Борис Кузнецов - Партийное собрание
Обзор книги Борис Кузнецов - Партийное собрание
Борис Кузнецов
Партийное собрание
…Партийное собрание института, даже, если быть более точным, не института, а ленинградского филиала одной московской геофизической «конторы», происходило в отделе картографии, в узкой, плохо освещенной комнате, гордо именовавшейся актовым залом. Экспедиционный сезон еще не закончился, поэтому народу собралось не много, человек двадцать или двадцать пять.
Вопросов, как обычно, было несколько. Ну, как это принято осенью, подготовка загородных объектов к зиме, выполнение плана научных работ и что-то еще, так сказать, текущее. Но был и главный пункт, поставленный на последнее место, вроде как на «закуску»: прием в партию молодого научного сотрудника, Сергея Васнецова.
Парторг института, Михаил Семенович Шихман, прочитал то, что в таких случаях положено читать, и сказал, обращаясь к кандидату в члены партии:
— Ну, Сергей Михайлович, расскажите вашу биографию. Так сказать, изложите вкратце партийному собранию, как вы прожили все эти годы.
— Так, что особенно излагать-то? Физфак ЛГУ, потом работа по распределению в Институте Прикладной Химии, ГИПХе, а вот сейчас, значит, здесь тружусь, на благо советской науки…
Сергей одернул пиджак, поправил галстук, который он терпеть не мог носить, но ради такого случая одел: все-таки в партию не каждый день принимают…
— Да нет, вы поподробнее, как в комсомоле были, какую общественную работу выполняли раньше и выполняете сейчас, как вам у нас работается.… Кстати, сколько вы в нашем институте работаете, лет пять?
Михаил Семенович снял, покрутил в руках и зачем-то протер очки. Потом снова их одел и посмотрел отеческим взглядом на Сергея:
— Вы не стесняйтесь! Члены партии имеют право знать, кого они принимают в свои ряды. Достоин ли, так сказать, кандидат быть полноценным членом.
Он опустил глаза куда-то вниз, но вовремя спохватился и продолжил без тени улыбки, с явным удовольствием цитируя партийный устав:
— Партия — передовой отряд нашего общества, и только самые достойные представители трудового крестьянства, рабочего класса, творческой и научной интеллигенции могут быть членами этого отряда. Согласны? Так что излагайте подробно, не стесняйтесь!
— Ну, я постараюсь!
Сергей посмотрел на концы своих не новых, но вполне прилично начищенных ботинок.
— Школу я окончил без медали, но и без троек…
— Сергей Михайлович! Если вас приятель спрашивает, как жизнь, то вы, что, рассказываете ему все о своей жизни, начиная с третьего класса? А?
Михаил Семенович засмеялся над своей шуткой. Кое-кто в зале тоже подобострастно захихикал.
— Ты давай про университет, про работу на производстве в ГИПХе этом своем, ну, и как наукой занимаешься в нашем институте…
Михаил Семенович, как это принято в партийных кругах при обращении к подчиненным, непроизвольно перешел на «ты».
— Давай, товарищи ждут.
И он пристально посмотрел на присутствующих, чтобы лично убедиться, ждут они или еще не совсем ждут. По всей видимости, Михаил Семенович остался не вполне доволен, так как нахмурился и строго добавил:
— Резину не тяни, но и важных деталей не опускай!
Сергей, как ему казалось, четко изложил главные вехи своей совсем еще не длинной жизни, сделал паузу и ладонью поправил жиденькую прическу.
— Ну вот, вроде и все. Если забыл что, спрашивайте…
Он вопросительно посмотрел на собравшихся в зале сотрудников института.
— А вот у вас в личном деле имеется справочка из университета, что вы были исключены из комсомола…, - парторг, чтобы выглядеть более официальным, снова перешел на «вы». — На четвертом курсе. Потом, правда, вас снова восстановили…. Через год. Как, было дело?
«Вот, черт подери, даже об этом известно! Тысячу лет назад было ведь….», — Сергей покрутил шеей и ослабил галстук.
— Действительно, исключали на год, но по глупости, и говорить-то не о чем.… Из-за карт.
— Ну, не о чем или есть о чем говорить, это собрание пусть решит. А вы, уж будьте любезны, расскажите, что же там такое произошло. Если это не секрет, конечно….
И Михаил Семенович довольно улыбнулся, предвкушая, как он опишет в отчете для райкома партии эту свою принципиальную позицию.
— Ну, если необходимо, то, пожалуйста, расскажу. — Сергей посмотрел на задние ряды, где сидели молодые сотрудники. «Эти, пожалуй, смогут понять…», — подумал он, почесал затылок и начал говорить:
— В общем, когда я учился в университете, то там такая мода была повальная — играть в преферанс. Играли все и везде: в аудиториях между лекциями, на лекциях и после занятий. Ну, и я с друзьями, Ленькой Ершовым и Сашкой Чумом, потому что фамилия у него была Чумаченко, тоже играли…. Обычно втроем.
— Почем играли-то? — спросил из задних рядов Слава Старунов, молодой коммунист, но, тем не менее, не потерявший чувства юмора. Но парторг нахмурил брови и строго произнес:
— Вопросы потом, товарищи!
Сергей продолжил:
— Играли мы практически без денег, на пиво: двести вистов — бутылка. Кто сам играл, тот понимает, что это так, ерунда, чистая символика. Просто, чтобы уж совсем не зарываться во время игры…
Сергей сделал паузу.
— Ну, вот. А как раз так случилось, что в это самое время комсомольское бюро факультета решило начать, ну, самую, что ни на есть бескомпромиссную борьбу с картами. Потому что, действительно, были на факультете «специалисты», которые обдирали студентов младших курсов, особенно первокурсников, что называется, до нитки.
Сергей начал входить в раж, вспомнив, как эти самые «спецы» и его однажды обыграли на стипендию.
— Мы, я и два моих закадычных друга, как я уже говорил, тоже играли везде, где придется, но особенно любили играть на лекциях в Большой физической аудитории. Там, на последнем ряду, классно игралось: и лекцию можно было краем уха слушать, и снизу, от лектора, в жизни ничего не возможно заметить. Ну, как-то раз заигрались мы, уже после лекции, нас и накрыли, деятели эти из факультетского бюро. Скандал раздули просто жуткий, допросы с пристрастием и все прочее…. Но мы держались, как могли. «Первый раз, — мол, — взяли эти проклятые карты в руки, попробовать просто….». Потому что записи, то есть «пулю», мы все-таки успели спрятать. Через пару дней было назначено комсомольское собрание, чтобы, значит, вставить нам по первое число, но про исключение и речи не было: что с новичков взять?
Партсобрание с нарастающим интересом следило за ходом повествования. Все-таки интереснее, чем про уголь, запасенный для котельных на зиму. Или про научные работы, к которым еще никто и не приступал. Чувствовалось, что и вопросы появились, но Сергей бодрым голосом, все более воодушевляясь, продолжил свой рассказ.
— И вот, представьте, идет комсомольское собрание, все честь по чести, народ выступает, клеймит позором карточные игры в целом и преферанс, в частности. Но, вместе с тем, все говорят, какие мы отличные парни и прилежные студенты, во время платим комсомольские и профсоюзные взносы, не уклоняемся от работы в подшефном колхозе, не опаздываем на лекции и никогда их не прогуливаем, и так далее. Мы сидим и начинаем понимать, что все идет хорошо, и что скоро нас с миром отпустят, дав, максимум, по крошечному выговору, а, может быть, и того не дадут. И чувствуем даже, что у нас сзади начинают прорезаться маленькие такие ангельские крылышки, уж такие мы чудесные парни. И тут в аудиторию, где идет собрание, врывается еще один наш сокурсник по фамилии, никогда не забуду, Алексанян. И вот этот самый Алексанян с ходу, не разобравшись в ситуации, вытаскивает из кармана наши старые пули, и, потрясая ими, как Чемберлен договором с Гитлером, гордо идет к президиуму комсомольского собрания. При этом, нахально глядя прямо на членов комсомольского бюро, кричит, что только идиоты могут считать, что эти записи, которые у него в руках, — денежные. Потому что там не только висты, а гора и даже пуля давно перевалили за тысячу, и не за одну…. Комсомольские деятели так и ахнули: хорошенькие, мол, новички, эти ваши славненькие ребятки. Вот, значит, как дело обстоит! Тысячи, говорите, в горе? Ага, попались, акулки вы наши картежные! А картежным акулам, всем понятно, никакого снисхождения быть не может. Вот и впаяли нам по полной, так сказать, программе. Исключили из комсомола. Хотя, как потом выяснилось, условно. Вот так все и было.
Сергей глубоко вздохнул и посмотрел прямо в глаза парторгу. В зале зашевелились. Руку поднял один из старейших работников, лысый, как астраханский арбуз, старый экспедиционный волк Николай Николаевич Погребников.
— Можно, Михаил Семенович? — он посмотрел на парторга. — А, скажите, Сергей, э-э-э, Михайлович, вы пиво-то, какое пили после преферанса, если выигрывали? Вот мы обычно в поле, после трудового дня…
— Николай Николаевич, вечно вы со своими экспедиционными штучками встреваете, — прервал его Михаил Семенович. — Вопрос серьезный обсуждается, прием в партию, а вам все шутки шутить.
