Antrekot - Сумчатые баллады
— Ядовитые… — задумчиво говорит Гилберт и уходит.
Полчаса спустя заходит старший редактор.
— К тебе Гилберт заходил?
— Да.
— Ты не знаешь…
— Что будет, если скрестить дикобраза и кобру?
— Нет, зачем ему три метра колючей проволоки.
Занавес.
* * *Как—то раз в обеденный перерыв заходят две головы Антрекота в местный супермаркет рядом с колледжем. А там очередная рекламная акция. Стойка — а с нее предлагают на пробу еду в плошках. Судя по запаху, а также по наличию палочек и форме оных, китайскую. Два голодных преподавателя Java устремляются к стойке, вокруг которой — как удачно — ни души, распатронивают упаковки с палочками и быстро подхватывают по плошке. А там на рисе — по большому глазу. Карему. Видимо, вареному. И как прикажете это палочками есть? Оно ж обтекаемое. И скользкое. Были бы палочки японские, можно было бы проткнуть… но они китайские. Тупые.
А китайцы как справляются? Наверное, как—то справляются — китайцы же. Но мы—то не китайцы…
Два программиста зависают. Перезапустив цикл, одновременно приходят к решению — «надо попросить ложку». Поворачиваются к стойке — и только тут видят камеру.
Оказалось — это телерозыгрыш. Но нам сразу сказали, что в передачу мы не попадем. Нам, как выяснилось, при виде глаза, положено было кричать и шарахаться, а не решать инженерные проблемы.
А глаза нам съесть так и не дали. Они пластмассовые, и вообще реквизит.
Несумчатая баллада о круговороте вещей
В доисторические времена мы жили в городе Одессе и к началу мая перебирались на дачу. Дачей называлось недоразумение из известняка: две комнаты, закрытая и открытая веранды — и сад. Ночевало там порой до полусотни гостей. Тесно почему—то не было.
Под верандой обитало семейство ушастых ежей, а на кухне — некоторое (неизвестное) количество полевок, очень любопытных и доброжелательных. Но разговор не о них, а о тетушке Эмилии.
Тетушка Эмилия двигалась по кометной орбите. Она приезжала к нам, начинала наводить у нас порядок, страшно возмущалась, встречая организованное сопротивление всех обитателей дачи от хозяев до полевок, обижалась и убывала, чтобы уже где—то за Плутоном простить нас и начать обратное движение.
Итак, в один прекрасный вечер Эмилия приехала и начала было уборку — но была поймана и увлечена на ночное купание, а потом отправлена спать. Утром отец встал и пошел варить кофе. Сварил. Попробовал. Гадость страшная.
«Молоко скисло». подумал он. Достал из резервного холодильника бутылку, вскипятил. Сварил еще кофе. Гадость страшная.
«Понятно, — подумал он, — опять в Молдавии что—то в речку спустили». Вывод был совершенно естественный — Одесса берет воду из Днестра, так что об авариях на молдавских химзаводах в городе узнают быстро.
Вылил воду из чайника, включил фильтр, нацедил свежей, попробовал. Вскипятил. Сделал кофе.
Гадость страшная.
Удивился. Проверил все ингредиенты. И с некоторым недоумением обнаружил в сахарнице соль.
Оказывается, тетушка Эмилия вечером помыла и солонку, и сахарницу, но поскольку отличать их друг от друга могли только постоянные обитатели (включая полевок), она их, естественно, перепутала.
Узнав о происшедшем, Эмилия обиделась и уехала. А в 11 утра на дачу прибыла моя подруга Ира. Которую, естественно, нужно было покормить. И пока мы резали бутерброды и заваривали ей чай, ей рассказали об утреннем конфузе. Берет она свой чай, пробует. Гадость страшная. Потому что посмеяться все посмеялись, а пересыпать соль и сахар на место никто и не подумал.
Прошла неделя. Тетушка Эмилия добралась до орбиты Плутона, простила нас и вернулась. И начала помогать матери закатывать овощи на зиму. А в 11 утра приехала Ира. Нарезали бутербродов, налили чаю. … Гадость страшная. Мы в сахарницу — а там сахар. А в солонке, соответственно, соль. Вода в порядке. Методом исключения добрались до заварочного чайника. Заварка соленая.
Оказывается мать вскипятила кипятильником литровую банку воды и засыпала туда соли — под огурцы. Пробегавшая мимо Эмилия увидела бесхозный кипяток — и тут же заварила из него чай.
Естественно, услышав наш громовой хохот, она обиделась, естественно уехала, естественно простила, а потом наступила осень и тетушка Эмилия уехала в Австралию.
А через год уехали мы. И ранним утром, еще не отойдя после 24–часового перелета, мой отец повлекся на кухню — варить кофе. Сварил, попробовал. Гадость страшная.
В сахарнице сахар, в солонке соль — а вот в молочнике была сметана. Вечером лопнул пакет и ее больше некуда было перелить…
Как дома, решили мы. И стало так.
А Ира тоже уехала, не в Австралию, в Питер. И как—то раз ей за собственным столом рассказали байку о возвратной тетке, голодной гостье и вечно соленом чае. Она пыталась объяснить, что это она пила этот чай — но ей, конечно, никто не поверил.
Баллада об ущербности атеизма
Сегодня утром выезжаю из дома в 7.30 утра на работу. Дорога на удивление чистая. Ни одной пробки. Ветер, правда, 40 узлов, но не 60 же. Приезжаю вовремя. Паркинг почти пуст, любимое место свободно. Хорошо. Странности начинаются внутри. В атриуме, как в животе у крокодила — темно, и сыро, и уныло. И никого, даже Бармалея.
Обычно в 8 народ весьма бодро кишит — уходит ночная смена, заступает утренняя, итальянцы кофе варят… Нету. Беру программу, включаю систему, а пока все греется, иду заварить чаю. В кухне сталкиваюсь с Жоржем, переводчиком с французского. Он тоже в недоумении.
8.30. Приходит Лилиан — переводчик со шведского и норвежского «А что так пусто?…»
9.00. Оба китайца — «А почему никого?»
9.30. Прибыл Ник, редактор. «Слушайте, мы тут, кажется, одни».
10.00 В коридоре появляется Ахмед, переводчик с фарси:
«Эй, что вы здесь все делаете? Сегодня ж пасхальная пятница, выходной».
Все: «ЧТОООО?»
То—то никого нет…
«Ну Пасха. Праздник христианский. Ну я мусульманин и у меня срочная работа, а вы что здесь делаете?»
«Забыли». — говорит Жорж.
«Как забыли? Вы что, в Бога не верите».
Мы переглядываемся… видимо вокруг сплошь атеисты.
«В Бога, — наставительно сказал Ахмед, — надо верить. Во—первых, он есть, а во—вторых, праздник не пропустишь».
Мы опять переглянулись и разошлись по кабинкам, работать. Раз уж пришли.
А в 15.00 явилась охрана и погнала нас праздновать…
Несумчатая баллада о силе искусства
Как—то нас залили соседи сверху. Дело в том, что в славном городе Одессе вода на верхние этажи обычно не доставала. Вот и в нашем доме было также — холодная вода заходила в гости изредка. В отличие от горячей, почему—то. Поэтому «холодный» кран часто оставляли открытым — а вдруг пойдет? А в тот вечер по телевизору шла первая (вообще первая) серия бессмертного сериала «Богатые тоже плачут». И весь город нельзя было оторвать от экрана. Водозабор сократился, напор возрос — пошла, да что там, хлестнула вода. А ни нас, ни соседей сверху не было дома. В общем, в результате у нас в ванной упал потолок. Совсем. Мексиканские страсти проняли. Ванная получилась двухэтажная. Ну мусор убрали, а ремонтировать все это… не очень известно, когда.
Несчастные заливатели ходили умываться то к нам, то через площадку. А еще у них был кот. Черный, длинношерстный. Довольно большой. И как—то стираю я в ванной (машины нет, она была, но столкновения с соседским унитазом не пережила) и вдруг слышу сверху безумный мяв. Распрямляюсь — к счастью — и прямо передо мной в ванну плюхается кот. Он как—то умудрился открыть дверь. Вода — повсюду. Очки — летят, кот орет… Как мы его выпутывали из белья — отдельная песня. Потом мы его вытирали и пытались сушить феном.
А потом пришли хозяева. Они вернулись домой — кота нет, дверь в ванную открыта… Сдали мы им его.
Ну, в конце концов, потолок починили, все стало хорошо — только кот в ванную до самого нашего отъезда заходить отказывался и на лестнице от меня шарахался. Впечатлительный оказался.
* * *Есть у меня знакомая, скажем, Марта. Очень милая дама, но вот беда, любит красивые места. И полна энергии. Поэтому, когда мы куда—нибудь едем, она всех загоняет вхлам — еще на ту гору, и на ту — а оттуда должен быть прекрасный вид… Все уже с ног валятся, а она свежа и полна энтузиазма. Так что народ как правило залегает на пикник, а с ней отправляют меня, потому что одну Марту отпускать как—то боязно — во первых, увидит еще что интересное, пойдет дальше и забудет вернуться; а во—вторых, возраст не тот. Ну и ползем мы с ней по склону на какую—то потрясающую обзорную площадку (то есть, я ползу, а она порхает) и она со мной разговаривает. Разговор несколько односторонний, потому что я берегу дыхание.
— Я, — говорит Марта, — всегда нравилась пожилым мужчинам.
