Валерий Смирнов - Как на Дерибасовской угол Ришельевской
— Да зрячий он. Просто у пациента очень хорошее сотрясение мозга. Так что везите его туда, где лечат мозги. Если от этого лечения глаза выскочат — милости просим назад.
206 кило бананов тарабанят в место, где лечат мозги от незрячих глаз, а он еле шевелится и стонет, как герой в кино перед смертью — тихо и достойно.
Глухой ночью дежурный врач по-быстрому накачивает задницу 206 кило бананов тем, что должно вылечить его мозги, и отправляется в свой кабинет, опираясь за грудь медицинской сестры.
И тут произошло чудо, на которое способна только наша самая передовая медицина. 206 кило бананов открывает глаза и начинает видеть. Больше того, он спускается из окна стонущей и храпящей больницы и спокойно себе залазит в стоящую на дороге машину. А спустя некоторое время вылазит из нее не в бинтах поверх одних только трусов, а вполне прикинутый, как лондонский жених, разве что без бабочки и горшка на голове. Зачем ему горшок, если в руках торчит бутылка его любимой водки? 206 кило бананов тихо заходит себе в какую-то парадную и откупоривает более привычную для него, чем вода, жидкость. Но, что вы думаете, он ханыга какой-нибудь, с горла глухой ночью нажираться? Ни за что. Поэтому 206 кило бананов долго и с удовольствием бьет ногами по двери, будто ее зовут Передрыгой, пока из-за порога не показывается удивительное женское физиономие.
— Мамаша, — обращается к совсем еще не старой даме бестактный 206 кило бананов, — будьте любезны, стаканец с обратным возвратом.
— Чтоб ты срал колючей проволокой, — выдала ему вместо стакана зажимистая мадам в ночной рубашке, — пошел вон, а то мужа позову.
И хлопает дверью перед носом вежливого 206 кило бананов с такой силой, как его грейфер еще недавно бомбил пароход.
206 кило бананов начал опять бить по несчастной двери с понтом она виновата, что ее хозяева жмотничают поганого стакана.
— Сеня, — раздался истерический вопль крохоборки из-за двери, — покажи этому ханыге…
Дверь плавно открылась и перед 206 кило бананов вырос огромный мужик с неласковой улыбкой выше семейных трусов. И что он видит перед собой? Он видит перед собой пьяного на две головы меньше, у которого в руках початая бутылка.
— Выпьем, друг? — ласково спросил незнакомого ему Сеню 206 кило бананов. Но Сеня оказался на редкость не пьющим, он подгреб к себе поближе этого алкаша, чтобы придать ему больший толчок при разбеге с лестницы. И в этом Сеня ошибся. 206 кило бананов, не сопротивляясь, шагнул ему навстречу, не погасив глупой пьяной ухмылки на лице и молниеносным движением воткнул свой нож прямо в сердце большого и непьющего Сени. А потом осторожно, чтобы не расплескать откупоренную бутылку, поспешил вниз по лестнице.
Когда пожалевшая стакан женщина зашлась диким криком на ночной площадке, 206 кило бананов сидел в машине по направлению к больнице. Там он шустро на цыпочках прошел мимо кабинета дежурного врача, из которого раздавались радостные придыхания медсестры, и нырнул в свою койку. Уже лежа он обмотался бинтами и в абсолютной темноте сделал вид, что его глаза представляют из себя лишь декоративное украшение на морде.
После того, как труп несчастного непьющего Сени увезли поближе к застывшему директору комиссионного антикварного магазина Аркадию Валентиновичу, ночной звонок поднял с кровати Панича вместе с пистолетом в руках. И он не сильно обрадовался, когда узнал, что его связь с зарубежными партнерами, осуществляющая разброску средств по разным не нашим банкам, Семен Шкаландис, умер самым естественным образом для человека его профессии.
Не намного больше повезло деловому партнеру Бориса Филипповича Стасу Гречаному. В то время, когда 206 кило бананов гнал в машине долечивать свою мозговую незрячесть, Гречаный тоже залез в автомобиль. Несмотря на поздний час, ему почему-то захотелось покататься подальше от своего дома после звонка Бориса Филипповича. Стас должен был срочно выехать из города, чтоб перекрыть южный канал от возможных поступлений во фронтовой город. Поздняков сказал ему, что когда говорят кастеты и пистолеты, Музы должны заткнуться и терпеливо ждать, кому отдаться после победы. Гречаный был полностью согласен с компаньоном. Он повернул ключ в замке зажигания и даже не успел удивиться: отчего это машина, подпрыгнув на месте, разорвалась вместе со своим владельцем на мелкие запчасти?
В эту же ночь пиротехники братья Николайченко заняли круговую оборону у стен государственного музея, потому что Панич стал сильно волноваться за искусство, принадлежащее народу. Еще больше ему не спалось насчет своих личных накоплений, заботливо запрятанных Рембрандтом в запасниках музея.
Когда через пару дней такой жизни стороны выдохлись зализывать раны, каждая из них начала думать о перемирии. Потому что менты, не падавшие с ними в долю, стали недоумевать: что это за очередная эпидемия приперлась в Одессу? И их было трудно убедить, что сколько бывает разных людей, столько может найти их несчастных случаев. А морг уже с трудом вмещает всех желающих. Но какой трус решится на перемирие первым? И кое-кто без особого риска начинает принюхиваться по городу, о чем там шепчут интересного. А по городу вышивает балабол Акула, поит всех подряд, потому что, когда одни воюют, другие не теряют времени и коллекционируют вместо них. Пользуясь кровопролитными боями, мародер Акула вытворяет во фронтовом городе, потому что до него никому нет дела. И сбивает хороший куш, пока Панич и Поздняков обняли друг друга за кадыки. Сидит балабол каждый день в этой самой юбилейной «Братиславе» и жрет, скотина, коньяк «Наполеон», не давясь от кабацкой наценки — двадцать два рубля бутылка. Не иначе где-то лимоны под шумок погреб. Балабол делает из себя важный вид, что унюхал от сотрудничества между двумя главными коллекционерами. Такие слухи упорно ползают по городу.
И вот за столик Акулы подсаживается бывший Изя Беренбойм, а теперь Игорь Петров, и молча смотрит на пьяного балабола. А тот на него и не ведется. Потому что рядом с ним стоит красавица — официантка Маша, услугами которой пользовались не только постоянные клиенты этого кабака, и терпеливо ждет, когда рука Акулы оставит в покое ее левое бедро и переползет на правое. Петрову это начинает надоедать и он, перегнувшись через стол, ласково похлопывает Машку по попке рядом с Акулой, чтоб она поскорее свалила за кофем. А порядочная девушка Маша от такой наглости не выдерживает и бьет Игоря по голове чем Бог ей послал прямо в руки. А что может послать Бог в руки официантке, кроме подноса с акульими объедками? Ничего, кроме графина с фирменным напитком.
Машка после этого себе с достоинством уходит, а пьяный балабол Акула, продолжает в том же месте шарить пальцами по воздуху и даже не замечает, что возле его хорошо начищенного, но уже обоссаного туфля шевелится руками по голове какое-то уродство с человекообразным видом. И что делает Акула? Все, что хотите, только не поднимает это паскудство с пола. Все смотрят на Акулу, как будто это он, а не Машка приласкала беренбоймовского Петрова. Потому что в разгар трудового дня в любом одесском кабаке больше зрителей, чем вечером у театре. Акула и так пьяный, как чужие на поминках, кидает себе у рот рюмку дорогой конины и заявляет незнакомому, но уже встающему на четвереньки гурману задней части, этому менее фартовому, чем он сам, специалисту по филею:
— Тебе, козел, лавры Я Извиняюсь спать не дают?
И по привычке нагло лыбится. А Петров тут же пошкандыбал настучать торопливо ожидающим его ребятам, что Акула вместо него назвал козлом старого Панича, хотя о таком именно покойном надо говорить только хорошее. Ребята не дали волю нервам, и вместо обосравшего задание Петрова подослали к пьяному балаболу уже отошедшую от любовного приключения американку, хотя та уверяла всех подряд, что ей мужики в этом году порядком надоели.
Так Акула же за это не знает. Он молодой и морда у него наглая. И шелестит капуста по всем карманам, разгоняя кровь по разным там конечностям. Он смотрит на красавицу, не догоняя, что она недавно соскочила с американского гражданства прямо туда, куда навсегда послала Колю Николаенко его жена после того букета. Акула мечтает поскорее добраться с ее помощью до койки. А эта девушка в свою очередь размышляет: как бы получить нужные сведения и остаться в трусах на собственной пояснице. Короче говоря, все вышло не так, как им обоим хотелось. С трусами пришлось расстаться обоим. Несмотря на то, что партнерша лежала под Акулой с отвращением на лице, и даже не пыталась подмахивать, этот трепач, не получив ожидаемого удовольствия, все равно проболтался о главном. О том, что он знает, кто видел человека, подавшего старому Паничу бутерброд из пули и костыля со штыком. Минут через несколько после этого заявления девушка вспомнила, что ей нужно бежать утром на экзамен и поэтому провожать ее вовсе не стоит. Она так неистово разыскивала свое платье под акулиными джинсами, что даже не заметила купюру, которой еще сильно пьяный Акула размахивал, как дирижерской палочкой над тем самым местом, где любил устраивать концерты в дуэтном исполнении. Бывшая американка радостно захлопнула за собой дверь, а пьяный балабол Акула вполне трезво залыбился и уснул с чувством до самого конца выполненного долга.
