Вячеслав Алексеев - Из записок геолога
Обзор книги Вячеслав Алексеев - Из записок геолога
Вячеслав Алексеев
ИЗ ЗАПИСОК ГЕОЛОГА
Студенчество
Три корпуса старого здания Московского геолого-разведочного института располагались во дворике между Манежной площадью и Моховой улицей (в те времена — ул. Герцена), между факультетом журналистики МГУ (тоже старое здание), институтом Сеченова и гостиницами Интурист и Националь (или Метрополь — я их всегда путаю).
На дворе Арлекинами распускалась эпоха Аллы Пугачевой, формируя дополнительный культурный пласт в эре Владимира Высоцкого. Борьба с пьянством и алкоголизмом еще не фигурировала в ближайших планах партии и Правительства, хотя публичное распитие спиртных напитков уже не приветствовалось.
Студенты-вечерники данного исторического периода ничем не отличались от учащихся дневных факультетов, кроме той разницы, что лекции, семинары, а также зачеты и экзамены начинались после 7 часов вечера, когда заканчивался рабочий день у трудовой обучающейся молодежи. К счастью гастроном «Москва», расположенный на первом этаже одноименной гостиницы, заканчивал свою работу много позже — в 23 часа, поэтому вечерники не чувствовали себя оторванными от цивилизации, успевая закупить необходимые продукты и то, чем их запить, на случай успешной или неуспешной сдачи очередных зачетов.
Постоянная спаянная и споенная компашка из четырех девушек и двух юношей выпорхнула из второго корпуса института. Был сдан, пожалуй, самый сложный зачет — минералогия. Правда, гидрогеологов не сильно нагружали минералами, но тем не менее 250 породообразующих камней нужно было знать наизусть, и уметь сходу выделять их кристаллы в любом булыжнике, любезно переданным на опознание ухмыляющимся профессором. Само собой — традиционные шпоры тут совершенно бесполезны.
Нервное возбуждение прошедшего зачета медленно растворялось в дыму сигарет.
— А чего это мы стоим? — вдруг очнулась Любаша, стряхивая пепел, скоро магазин закроется!
И компания на рысях побежала к гастроному.
Спустя некоторое время они вновь обрисовались во дворике родного института. Из портфелей и сумок раздавался вполне мелодичный звон, согревающий душу и сердце истинного студента.
— Куда пойдем? — спросила Ольга.
— Может в двадцатку? — предложил Сергей, поправив очки на худощавом интеллигентном лице.
Под «двадцаткой» начинающие разведчики недр подразумевали аудиторию с пришпандоренной на дверях биркой «20» в первом корпусе. Деревянный дизайн, доставшийся институту в наследство от времен проклятого царизма, представлял собой цельносложенный амфитеатр из резко уходящих вверх длинных столов и скамеек, с галеркой у самого потолка, и создавал под этой конструкцией множество укромных закутков. Однако компанию ждало разочарование, первый корпус, где располагалось уникальное творение древних зодчих конца 18 века, уже был заперт.
— Валя, Валентина, что с тобой теперь? — продекламировал я обращаясь к одной из прекрасных представительниц тусовки.
— А чего со мной? — Спросила Валентина.
— Ты куда мужика своего дела?
В свободное от учебы время Валентина работала машинисткой в деканате, а ее муж, учащийся соседней группы — в научно-исследовательском секторе. Весь кайф был в том, что НИС располагался в подвалах жилых домов по Моховой, и если Валентина вливалась в наши ряды со своим мужиком, владеющим ключами от служебных помещений, то дальнейшая пьянка проходила в уютном подвале со столами, стаканами и прочими удобствами.
— Он сегодня наказан, с дочкой оставлен, чтоб знал по чем фунт лиха.
— Ладно, пойдем на скамеечки — махнула рукой вторая Люба, указывая на глухой и темный внутренний скверик с вековыми липами, — авось в темноте мимо рта не пронесем.
— Пошли, — согласились все.
Всегдашняя проблема центра — по человечески даже выпить негде.
— Девчат, а вы знаете, что Сергунок имеет самое непосредственное отношение к бурежке? И молчал! Я его вчера по дороге в институт видел бурит во всю — на Беговой, как заправский бурила.
— Сереж, ты чего это, жук такой, молчишь? Это правда?
— Неправда все это, меня всего лишь просили бурил проконтролировать, а сам я ни уха не рыла, чес слово.
— Давай, давай, рассказывай. Зажилил курсовой по бурению, а мы все, из-за твоей жадности только с третьего захода сдали. — Иронично высказалась Ольга.
— Конечно, ты какие диаметры труб в своем проекте нарисовала? У тебя ж труба в трубу просто не влезет. Думать надо! Чего куда влезать должно.
— А кстати, чего вы там на Беговой делаете? — перевел стрелку я.
— Карст! Ты метро Беговую видел?
— Каждый день езжу, я ж там работаю.
— Ну и как тебе станция?
— Да, плитка там сейчас массово вываливается. А ведь линию только что открыли. Цемент такой.
— Какой цемент? Станция провалилась, там повсеместно карстовые полости. Ты посмотри — какие там трещины по потолку и по колоннам.
— А что, во время изысканий их не нашли?
— Если бы! Тут в чем дело — натыкается бурснаряд на карстовую полость и проваливается на полтора-два метра, думаешь бурилы будут это дело в журнал записывать? Нет! Им не выгодно — за каждый метр бурежки по известнякам денежка нехилая падает, а если эти провалы в журнале отмечать — то за них никто не заплатит. Меня потому и прислали — просто стоять и смотреть — как трубы упадут, так фиксировать — когда и на сколько метров провал. А когда метро проектировали, около бурил никто не стоял, вот карст и профукали. Я вам сейчас еще одну историю про Беговую расскажу, там вообще с этой станцией такая непруха была… Когда туннель пробили почти до самой Беговой встретился плывун. Ну плывун и плывун, первый раз что ли? Наши зафигачили туда горизонтальные скважины, трубы смонтировали, и хладагент… Результат нулевой — течет плывун, не замерзает. Еще комплект морозилок туда же. С тем же эффектом. Тогда решили сверху бурить и морозить, и вот тут одна из скважин наткнулась на трубу, хотя никаких коммуникаций на плане не было. А народ уже на взводе — план горит, премия летит, проходка нулевая. И работяги эту трубу разбурили. Как хлынет из скважины фонтан кипятка! Наши кто куда. Само собой тут же нашлись хозяева трубы. Знаете что оказалось? Не то отопление, не то горячее водоснабжение рядом стоящего завода «Знамя Труда». Завод секретный, потому и евойная труба секретная, на картах не обозначена! А то вот еще случай…
За разговорами компания подошла к скамейкам, девчата споро обеспечили уют.
— Погоди, не гони, сейчас примем дозу, а то народ уже заждался за разговорами.
Наступил торжественный момент — на скамеечке, стыдливо застеленной уже не нужными конспектами, выстроилась батарея бутылок «Токай», «Монастырская изба» и привычными слегка зачерствевшими бутербродами с сыром, что продавались в гастрономе по 10 копеек за штуку. Сергей откупоривал последнюю бутылку, проталкивая пробку внутрь, дамы приготовили дежурные пластмассовые стаканчики, как яркий луч электрического фонарика взорвал намечающуюся идиллию.
Милицейский патруль подкрался совершенно бесшумно.
— Так, граждане… Нарушаем? Распиваем в общественном месте? — раздался строгий голос из темноты. — Быстренько складывайте свои манатки и следуйте за мной!
В отделении дежурный долго уточнял имена, фамилии, перепроверял домашние адреса, поминутно перезванивая в Центральное Адресное Бюро, утомительно составлял протокол, но рано или поздно всему приходит конец. Резолюция была короткой: за нарушение общественного порядка, согласно административного кодекса, с ребят причитается — по десять рублей штрафу, с девчат — по пять. На вопрос сержанта к дежурному — что делать с конфискованными бутылками, равнодушно ответил:
— Пусть забирают, я не пью такую кислятину…
Время около двух часов ночи, в сумках откупоренные бутылки с вином. Куда идти и что делать? Покружив у закрытой станции метро, компания вновь отправилась в тот же скверик к родному институту, на ту же самую скамейку.
Дубль два — на конспектах разложены бутерброды, уже не столь радостные подруги готовят стаканы… И вновь луч милицейского фонарика…
— Что опять вы?
— Но товарищ сержант, бутылки раскупорены, пробки внутрях…
— Ладно, ладно, продолжайте, у вас уже все уплочено… — И патруль зашагал в темноту зорко выслеживать беспорядки и нарушения, чтоб в скором будущем Москве можно было с честью присвоить высокое звание образцово-показательного города-героя.
Олешка
— Долго же мы провозились, — сказал Петрович, дергая стартерный шнур подвесного мотора. С третьей попытки ему удалось завести видавшую виды двенадцатисильную «Москву» и перегруженная казанка, оторвавшись от берега, медленно поползла на стремнину реки.
