслали в район инцидента катерок с высоким штабным начальством.
Пока катерок шел в точку встречи, Дрейк решил выяснить отношения с хозяином джонки. Который по-русски говорить не умел. К тому же начал подозрительно почихивать и покашливать. Коле пришлось самурая подлечить, для чего из сейфа был извлечен командирский запас.
Через пару часов катер с комиссией пришвартовался к тральщику.
Не слушая сбивчивый доклад вахтенного офицера, председатель комиссии – худощавый энергичный капраз – стремительно зашагал в каюту командира.
Остальные проверяющие не отставали от шефа.
Капраз на мгновение замер у двери каюты и резко толкнул дверь. Последняя открылась, и взору комиссии предстала незабываемая мизансцена.
Дрейк, обняв иноземца за худенькие плечи, зычно распевал: «В этот день решили самураи…» Капитан джонки старательно ему подпевал. На столе высилась здоровенная бутыль спирта. Командирский сейф был раскрыт на полную катушку. Из его чрева торчала рукоятка «макарова» и виднелись корешки каких-то документов.
