Владислав Ванчура - Причуды лета
— Содержания песен я не знаю,— ответил стражник,— потому что парень был стреляный воробей, и мы его так и не поймали.
— Случай с маэстро не так сложен,— сказал майор.— Куры его, видимо, сгинули втихомолку.
— Так это вы,— обратился стражник к Антонину,— вы замешаны в краже?
И с этими словами он ушел, покачивая головой.
Ясное небо
Жители города спешили на представление со всех сторон, и когда три друга пришли на площадь, там было уже полно народу. Барабан и флейта звучали лучше, чем накануне, воздух был прозрачный, на небе сияли звезды.
— Ночи прекрасны,— заметил Антонин,— а дни отвратительны. Отчего бы это, аббат?
— Думаю, что вы — великий грешник,— ответил священнослужитель,— и скверная погода днем — небесная кара.
— Черта с два,— возразил Антонин.— Было время, мы грешили почем зря, а солнце все сияло! По-моему, дело не в этом.
Добрые нравы
Несколько подростков балагурили с девчатами. У этих парнишек была дурь в голове, и на девчонок они смотрели как ястребы. Антонин насчитал их с десяток. Барышни поглядывали на них из-под опущенных ресниц и, казалось, были наверху блаженства. От волнения у них мурашки бегали по спине, и всякий раз, отвечая своим дружкам, они прикрывали губы рукой. Антонину, аббату и майору, сидевшим опять на краю фонтана, слегка возвышающегося над площадью, было хорошо видно эту игру, так как все делалось просто, без утайки.
— Влечение полов друг к другу древнее скал и моря,— сказал Антонин.— Не из-за этого был потоп, аббат, какое там! Поглядите на эту дружбу — давнюю и только что заключенную,— продолжал он, показывая майоровой палкой то на одну парочку, то на другую.— Не кажется ли вам, что она желательна и угодна богу? Не испытываете ли вы потребности быть сопричастным этой творческой силе, прикоснуться к ней, слиться с ней, не считаясь с уставом картезианского ордена? {9}
Аббат покачивал головой, как будто соглашаясь.
Девушка с оловянной тарелкой
Между тем наступила пора фокусниковой помощнице Анне вспомнить о своей посудине. Она с несравненной грацией вышла из фургона и, постукивая розовым пальцем о край тарелки, как это делал накануне Антонин Дура, позвякивая монетами, пошла от группы к группе, от мужчины к мужчине, от девушки к даме, не пропуская ни стариков, ни детишек.
— Дорогой пан Антонин,— обратилась она к маэстро, подойдя к фонтану,— дорогой пан, я так вам обязана за вашу помощь.
— Пустяки, пустяки,— промолвил Антонин.— Но у вас такая нежная комплекция. Все благополучно? Вы не схватили насморка?
— Ах,— ответила она.— Я выпила чашку чая, а ваша супруга, пани Дурова, ухаживала за мной несколько часов.
— Моя жена ведет пустые, безумные речи,— возразил Антонин и взял девушку за талию.— Пусть остается в Арноштековом ковчеге,— прибавил он.— А вы туда не возвращайтесь.
— Ах,— ответила Анна,— Арноштек — фокусник посредственный, но добрый опекун.
И, не получив монеты ни от кого, кроме майора, скрылась в толпе.
Таинственная музыка
— Обратите внимание на эти фокусы,— промолвил Антонин, подняв три пальца.— Арноштек стоит перед своим балаганом, Анна ходит, собирает деньги, а между тем, как вы слышите, шарманка их играет. Сильно опасаюсь, что фокуснику служит дьявол.
— Я часто опасался за ваш здравый рассудок и вижу, что эти мои опасения были основательны. Как можете вы шутить над тем, что от вас сбежала жена? — заметил Гуго.
Второе представление
Не успела эта беседа окончиться, как Арноштек загремел в барабан и закричал, что представление начинается. Потом осторожно вышел на канат и стал проделывать разные удивительные, невероятные превращения. Изображая по очереди черта, спичку, паяца, обезьяну, крюк, яблочко, гвоздик, педеля, пьяницу, сумасшедшего и, наконец, остановившись уже на конце каната с видом обличителя, стал кричать, что вон сзади стоят люди и пялят глаза, а сами не заплатили.
Немного отдохнув, он ловко встал на кончики указательных пальцев и, опираясь на них всей тяжестью своего тела, прошел по всему канату под громкие рукоплескания и возгласы одобрения.
— Ну и хват! Экий мастак! Такой в огне не сгорит и в воде не утонет! — заговорили приезжие из окрестных селений, прибегая от восторга к простонародным словам и оборотам речи.
Стакан дождей
Когда время подошло к десяти, Арноштек принес столик, зажег четыре лампы и приготовился проделать еще несколько фокусов и трюков. Ни на столе, ни в руках у фокусника ничего не было, но, как только он щелкнул пальцами, посреди стола появился красивый неграненый стакан, полный воды. Но стоило Арноштеку ударить в ладоши, надуть щеки и дунуть, как вода в стакане заволновалась, побежала на землю мощной струей и текла порядочно времени.
Если б фокус продлился, весь поселок был бы затоплен, так как этот водоносный стакан, именуемый иногда «стаканом дождей», способен давать до 129 гектолитров воды в час. Это как раз равняется дебиту городского водопровода, ни больше ни меньше.
— Ладно,— сказали зрители.— Остановите, господин фокусник, заверните кран. У нас, слава богу, и так довольно сырости. Разве мы не мокли вчера и нынче целый день?
Разные способы развлекаться
Окончив представление, Арноштек сделал изящный поклон и скрылся в фургоне. Народ пошел по домам. Одни заходили в трактиры — выпить стакан-другой выдержанного либо будейовицкого пива, другие отправились в городской сад, третьи — в луга; но там было сыро.
Антонин, зевнув, сказал майору, что устал и пойдет спать.
— Идем,— согласился Гуго.— Пора уже, вот-вот пробьет одиннадцать.
— А я,— промолвил аббат,— останусь на площади. Мне хочется посмотреть, как Арноштек постелит себе и как-то ляжет. Хочется посмотреть, что будут делать обе женщины: ведь фургон невелик, и, по-моему, там нет места на троих.
— Вы умеете свистеть с помощью пальцев? — спросил Антонин.— Ну, так если с вами случится что-нибудь плохое, свистните погромче.
Ночной разговор
Аббат стал ходить по тротуару и вдруг, оказавшись опять возле фургона, увидел, что дверца его отворилась и оттуда выходят две фигуры. Одна — маленькая, другая размерами своими напоминала пани Дурову.
«Вижу и узнаю,— подумал аббат,— тощие икры и кривые бедра фокусника. Вижу, что дамочка пустилась во все тяжкие».
Он достал из кармана книжку и, держа ее в руке, подошел к окну Арноштекова жилища. Там дрожал яркий огонек.
— Теперь,— сказал он, когда окошко приоткрылось,— теперь уж поздно жалеть об упущенном. Надо было мне быть предусмотрительней и дать вам эту книгу в первый же день. Там чудесные рассказы и несколько целомудренных любовных историй, которые будут приятны для вашего слуха.
— Погодите минутку,— ответила Анна.— У меня рыба на сковородке. Боюсь, как бы ужин не сгорел.
— Совершенно лишние хлопоты,— возразил аббат.— Рыба несвежая, и нынче не пятница.
— Ладно,— ответила Анна.— Я вас впущу, и вы будете держать сковородку над огнем.
«У зеленой девы»
В трактире с таким прелестным названием несколько пьянчуг хватили через край и, будучи людьми вздорными и буйными, накинулись на хозяина, величая его старой бурдой и чертовой перечницей.
— Что вы, бездельник шатучий, бесите нас? Чего суете нам под нос чашку с деньгами своими игорными? Морда, вонючка, торгаш поганый!
Высказав все это и окончив игру, они собрали карты и айда — вон, на площадь. Побродив туда-сюда и оказавшись в конце концов возле фокусникова фургона, они попробовали его раскатить, сдвинули с места, выбили чеку, отхлестали собачку, стали стучать в окна, барабанили в стены, кричали, что Арноштек — старая обезьяна и что они хотят жениться на Анне.
Битва у зеленого фургона
Один из этих людей, по имени Петрачек, влез по лесенке к самому окну и, открыв его, сунул голову внутрь. Но прежде чем он успел осмотреться, получил так здорово, так крепко по уху, что у него в глазах потемнело. За этим последовал второй удар — кулаком в челюсть, третий — по шее, четвертый — в маленькую роковую мышцу. Тут он с воплем упал под фургон.
Остальные, видя своего сотоварища поверженным, пришли в бешенство. Выломали дверь, ворвались в фургон, стали бить посуду, орать, крушить все вокруг, сквернословить, неистовствовать. Подняли такой гвалт, что проснулся сидевший «У четырнадцати подмастерьев» городской стражник. Этот старый солдат только успел опоясаться и скорей поспешил к месту происшествия — с дымящей трубкой в зубах и семеркой червей в руке.
Меж тем каноник выбрался из свалки и, услышав возглас «караул!», разбил городской фонарь. Ему удалось притаиться впотьмах. Подождав, он улучил минуту и пустился наутек вдоль стены: перебежал площадь, а там, повернув на Приматорскую, без оглядки — домой…
