Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 10
А наверху вопили близнецы; землекоп и торговец сыпали бранью; клячонка попятилась и угодила в канаву, где совершила несколько опрометчивых шагов прямо по посуде, в чем ей пришлось жестоко раскаяться; а профессор Баулс, его жена, мистер Гидж, капитан Дуглас и миссис Гидж все бежали и бежали слышался дробный топот.
И тут в верхней двери фургона появились признаки жизни: сперва кисть руки, потом вся рука, потом нога, ищущая точку опоры, огромный нос и маленький злобный глаз, — словом, то был Уильям. Разъяренный Уильям.
Профессор Баулс подбежал к фургону. С поразительным проворством, цепляясь за колеса и подножку, вскарабкался наверх и столкнулся лицом к лицу с злополучным возницей. Минута больше подходила для обоюдного сочувствия, чем для гнева, но профессор был раздражителен, вспыльчив и не питал симпатии к низшему сословию, а у Уильяма был необузданный нрав.
— Безмозглый осел!.. — начал профессор Баулс.
Услыхав эти слова, Уильям не сдержался и ударил профессора по лицу, а профессор, едва его стукнули, храбро и решительно набросился на Уильяма.
Минуту шла отчаянная борьба — казалось, у каждого из противников какое-то несметное множестве ног, — и вдруг оба они рухнули в раскрытую дверь фургона; еще мгновение руки и ноги их как-то неправдоподобно вертелись в воздухе, а потом все исчезло…
Оглушительный звон разбитой посуды. Никто б не поверил, что в фургоне еще столько можно было разбить…
Благодатное затишье…
Снова приглушенная возня…
К месту происшествия отовсюду потянулись деревенские жители; в испуге и восторге они глазели на происходящее. Внутри стоявшей торчком желтой колымаги, судя по звукам, возобновилась потасовка — это сулило новые впечатления и прибавляло к тому, что происходило у них на глазах, еще и некоторую таинственность.
А Билби все стоял с огромной тисовой веткой в руках; при виде случившегося в его юной душе родилось сознание человеческого бессилия. Впервые он понял, какая пропасть лежит между замыслом и исполнением. Ведь он хотел только хорошего…
Кто поверит его объяснениям?..
Одна мысль объяснить это профессору Баулсу приводила его в ужас…
Он огляделся вокруг полными отчаяния круглыми глазами. Надо бежать в эту сторону — здесь, очевидно, легче будет спрятаться и встретишь меньше людей; и он без лишней задержки пустился в путь, желая поскорее перелистнуть эту страницу своей жизни…
Сейчас он хотел лишь одного — быть уже где-то в другом месте.
Вслед ему с вершины холма понесся мелодичный зов, но не достиг его.
— Ди-ик!
Спустя немного мисс Филипс встала с травы и, грациозно подобрав юбку и вскинув свой прелестный подбородок, с самым деловым видом спустилась к собравшейся толпе. Ее юбки развевались по ветру — она шла с холма походкой Артемиды.
Пора уже было кому-нибудь полюбоваться ею!
5. Поиски Билби
В субботний вечер, когда Билби впервые приобщился к театру, мистер Мергелсон, дворецкий в замке Шонтс, медленно и озабоченно брел по той части парка, что лежала между прачечной и садами. На лице его почти не было следов злополучного столкновения с лордом-канцлером; сырое мясо, которое ему прикладывали на кухне, остановило воспаление, и на щеке едва виднелось несколько синяков. Пережитое не столько унизило, сколько подняло Мергелсона в собственном мнении. Глаз его был подбит, но ведь это не простой синяк! Он нанесен благородной рукой и притом без всякой вины самого мистера Мергелсона. Синяк этот свидетельствовал не о буйной жажде утех или какой-нибудь низкой страсти, а об исполненном долге. Он застал мистера Дарлинга в глубоком раздумье возле персиковых деревьев, посаженных вдоль стены. Они росли хуже, чем следовало, и мистер Дарлинг ломал себе голову, с чего бы это.
— Добрый вечер, мистер Дарлинг, — сказал мистер Мергелсон.
Мистер Дарлинг не спеша расстался со своими думами и обернулся к приятелю.
— Добрый вечер, мистер Мергелсон, — сказал он. — Не нравится мне что-то вид этих персиков, ох, как не нравится!
Мистер Мергелсон мельком глянул на персики и перешел к тому, что волновало его куда сильнее.
— Я так полагаю, мистер Дарлинг, что вы в последние два дня совсем не видали своего пасынка.
— Ясное дело, — ответил мистер Дарлинг и, склонив голову набок, посмотрел на собеседника. — Ясное дело. Он же теперь под вашим присмотром, мистер Мергелсон.
— В том-то и закавыка, — сказал мистер Мергелсон и с деланной непринужденностью добавил: — Я, знаете, тоже его не видел.
— Совсем?
— Совсем. С глаз исчез, — мистер Мергелсон прикинул в уме, — в субботу за полночь.
— Да как же так, мистер Мергелсон?
Дворецкий понимал, что это не так-то просто объяснить.
— Пропал куда-то, — сказал он, рассматривая хорошо вычищенную дорожку и словно что-то подсчитывая, э потом прямодушно глянул на мистера Дарлинга и добавил: — И с тех пор его нет как нет.
— Вот так штука! — сказал мистер Дарлинг.
— Да, что и говорить, — поддакнул мистер Мергелсон.
— Скверная штука, — сказал мистер Дарлинг.
— Мы решили, он от работы прячется. Или домой сбежал.
— Чего же не послали спросить?
— Заморочились очень с гостями. А еще думали — коли сбежал, невелика потеря. Он больше под ногами путался… Да тут еще кое-какие неприятности… А сейчас, как все поразъехались, а он не вернулся… ну я и пришел к вам спросить, мистер Дарлинг. Куда ж он девался?
— Сюда он не заходил, — сказал мистер Дарлинг, обводя взглядом сад.
— Да я не больно на это и надеялся, — заметил дворецкий с таким видом, будто ждал подобного ответа и боялся его.
Оба джентльмена с минуту молчали и испытующе смотрели друг на друга.
— Так где ж он? — спросил мистер Дарлинг.
— Видите ли, — сказал мистер Мергелсон, закладывая руки за несуществующие фалды — он был не во фраке, а в короткой куртке — и донельзя походя на задумчивого попугая. — Сказать вам по чести, мистер Дарлинг, привиделся мне про него дурной сон, и очень это меня тревожит. Сдается мне, сидит он где-то в потайном ходе. Спрятался. Гость тут у нас один был… Ничего я худого сказать не хочу, да только от него кто хошь побежал бы прятаться… А нынче утром, как все поразъехались, мы с Томасом и пошли по этим проходам — все, что могли, обошли. Нигде ни следа. А вот не выходит у меня это из головы. Он ведь такой был шустрый, верткий, все что-нибудь да придумывал.
— Не раз я его за это учил, — сказал мистер Дарлинг, и при этих воспоминаниях в глазах его блеснул злой огонек.
— Чего доброго, застрял где-нибудь в потайных ходах, — сказал мистер Мергелсон.
— Это как же застрял?! — переспросил мистер Дарлинг.
— А так, залез куда-нибудь, а выбраться не может. Там, говорят, в стенах какие-то тайники и входы камнем заложены.
— И подземные коридоры, говорят, есть, до самых развалин монастыря, а это добрых три мили, — прибавил мистер Дарлинг.
— Да, нескладно вышло, — сказал мистер Мергелсон.
— И что он туда полез, чтоб ему околеть! — сказал мистер Дарлинг и поскреб в затылке.
— Нельзя ж его там бросить, — заметил мистер Мергелсон.
— Вот был такой случай: один чертенок в дренажную трубу залез, припомнил мистер Дарлинг. — Пришлось отцу откапывать его, как лисенка из норы. Ох, и отодрал же он его!
— Зря мы такого малолетка наняли, — посетовал мистер Мергелсон.
— Да, совсем нескладно получилось, — размышлял мистер Дарлинг, взвешивая все обстоятельства дела. — Больно уж им мать дорожит. Прямо не сказать, до чего дорожит…
— А может, не надо ей пока говорить? — сказал мистер Мергелсон. — Я уж про это думал.
Мистер Дарлинг был не из тех, кто склонен терзаться раньше времени. Он покачал головой.
— Да, покуда не стоит, мистер Мергелсон. Подождем, пожалуй. Сперва сделаем, что можно. Еще успеет нагореваться. Коли вы не против, я зайду к вам вечерком, этак часу в девятом, и мы потолкуем меж собой — вы, Томас и я. Для начала так-то лучше — без шума. Раз уж приключилось такое, надо нам с вами все это обмозговать.
— Вот и я так думаю, — сказал мистер Мергелсон; его явно утешило, что разговор у них с Дарлингом вышел такой мирный. — Я, мистер Дарлинг, в точности так же на это смотрю. Потому, если он в доме и не помер, так чем он кормится?
Вечером в буфетной продолжался разговор о том, разглашать случившееся или нет. Собеседники щедро угощались пивом собственного мистера Мергелсона приготовления. По доброму старому обычаю пиво в Шонтсе варили дома, и получалось оно всегда разное — когда крепкое, когда слабое, когда вкусное, когда нет, так что от однообразия в Шонтсе не страдали. На сей раз оно было крепкое, что вполне отвечало настроению мистера Дарлинга, и мистер Мергелсон, с естественным для автора тщеславием, словно ненароком, то и дело забирал пустой кувшин и приносил пенящийся.
