Александр Покровский - «...Расстрелять»
— Товарищ командир, тут вот телефонограмма для вас.
Командир слегка не в себе, старательно не дыша:
— А выбрось её… сь… сь…
— А? Что вы сказали, товарищ командир, куда? — дежурный склоняется от усердия.
— Выб-рось её к-к-к… х-хе-рам…
На офицерском собрании:
— …И далее. Лейтенант Кузин привёл себя в состояние полной непотребности и в этом состоянии вошёл сквозь витрину прилавка магазина готового платья и всем стоячим манекенам задрал платья, после чего он вытащил свой…
Комдив, прерывая докладчика:
— Лейтенант…
Лейтенант встал.
— Вы что, не можете себе бабу найти?!
— Что?! Опять?! И уписался?! Где он лежит?! Так… ясно… струя кардинала, почерк австрийский…
— Пол-ный впе-рёд!
— Так… товарищ командир, пирс же…
— Я те что?! Я те что, клозет тя поглоти?! Полный…
Т-та-х!!!
— На-зад… Отдать носовой…
На пирсе строй полупьяных со вчерашнего матросов. Отмечали приказ. Перед ними замполит: два метра и кулаки слава Богу, с голову шахматиста. Зам проводит индивидуальную беседу со всем строем одновременно:
— Я уже задрался идти вам навстречу!!! Облупился… весь! Ноги отстегиваются! Куда ни поцелуй моряка, везде жопа! Ублюдки! Рокло! Салаги! Карасьва! (Волосатый кулак под нос). Вот вам, суки, и вся политработа! Всем понюхать! — Все понюхали. Пожалуй, все… — а теперь на горшок и спать.
Такая армия непобедима…
Белиберда (но флотская)
«…И осталась от человека только дымящаяся дырка… и пепел… пепел… пепел… и ногти из пепла… с траурной каймой».
Пропел, прокричал, проорал, прорычал, проскулил, провыл, залопотал… пискнул, чикнул, чирикнул… прососал… — и всё это на флоте синонимы слова «сказал».
— Смотрю я на своего начальника и думаю: «Какое славное специфически мужицкое лицо».
А он разговаривает со мной, отрывая себе зубами заусеницу…
— Смотреть нужно только взад… исторически, разумеется… только так и можно двигаться вперёд…
— Прошу разрешения чего-то не знать… Прошу разрешения видеть, но не всё… Прошу разрешения различать, но только частности… Прошу разрешения чувствовать, но не до конца… Прошу разрешения страдать, но не тем местом…
Надо же что-то оставить и для начальства…
— А я ему скажу! Я скажу ему такое, что он икнет, в конечном итоге. Я скажу ему: «Я вижу вас только в очень крупную лупу!».
— Это когда предмет наблюдается непосредственно за… лупой….
— Где эта мыльная принадлежность?! А-а… вот вы где! Ну-ка, идите сюда, встаньте тут, я буду на вас смотреть…
— Куквин! Вы способны меня потрясти. Вы потрясете меня когда-нибудь… Куквин. У вас нет случайно консерваторского образования? Но вы же скатываете шланги, как композитор…
— Хочется гладить вашу голову веками. Гладить её, гладить… Когда гладишь вашу голову, возникает чувство сопричастности к чему-то бесконечно круглому…
— Агаты… агаты… агаты… Хочется агатов… Хочется нащупать агаты… Тянешь руку, а попадаются всё не агаты…
О ней
«…Загадочная, очаровательная, нежная, изумительная тысячу раз. Пытка моя. Сейчас 21 час. У вас там по телевизору идёт телепрограмма «Время». Передают дыхание страны. А у тебя в ванне шумит вода. Ты моешься. Атласная. Думаешь ли ты обо мне? Я о тебе думаю. За тысячи километров от берега. Передо мной твоя карточка. Она стоит, опираясь на стол. Твоё изображение. Оно вырывает из меня чувствительный стон. Мучительная. Он выходит, оставляя осадок на хрустале моей души…»
«…они лежали на персицких коврах. К их голым спинам липли окурки…»
— Яйца, яйца, яйца и много одинокого пейзажа. Что это?
— А чёрт его знает…
— Это яйцепровод в Тюмени.
Музыкальная тема
«…музыка лизала ему уши…»
Морская тема
«…море лизало ему ноги…»
Тема золотой середины
«…в середине его никто не лизал…»
Кумжа
Кумжа — это учение, на котором генералы академии Генштаба знакомятся с подводными лодками. В определённой базе для них выстраивают все проекты лодочек. Корабли покрашены, сияют кузбаслаком, внутри, после недельной повальной приборки, — тишина, крыс нет, по отсекам расставлены командиры отсеков в новом белье, перепоясаны со всех сторон ПДУ, в свежих тапочках, все стрижены, остальной личный состав увезён в доф, где им показывают кино.
Генералы гурьбой, переговариваясь, появляются у входной шахты люка. Первый из них начинает спускаться внутрь. Вместо того чтобы повернуться к поручням лицом, он поворачивается задом. Полез. Локти во что-то по дороге втыкаются, и генерал застывает с вывернутыми руками.
— Васька! — веселятся стоящие над ним генералы. — Это тебе не танк, едремьть, тут соображать надо! В центральном посту трап, ведущий вниз, пологий, и по нему сходят, что называется, «лицом вперёд». Потоптавшись перед трапом, генерал Васька поворачивается (он уже научен) и сползает по нему спиной, отмечая генеральской ногой каждую ступеньку.
— Васька! — кричат ему опять генералы, которым после «Васьки» успевают объяснить, как нужно сходить по трапу. — Это ж не танк, едремьть, тут думать надо!
Генералам дают провожатого, но внутри лодки они всё равно умудряются расползтись по отсекам и потеряться.
— Простите… а где у вас тут выход?
— По трапу вниз и дальше прямо.
— Спасибо, — говорит генерал, делает всё, как сказали, и попадает в безлюдный трюм.
— Эй! — доносится оттуда. — Товарищи!
В первом отсеке генералы проходят мимо торпедиста — командира отсека. Последний генерал задерживается и голодно смотрит на ПДУ командира отсека.
— Какая интересная фляжка.
— Это ПДУ — портативное дыхательное устройство, предназначенное для экстренной изоляции органов дыхания от вредного влияния внешней среды при пожарах! — резво старается командир отсека.
— А-а-а… — говорит генерал. — Ты смотри… — И видит сандали: на сандалях аккуратные дырочки: — Дырки сами делаете?
Торпедист сначала не понимает, но потом до него доходит:
— Дырки?… ах, это… нет, так выдают.
В следующей группе проходящих генералов каждый генерал с любопытством смотрит на «фляжку» — у генералов все мысли одинаковые, последний задерживается и спрашивает:
— Это — фляжка?
Резво:
— Это портативное дыхательное устройство! — произнесено так быстро, почти истерично, что генерал половину не усваивает, но кивает он понимающе — «А-а-а…» — взгляд на сандали:
— Дырки сами делаете?
Лихо и молодцевато:
— Так выдают!
До следующей группы торпедист успевает перемигнуться с командиром второго отсека: «Вот козлы, а?!». Подходит третья группа, последний в группе генерал обращается к торпедисту:
— Какая интересная фляжка.
На торпедиста нападает смехунчик, то есть с полным ртом смеха, дрожа веками, пузырясь ртом, он пытается сдержаться, у него выкатываются глаза, из него вываливаются какие-то звуки, всё это, скорее всего, от нервов. Генерал изумлён, он приглядывается к торпедисту. Тот:
— Эт-т-а-ды-ха-те-ль-но-я-ус-тр-ой-ст-во!
— Ты смотри, — генерал с опаской внимательно смотрит, и тут взгляд его случайно попадает на сандали, генерал оживляется:
— Дырки сами делаете?
Ти-та-ни-чес-кие усилия по приведению рожи в порядок (ведь сейчас впердолят так, что шею не повернёшь), в глазах слёзы:
— Т-та-ак в-вы-вы-да-ют!
Генерал сочувственно:
— Вы заикаетесь?
Быстрый кивок, пока не выпало.
В ракетный отсек попадают не все, а только самые любопытные. Командир отсека, капитал третьего ранга Сова (пятнадцать лет в должности), застегнут по гортань (от старости у него шеи нет), объясняет генералу, что у него в заведовании шестнадцать баллистических ракет.
Генерал с уважением:
— О вас, наверное, генеральный секретарь знает? (У генерала на позиции только три ракеты, а тут — шестнадцать).
— Что вы! — говорит Сова. — Меня даже флагманский путает.
Скоро генералы Сове надоели — утомили вконец, — и перед очередным генералом он ни с того ни с сего сгибается пополам.
— Что с вами? — отпрыгивает генерал.
— Радикулит… зараза… товарищ генерал…
— Что вы! — суетится генерал. — Присядьте!
У Совы всё натурально — слёзы, хрипы; он входит в роль, стонет, перекашивается, его уводят, осторожно сажают, оставляют одного. Когда никого не остается рядом, Сова кротко вздыхает, рывком расстегивает ворот и, прислонившись к стене, закатив глаза, говорит с чувством: «Ну, задолбали!» — после чего он мгновенно засыпает.
