Владимир Марченко - Три горсти земли
Садовая революция сделала юксоляпцев хмурыми и обарабанен-ными. Кто выходил на улицу без барабана, штрафовали и колотили спиной о кактусы. Дайга не барабанил. У него палочки падали из рук. Он хотел купить справку о том, что у него заразная болезнь пальцев, но тенек не хватало даже на то, чтобы заплатить за учебу в жголе и за охладители квартиры. Цены подняли, а прежние талоны на холод отменили. Как многодетной семье, Дайге давали бесплатные талончики на понижение температуры в комнатах. Талоны посчитали недействительными. Торговля мечтами пришла в упадок. Мечты плесневели и таяли без применения.
Узкоплечие говорили на каждом углу и писали в сводках укладов выживаний, что святая обязанность каждого- барабанить на всех и каждого, не взирая на квадратные и треугольные лица. Активных барабанщиков воспитывали в детских барабашках, а потом в жголах. Отличившихся обласкивали, награждали, выдавали по утрам в Доме Законов -домзаке- миску галиматьи, заправленной отменной чушью. Не так давно вышел закон, запрещавший летать во сне. Дайга летал. Не мог избавиться от детской привычки. За пофигенство его штрафовали. А вчера он получил последнее предупреждение. Всемогущий пригрозил ратьмой и работами на пользу процветания.
– Почему?- удивился маленький Дайга.
– По барабану. Если каждый начнет без регистрации, без лицензии мечтать или летать во сне, что получит в закрома знака? Оплати курсы, получи корочки и летай- хоть во сне, хоть наяву. …Нет работы. Ищи. Никто твоих детей не будет кормить, сам думай своей квадратной головой. Твои дети. Твоя и забота.
– Когда они вырастают, они и налоги платят, и призываются на бесплатную работу на краю территории. Пока дети маленькие, они мои, а как вырастут, так обязаны территорию окапывать траншеями. Раньше мне мама могла позвонить в звонок бесплатно, когда я два года копал траншеи, а нынче все звонки платные и даже конверты для записок нужно покупать.
– Это мелочи. Надо забыть старое. Почему ты не торгуешь животным страхом? Я вчера был в твоем магазине. Ни одной ночной страшилки. Они красиво оформлены, а ты не берёшь на базе. Чтобы всё было в витринах. А старьё выбрось в болото. Мы можем послать тебе помощников…
– Так от страшилок у детей пропадает аппетит. Они кричат во сне и не могут летать. А некоторые дети смотрят страшки по юксовизорам. Они заболевают и мокреют каждую ночь.
– Пусть сыреют себе на здоровье. Это плохие дети. Такие от каждого шороха вздрагивают. А ты имей понятие в памяти, что если опять полетишь, тебя заметим, то не отвертишься.
Дайга не успевал привести себя в порядок, как в дверь застучали, забарабанили. Привезли его в Центральный Дом всеобщего счастья. Трое кричали почти хором, что летать во сне давно всем запрещено без надлежащих документов.
– Это непростительно вредно для нашего юксоляпского народа.
– Ты не умеешь барабанить!
– На тебя барабанят соседи каждый день!
И отправили Дайгу в тырбуку. Там не давали понюхать даже дыма горящей свечи. А он мечтал увидеть розового слона на опушке сиреневого леса. В своих снах летал так высоко и далеко, что барабанщики не могли угнаться за ним, ведь сны были у них беспокойные и короткие. Он научился даже жить в своих мечтах.
НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
Закрывая дверь в сарае, услышал чей-то шепот. Кто-то разговаривал. Испугался в первые секунды, а потом прислушался. Один голос показался слегка простуженным и усталым, а второй- был энергичен и немного задиристым.
– Что ты видела за свою жизнь? Ковырялась в земле летом и осенью и даже зимой не стояла без дела.
– Работала. Надсаду получила. Болеть стала.
– Не бережет тебя хозяин и не ценит. Весной, извините сказать, в грязь окунает, а то и в навоз.
– Такое моё предназначение. Я понимаю его. Что он без меня может сделать? Ничего. Ручеёк ли пропрудить, грядку взрыхлить. Уж тебя не будет звать в помощники. Я- с детства привыкла трудиться. Как родилась, так и стала работать. …Что пенсия, дорогая подруга, пока скриплю, буду пахать.
– Мне жалко тебя. Живёшь ты среди приземленных экземпляров, а мне довелось пообщаться с представителями культуры. Не тебе чета. Вся жизнь моя сознательная прошла в праздниках. В торжественных мероприятиях, так сказать. Повидала я столько красоты, прослушала столько зажигательных речей, столько клятв. А музыка! До сих пор звучат в душе моей оркестры…
– Чем ты занималась? Кем ты трудилась?
– Трудилась? Фу, какая пошлость. Меня всю жизнь носили на руках.
– И меня всегда обнимают теплые руки…
– Но мной не долбят мерзлую землю, Меня никогда не толкали в грязь. Я не роняла своего достоинства. Ты не можешь представить, это здорово находиться в красочной колонне. Ты не слышала трепета разноцветных флагов и знамён. А вокруг портреты вождей, цветы, смех, улыбки, звучат торжественные марши, а тебя несут, несут… Голова кружится от восторга и значимости. Как это было здорово! …Какая работа? Надо жить счастливо и весело, а ты всё о работе.
– Ты просто бездельница.
– Не скажи. Однажды на выборы нас прибили на самую высокую крышу. Мы там развивались на ветру и на морозе. Но все смотрели на нас, задрав головы. Нас было двое. Да. Чудесное полотнище. Как я его любила. Оно такое яркое, лёгкое. Как оно расправляло свои складки на весеннем ветру, как восторженно трепетало. Это не то, что идти в колонне. Мы были на высоте. …Что потом? Нас сбросили вниз. Поставили в угол. Мы пылились. Всё реже и реже нас выносили на праздники. Люди уже не радовались, как раньше. Портреты вождей уже не носили. Появились новые трёхцветные полотнища. Шикарные. Блестящие. Меня не забывали. А подружек становилось всё меньше и меньше. Полотнища почему-то стали заменять. Поистрепались они от разных катаклизмов. …Непонятно? От непогоды. Как тебе объяснить. Погода стала меняться, и флаги меняли. Мы оставались на своих местах, а вот полотнища наши страдали. Одни сдирали, другие- приколачивали. Пришел и черёд моего друга. Осталась я одна. Пылилась в подвале. Пока меня не приметил хозяин. Он вытащил гвозди, оставшиеся от крепления полотнища, цвета которого олицетворяли республику Белоруссию. …Что тут непонятного. Флагом я была Белорусской республики. Темнота. Нас было много флагов разных сестёр- республик. Но понемногу они меняли свои прежние краски и линии, гербы и символы. Что дальше? Дальше завхоз загнал меня в железную трубку, которая походит на расческу. Полюбуйся. Теперь мы вместе сгребаем разный мусор.
– Праздники кончились для тебя. Надо работать, милая. Что ты плачешь? Пора забыть прошлое. Ты приносишь большую пользу. Разравниваешь грядки, уничтожаешь сорняки. Демонстрации- это хорошо. А то, что ты делаешь,- великолепно. Без тебя хозяину было бы очень трудно. Только ты умеешь так разбивать комки и готовить землю под посадку цветов, овощей и других нужных культур.
– Но всё лето я бездельничаю. Мне это горько сознавать…
– Ты просто отдыхаешь. Осенью мы опять будем копать, и рыхлить землю для будущих всходов. У тебя новое назначение. Не грусти. Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями.- Лопата весело рассмеялась. Грабли облегченно вздохнули.
ВАЛЕНКИ
Скучно стало Сереже. Мама ушла с Аришей в магазин. Решил он сходить к бабушке в музей. Сначала полистал книгу с картинками, а потом принялся бегать по залам. Несколько раз его просили не шуметь, а он немного передохнет, вновь начинает пугать музейную тишину.
– Где она? Тишина эта? Какая она? – сыплет вопросами Серёжа, а сам во все уголки заглядывает.
– Мудрая она. Никто её не видит, а она всё примечает. Ничего не трогай, веди себя тихо.- Говорит бабушка, а сама на часы смотрит. В одном зале увидел мальчик валенки. Снял сандалии и сунул ногу в валенок. Пришелся впору. Он и второй надел. Так ему весело стало, что от скуки и следов не осталось.
– Поставь на место. Зачем это обул? Сейчас домой пойдём.
Хочет мальчик валенки снять, но не может. Приклеились. Бабушка пытается помогать мальчику, но ничего не получается. Тянут валенок с ноги, подоспевшие две тёти, но безуспешно «Что делать? – спрашивает бабушка, – не идти же ему в музейных пимах домой?»
– Нельзя уходить из музея в экспонатах,- сказал пришедший сторож.- Мальчика поставьте в зале. Пусть стоит экспонатом. Пока валенки не снимете с его ног.
– Мальчику нужно домой,- сказала бабушка.- Его мама будет волноваться, если Серёжу здесь оставить.
– Вот, что получается, если не слушать взрослых и шуметь в музее, нарушая порядок,- сказал старый музейный фотограф.- Сейчас ножиком попробую разрезать валенок, чтобы мальчишка мог ногу освободить. Подержите его, чтобы не вертелся. Не режет нож валенок. Какой крепкий войлок попался.
Фотограф поглядел на мальчика, почесал лысину, ушел звонить в клуб знатоков, что в телевизоре показывают. Серёжа не очень печалился. Валенки ему понравились. Возня взрослых его смешила. Даже когда пришла мама и увидела музейные валенки, когда они пошли домой,- он был в чудесном настроении. А взрослые не очень радовались. Даже наоборот.
