Джон Барт - Плавучая опера
1. Жаждет приключения.
2. Пленяется мыслью о внебрачном сексе.
3. Не уверен, предлагать ли такое жене.
4. Есть друг - подсказывает жене заняться внебрачным сексом во имя дружбы.
5. Пленяется этой идеей.
6. Беседует с женой о том, что для человека широкой души представляют собой адюльтер, ревность и т. п.
7. В подробностях разрабатывает план любовной связи между женой и другом.
Коитус
8. Отчаянно старается сохранить широту души:
"Не думай, что ты чем-то обязан!"
9. При всей интеллектуальной широте вынужден подавлять в себе ревность. С особой требовательностью добивается от жены свидетельств страсти.
10. Раздражен тем, что жена увлеклась своим приключением, но не желает и слышать о том, чтобы положить ему конец.
11. Настаивает на продолжении романа жены с другом, но ее покорность вызывает новое раздражение.
12. Замыкается в себе, но, когда жена спрашивает, что случилось, снова демонстрирует широту души и жизнелюбие, а как же, ведь иначе жена прекратит роман и, возможно, жизнь станет мучительной.
Пункты с 1-го по 10-й уже относились к прошедшему времени - в отличие от 12-го, - и, составляя свою схему, я их сформулировал без особого труда. Затем набросал вот что.
Посткоитусные тристии
13. Жена, подавляя возможные укоры совести, решает, что друга она любит - "по-своему".
14. Муж сомневается, сумел ли друг в полной мере оценить, какая ему выпала огромная удача.
15. И м., и ж. держатся с д. все более требовательно, он стал их собственностью. Ревнуют его, если и не состязаясь в обоюдной ревности.
16. Ж. и м. желают со стороны д. проявлений любви и преданности.
17. Д. в них отказывает - дружеские чувства ослабевают.
18. Явная неприязнь к д. по причине его неблагодарности.
19. Роман временно прерван.
20. Период молчания и с той, и с другой стороны; м. и ж. проникаются еще более горячей, чем прежде, взаимной любовью - в порядке самозащиты.
До этой черты все было мне более или менее ясно, а далее я наметил несколько вероятных продолжений.
I. Прочное охлаждение (очень возможно).
II. Возобновление романа на прежних условиях (вполне допустимо).
III. Возобновление романа по инициативе жены вопреки желанию мужа (весьма сомнительно).
IV. Восстановление приятельских отношений, однако с сексом покончено (вполне допустимо).
Еще несколько дней после этого я набрасывал и другие схемы, но приведенная, по крайней мере вплоть до пункта 20-го, оказалась наиболее точной. Когда рожки у Гаррисона на голове только прорезались, мы с Джейн поначалу, как я упомянул, старались, чтобы они окрепли, - уж не знаю, поощрял он эти наши старания или не очень. Помните? - я, по своему обычаю, которому все равно не изменил, поднялся к себе соснуть после обеда. А Джейн уже меня ждет в номере и потом говорит: "Что скрывать, Тоди, я тебя по-своему люблю. Не так, как Гаррисона, но мы с тобой больше чем друзья, а то бы в постели не получалось у нас так здорово, правда?"
- Правда, - говорю.
Я сидел на краю кровати. А она прямо передо мной стоит. Ждет, видно, что я сообщу, как люблю ее.
- Я тебя люблю, - сказал и убедился, все правильно, этого она и ждала.
Еще с годик наш роман полыхал ярким пламенем. Каждый вторник и пятницу Джейн без затей оставалась у меня на всю ночь - фантастика! прямо как по расписанию, - ну а Гаррисон, что ни день, уж раза два ко мне на службу непременно заглядывал. По их настоянию я обязательно с ними обедал всю неделю, и, мало того, Гаррисон предложил, чтобы я вообще к ним перебрался.
- Вернешься в свою комнату, - говорит. - Знаешь, мне все равно кажется, что это Эндрюсов дом, а мы только гости.
Сказал он про мою комнату, где я с колыбели до семнадцати лет жил, и сразу кое о чем мне напомнил, заставив улыбнуться.
- Я про другое, - говорю, а смех меня так и разбирает. Предложение его я, конечно, отклонил. Нет, вы только подумайте! Но при всем том он меня и правда во всех отношениях превосходит, ведь от чистого сердца он это сказал, клянусь!
Да, а роман-то наш скоро вкривь да вкось пошел, как я и опасался; Джейн была по-прежнему прелестна и все правильно делала, только уж очень меня она любила, заботилась обо мне уж слишком. Гаррисон придумал, чтобы мы втроем съездили на Багамы. Тут Джейн и возьмись рассуждать, как бы славно было, если бы я женился, только обязательно на умной какой-нибудь девушке, - впрочем, помечтала и умолкла. А Гаррисон тоже раза два про это заговаривал, явно давая понять, что мы бы все четверо жили ну просто как одна семья счастливая. Из особенной любви ко мне оба они такие планы строили, ни из чего другого. Пришла, однако, пора принять меры.
Заходит как-то Гаррисон ко мне в контору, а я как раз vinculo matrimonii[4] составляю для Дороти Майнер, такой толстушки негритяночки лет восемнадцати, - она на консервной фабрике работала, где крабов разделывают. Совсем была неграмотная девочка, - мы с ней приятельствовали, вот она ко мне и обратилась, когда надо было с мужем разводиться, неким Джуниором Майнером: всего месяц и прожили, а потом он ее бросил. У Дороти кожа замечательная, зубки тоже, глаза, и все-то она резинку жует, не остановится. Отношения наши были чисто платонические.
- А, Гаррисон, привет, - говорю. - Это Дороти.
Подмигнула она ему - привет, мол, - и пузырь губами выпустила.
- Добрый день, - Гаррисон говорит, как будто сквозь нее глядя. - Тоди, ты обедать идешь?
Он в последнее время завел обычай кормить меня ленчами в городе.
- Сейчас, минуточку, - отвечаю. - Понимаешь, Дороти разводиться надумала, я ей всякие бумаги пишу.
- Вот как? - Усаживается он в кресло, раскуривает сигару и газету развернул.
Вышел я в приемную - пусто. Секретарша тоже на ленч ушла.
- Денег у Дороти мало, - говорю, - ну ничего, я ей все сделаю, вот сейчас без приплаты старое на новенькое и поменяем.
Гаррисон дернулся, словно я ему по физиономии заехал, весь так и вспыхнул и смотрит на меня с кривой какой-то усмешечкой.
- Шутишь, что ли? - И на Дороти уставился подозрительно, а она все жует, жует, хотя, мои объяснения услышав, рот себе ладошкой зажала, чтобы не расхохотаться.
- Ничего не шучу, - улыбнулся я. - Поменяем - никто и не заметит. Правда, Дороти?
- Как скажете, мистер Эндрюс, - хихикает Дороти, видно, ее все это сильно забавляет.
- Ты что несешь, Тоди? - Гаррисон спрашивает с неприятным таким смешком.
- Вообще-то, - говорю, - за ту покупку счет у нее уже просрочен, все равно сдавать придется.
Тут Дороти не сдержалась, смеется - аж головой трясет. Потом поднялась, юбочку одернула и ко мне подошла, встала рядом.
- Ну хватит, Тоди! - Гаррисон тоже поднялся, а голос у него хриплый, злой.
- Ты извини, - говорю. - Сделай заказ, я сейчас подойду.
- Тоди, какого черта! - Не на шутку он обозлился. - Ладно, после поговорим. - И выскакивает из кабинета, со всех ног несется, прямо вспотел, до того ему за меня стыдно было и самому неловко. Подошел я к окну, вижу, он по тротуару шагает быстро так, быстро.
Дороти смотрит на меня и по моему выражению пытается понять, что случилось. А смех ее все распирает.
- Вы чего это такое говорили, мистер Эндрюс? - И хохочет.
Не помню, что я ей ответил, да все равно бы Доротн залилась смехом, что бы ни услышала, она ведь меня считала немножко свихнутым. Я пошел к Гаррисону.
- Какого черта, Тоди! - Уже в третий, должно быть, раз начал он, когда приступили к еде. - Хорошенькое у меня было положение, нечего сказать!
Надо понимать, защищался, страшась, как бы я его не обозвал чистоплюем да не начал упрекать, что он упустил такой шанс, но, ясное дело, был сильно на меня обижен, в этом все дело.
- Ты пойми, - говорит, - я не из-за предрассудков, просто не могу с черными, вот и все. - А хотел Другое сказать: ты Джейн изменил и мне тоже, сам в грязи вывалялся и нас туда же тащишь из-за сучки своей черномазой, - вот что имелось в виду.
- И часто филантропией такой занимаешься? - спрашивает.
- Почему филантропией, некоторые натурой платят, - весело ему сообщаю. - Только натуры-то мне не так уж много требуется.
- Шел бы ты, Тоди…
- А что тут такого? - смеюсь. - Ты против, если я от теории к практике перейду?
- Ничего не против, делай что хочешь, - говорит. - Так я и знал, что этим все кончится.
- Послушай, Гаррисон, ты же знал, никакой я не девственник, и Джейн знала. Ты что же думаешь, я тридцать два года на крылышках пропорхал?
Только ничего они не думали, слово в слово верили всему, что я им объявлю. Вижу, у Гаррисона просто челюсть отвисла. И аппетита ни следа.
- Да что ты так всерьез ко всему относишься? - пытаюсь его ободрить. - Все, что мы делаем, смешно, с какой стороны ни посмотри. - И сам смеюсь, со мной это всегда бывает, как вспомню тот случай у меня в комнате, когда мне семнадцать было.
