Александр Белокопытов - Рассказы о литературном институте
Обзор книги Александр Белокопытов - Рассказы о литературном институте
Белокопытов Александр
Рассказы о литературном институте
Удивительное, замечательное место на земле — Литературный институт! Самый пуп, можно сказать. И не только потому, что он — единственный и неповторимый творческий вуз в мире, и находится в самом сердце нашей родины славном городе Москве.
Если пойти от Пушкинской площади, от бронзового Александра Сергеевича Пушкина, вниз по Тверскому бульвару до дома двадцать пять… То обязательно в бронзовые объятия Александра Ивановича Герцена попадешь… Никак не ошибешься! Увидишь дворик, а там — студенты толпами бродят, кучкуются… Это он и есть — Литинститут. Милости просим! Всяк заходи, гостем будешь.
А вот еще почему. В Литинституте самые умные люди на свете сидят. О-го-го какие большие умы там сидят и заседают. И сами ректоры, и проректоры, и преподаватели, и студенты, конечно, тоже. Потому что для кого он предназначен-то? Конечно, для студентов. А из студентов потом кто хочешь может вырасти! Запросто! И сам ректор, и проректор тот же, и преподаватель, и даже — министр культуры. Чем черт не шутит! А уж о том, чтоб выйти в писатели, я и не говорю, этого добра — сколько угодно.
А еще в Литинституте разные хорошие и умные дела творятся. И история, и культура потихоньку созидается, прикапливается в заветную кубышку, и философия цветет и пахнет, и литература вызревает, талантливые и гениальные произведения пишутся, и геройские подвиги совершаются. Правда, за сегодняшний день утверждать не буду, насчет подвигов, но лет десять-пятнадцать назад, так точно — совершались. Сотрясались, бывало, земля и воздух от подвигов.
Так что Литинститут по всем статьям — самое замечательное место на земле. Спросите у любого, кто в нем учился, вам подтвердят. Какие только умы и души его не посещали! Не корпели в нем, не страдали, и не ликовали. А уж какие думы эти умы не посещали! С ума сойти! И ведь все сплошь гении были! А если не гении, так уж таланты — точно! В кого не плюнь, обязательно в знаменитого поэта или прозаика попадешь, не промахнешься! Им таланта не занимать. Им чужого не надо. А своего — не отдадут. Литинститут — бездна, кладезь талантов.
Кто в нем не учился, кто не рисковал, геройских подвигов не совершал, кто сам себя не испытал — тот многое потерял. Слава Литинституту!
Часть I
ПОСТУПИЛ В ЛИТИНСТИТУТ
СТАЛ И ПЬЯН, И ЗНАМЕНИТ!
ВСЕ — ЗНАМЕНИТЫЕ
Я всех пишущих людей — и маститых писателей, зубров, и начинающих, а студентов Литинститута — в первую очередь, предпочитаю называть знаменитыми. Заранее. На всякий случай. Мне — не трудно, а им — приятно. Даже если они пока на сегодняшний день ничего значительного не написали, одну только чушь и глупость. Ладно. Но вдруг завтра они такое напишут, что только ахнешь! Всякое может быть…
Допустим, писал человек, писал… И издавался… Уж сорок штук книг издал, а толку нет. Но вдруг издал сорок первую и — бац! — как обухом топора, в лоб народу, читающей публике — и она с копыт! Потому что гениальное произведение получилось. Шедевр. И заспорили о нем в газетах и журналах, стали о нем судить и рядить: что это такое да откуда взялось? И стал сразу автор и читаем и почитаем. И пошел прямиком на Нобелевскую премию… Хрен удержишь!
Или был ты, допустим, раньше куртуазным маньеристом, сочинял разные там песенки и стишата, а потом надоело тебе хреновиной заниматься, снял ты с себя леопардовые штаны, отцепил кошачий хвост, стал «сидеть на вершине голой и писать простые сонеты». И пошло дело, поехало… Забил чистейший родник поэзии, подходи всякий и напейся, утоли душу. А про куртуазность и маньеризм — забыл начисто. Значит — повзрослел, вырос из леопардовых штанов, человеком стал. Молодец.
Так что я всех писателей без разбору сразу называю знаменитыми. А они всегда могут, если не сегодня, так завтра, что-нибудь такое написать — что никому мало не покажется. А я уже заранее их углядел, приметил. Значит, я был прав. А эпитетов мне наперед не жалко, главное — чтобы дело спорилось.
СМЕТАНА
По этажам писательского общежития бродит молодой прозаик, руками размахивает, сам с собой разговаривает, смеется, почти плачет.
— Вот я так я! Сам себя переплюнул! Опять сметана получилась. Другие, что ни напишут, все у них ерунда выходит, одна пустая вода, а у меня все сметана! Чудны дела твои, господи!
Только что он закончил очередной рассказ, по его понятиям, опять блестящий, сметана, одним словом, и теперь все не может успокоиться, болтается по коридорам, как маятник, бормочет себе под нос:
— Но вот, что интересно, дадут мне все-таки Нобелевскую премию или нет? Дадут или нет? — радостно мучает он себя.
Тут перед ним распахивается дверь, выныривает голова знаменитого фантаста.
— Долго ты еще колобродить будешь? Три часа ночи!
— А-а? — откликается прозаик и возвращается с неба на землю. — Это ты, фантаст… Понимаешь, написал я рассказ, и, не поверишь, опять сметана получилась.
— Ну и что?
— Так вот, я сейчас думаю: дадут мне все-таки Нобелевскую премию или нет?
— Чего-о-о? — изумляется фантаст и ревниво озирается. — Тебе? Нобелевскую? Ну, рассмешил… Уж если ее кому и дадут, так только мне!
— Тебе? — в свою очередь изумляется прозаик и от души смеется. — Ты ж фантаст, а фантастика, как известно, литература второго сорта, кто ж тебе ее даст, премию?! Дадут мне, потому как я — трезвый реалист, без примочек и заморочек!
Фантаст раздувает ноздри, такие заявления больно бьют по его самолюбию.
— Нет литературы второго сорта, есть писатели второго сорта, типа тебя! Так что дадут — мне!
Так, слово за слово, переходят они на личности, начинают таскать друг друга за грудки и волтузить кулаками. Вопрос принципиальный и простыми словами его не разрешишь.
Тут раздается песня! Зычный голос повествует о разинской вольнице. Поет пермский поэт, здоровый кудрявый малый, борода его лохматится в разные стороны, и стихи у него такие же крепкие, напористые, разудалые, не стихи, а сплошная сметана.
Подойдя ближе и увидев нешуточную бучу, он категорически поднимает пятерню.
— А ну, Магнитка, осади назад, дай Чебоксарам продыхнуть! Вы что, в бардаке находитесь? Баб не поделили?
Фантаст с прозаиком разбегаются в разные стороны, заправляют в штаны порванные рубахи, глядят друг на друга исподлобья и тяжело дышат. Поэт веселым баском интересуется, что за проблема вдруг возникла среди интеллигентных людей.
— Да вот, — отвечает прозаик, — не поделили мы кому в первую очередь Нобелевская премия достанется.
— Не слабо вы замахнулись, парни! Правильно, зачем мелочиться, надо сразу брать быка за рога. Но, чтобы вы разом прекратили пустую трату времени по этому поводу, вот что я вам скажу: Нобелевскую премию получу я!
Сказанное поэтом настолько неожиданно, что у фантаста и прозаика даже нет слов возмущения. Час от часу не легче, третий претендент объявился! Они смотрят на него с обидой и неприязнью.
Поэт усмехается и хлопает по плечу одного и другого.
— Ладно, — говорит он примирительно. — Нам всем дадут, тебе фантаст, тебе прозаик и мне, соответственно, одну на троих, будем мы вровень на одном пьедестале стоять. Согласны?
Обрадовались фантаст с прозаиком, забыли обиды, стоят, ладони потирают, еще как согласны.
— А по такому случаю, — серьезно обращается к ним поэт, — хорошо бы нам сейчас водки вопить.
— Да я непьющий… — застеснялся фантаст.
— А вот этих слов, чтоб я больше не слыхал, — делает ему внушение поэт. — Повод-то у нас нешуточный, может, уже завтра нас в Стокгольм вызовут, премию получать. Что тогда?
Обрадовались фантаст с прозаиком, понеслись бегом в таксопарк, принесли водки… Сели тесным кружком с поэтом, стали выпивать и закусывать, будущую Нобелевскую премию на троих обмывать, никто в обиде не остался. Поэт, он — человек взрослый, серьезный, он плохого не подскажет, ему доверять можно.
БОЯРИН КУЧКА
Зовут его Валера. Он парень как парень — не молодой и не старый, веселый, разговорчивый и выпить не дурак. В общем — такой как все. Пишет стихи. На семинар поэзии поступил. К самому Льву Ошанину.
При случае не прочь почитать вслух, если попросят. А отчего же не попросить, читает он хорошо, громко. Зайдет в какую-нибудь комнату, а там честная компания сидит.
— А ну-ка, Валерок, — скажут ему, — а не слабо тебе нам Боярина Кучку почитать? — есть у него такая знаменитая поэма.
— А вот не слабо! — хлопнет он себя по ляжками и начинает читать. Читает он действительно хорошо, здорово, главное — громко и членораздельно, с паузами, со взмахом кулака, где надо, в общем — приятно слушать.
А поэма у него действительно замечательная, любой поэт обзавидуется, только треску много.
