Михаил Жванецкий - Мой портфель
Обзор книги Михаил Жванецкий - Мой портфель
Михаил Жванецкий
Мой портфель
Очень приятно поблагодарить моего давнего товарища Виктора Михайловича Пинчука за издание в Украине этой книги.
Я и Украина!
Ну что для меня Украина, если я живу здесь июль-август-сентябрь-октябрь-ноябрь. Пока не сравнивается погода. Когда сравнивается – перелетаю.
Я здесь родился.
В энциклопедическом словаре 1998 года на странице 396 между «жвалы» и «жвачные» есть «Жванецкое городище трипольской культуры у одноименного села на Украине. Хмельницкая область, оборонительный вал, остатки жилищ и двухъярусных гончарных горнов».
Так тысячу извинений, кто я такой? Кроме того, что еврей. Конечно, украинец.
Это в Америке я русский. Сейчас за еврея в России, за русского в Америке можно получить по роже.
Так что выбираем среднее. Да чего тут прикидываться.
Нос и язык говорят сами.
Таким языком, какой владеет мной, говорят только на Украине и только в одном месте.
Те, кто хотят меня уесть:
– Он своей одесской скороговорочкой что-то сказал, понять ничего нельзя. Просили повторить. Он смылся. На пленке прокручивали замедленно. Мура. Не смешно. Мы его предупреждали. У нас здесь болота, север. Нам помедленнее. Слинял. Ну, конечно, пара одесситов в зале очень смеялись, а потом не могли объяснить и на допросе молчали.
А как они объяснят? А что они объяснят?
Я пишу с акцентом, читаю с акцентом и меня с акцентом слушают.
Как сказал Геннадий Викторович Хазанов в Австралии:
– Жванецкого понимают только одесситы.
Тогда их многовато.
Наша любовь с Украиной взаимная. Я и не знал, что есть Жванецкое городище.
Было бы приятнее, чтоб в мою честь.
Но и меня в его честь тоже хорошо. Понятно, откуда человек, и ему просто не крикнешь: «Езжайте к себе!»
Я у себя. Со своим городищем. Я никуда не уеду.
Подарил мне город Одесса землю, построил я на той земле дом, где окна заполнены морем наполовину.
Каждый кирпич в моем доме – ваш аплодисмент.
Дом красивый.
Стоит на ваших руках.
Пока еще пустой. Я сижу наверху. Передо мной мое Черное голубое море. Внизу крики, наверху чайки, дельтапланы, вдали белеет парус одинокий, еще дальше Лузановка, порт Южный. Передо мной мотается профессура, груженная луком, картошкой, черепицей, плиткой. Из Стамбула замурзанные ученые волокут мешки в Одессу.
То не люди, то пароходы.
«Академик Курчатов».
«Профессор Келдыш».
Пассажирский флот продали за долги, остался научный и профессура возит.
На вопрос, что меня связывает с Украиной, хочется ответить: «А что вас связывает с родителями?». Откуда я знаю? Что-то связывает.
Вот похож – во-первых.
Потом это – характер южный, такой же психованный, но не злой.
Кушать любит то, что они: борщ, селедочку, кашу гречневую с подливой и котлеты. Вареники с картошкой и луком и тоже с гречкой. Колбасу кровяную жареную в собственном жиру. Рыбку небольшую, чтоб на тарелке и хвост и голова, а не кусок фюзеляжа.
Одессу люблю, Киев люблю, Днепропетровск уважаю. Это ж надо – столько вождей за такой период…
Ялту люблю. Севастополь, Харьков, Донецк.
Выходишь на сцену – и не надо ничего объяснять.
И никто не просит помедленнее.
Он быстрее – они быстрей.
Это ж спасение.
Я ж своей Одессе так благодарен за свою скороговорку.
Потому и уцелел.
Живо бы шею свернули.
Читаешь – все хохочут, начальство никак меня притормозить не может. Не понимает. – Что, вы говорите, он только что сказал?
А там уже другое пошло.
– Да постойте, вот я не про то, что сейчас, а что предыдущее было? Это он про кого? Не пойму ни черта.
И слава Богу! Выступление китайского сатирика перед советской страной…
Еще и с акцентом, еще и скороговоркой, еще и с намеками.
Тьфу ты, Господи…
Такие были времена.
Единственное, в чем сходство, – раньше во Львов не звали и сейчас не зовут. Но, видимо, по разным причинам.
А помидоры?
Нигде в мире нет таких помидоров, как микадо.
А абрикосы?
А сливы?
Нет. Капитализм, конечно, продвинутый строй, но помидоров таких там нет и абрикосов и слив. Они там твердые и круглые, чтоб машина их убирала и ела.
А клубника ихняя?
Если я сяду есть ихнюю клубнику в первый ряд – весь симфонический оркестр встанет и уйдет, невзирая на Владимира Спивакова.
Что еще меня связывает с Украиной, кроме еды, моря, воздуха, юмора… Видимо, люди, с трудом живущие на ее земле.
Мы же не уехали в Москву когда-то сами.
Нас же выгнали.
Карцева, Ильченко и меня.
Тут такие ребята руководили – не спасешься.
И стали мы искать в Питере, в Москве.
Нашли целую одесскую колонию – «одеколон», образовали Всемирный Клуб Одесситов.
И теперь куда бы мы не перемещались по всему земному шару – мы в пределах Всемирного Клуба Одесситов.
Как встретишь человека, который на каждом языке говорит с акцентом, который, перед тем как обратиться, стукнет в живот, а после того, как выскажется, толкнет в спину – это член нашего клуба.
А кто еще вслед красивой женщине будет смотреть с таким огорчением – что все ясно. И что возраст? И что внуки? И что дети? И что не догнать? Хотя если б она дала слово сказать… Просто так… Она была бы моей через 35 минут.
Это член нашего клуба.
Клуб только узаконил своих. Первые члены клуба появились 210 лет назад и размножились по всему миру.
Что связывает меня с Украиной?
Как люди здесь живут, вы знаете лучше меня.
А хоть дурная, но стабильность.
Хоть партий много, а фашистов нет.
Войн нет.
Не мешало бы личностей ярких побольше, так их недаром Москва забирала, да и Киев не жалел.
А что Одесса, что Киев – поднимаются потихоньку, сам видел.
Конечно, хорошо бы большую Родину восстановить.
Но вряд ли кто за это проголосует.
А я перелетаю, как птица.
На Украине напишу, в России почитаю.
И счастлив бываю.
И не ядовит.
Оттого, что не унижен.
И не озлоблен.
А полон сочувствия.
Действительно
Действительно. Данные потрясают своей безжалостностью. 35 років творческой, 35 років производственной деятельности и где-то 60 общей жизни с ее цветными и бесцветными страницами. Как же прошли эти 25, если считать с 88-го, и 35, если с 54-го года.
Позвольте перейти к общим рассуждениям. Хочется сказать: в наших биографиях отразилась биография всей страны, годы застоя были для нас годами расцвета, то есть годы нашего расцвета пришлись как раз на годы застоя.
В голове фраза: «Раньше подполье было в застолье, потом застолье в подполье».
Я сам, будучи большим противником дат, юбилеев, годовщин, паспортов, удостоверений и фотографий, никак не желаю подводить итоги, ибо после этого как-то неудобно жить дальше.
Познакомились мы з Ильченко где-то в 54-м году. Я их всех постарше буду. У нас, значит, так: Роман поярче на сцене. Виктор – в жизни, я – весь в мечтаниях, поэтому меня надувает каждый, на что я непрерывно жалуюсь через монологи и миниатюры.
То, что творится на сцене, – вам видно самим, поэтому про Ильченко. То есть человек, перегруженный массой разнообразных знаний. Там есть и как зажарить, и как проехать, и как приземлиться в тумане, и куски из немецкой литературы, какие-то обрывки римского права. Плохо, что эти знания никому не нужны и даже женщины любят нас за другое, а напрасно. Мне нравятся в Ильченко большая решительность, безапелляционность, жажда действовать, что безумно завораживает тех, кто его не знает.
Приехал он в Одессу чуть ли не из Борисоглебска, аристократически прельщенный шумом и запахом морской волны. Я сидел в Одессе, тоже прельщенный этим, и мы сошлись. Извините, у меня все время в голове фраза: «Партия вам не проходной двор… Секундочку…».
Так вот, с детства мы трое мечтали связать свою жизнь с морем и связывались с ним неоднократно, но мечту осуществим, видимо, сразу после жизни.
Роман знает значительно меньше, но все применяет, я знаю мало, но применяю больше. А Ильченко свои знания никогда применить не может, поэтому тащит их за собой и пугает ими одиноких женщин. Тем не менее сколько написано по его идеям и хорошего, и плохого, сколько неудачных миниатюр создано по его замыслам. Нельзя также не отметить облагораживающую роль его фамилии в нашей тройке. Представляете: Кац, Жванецкий и Ильченко! Расцветает снизу вверх. Извините, эта фраза: «Партия вам не проходной двор, товарищи! Закройте дверь, мы закончили разговор!… Что у вас там?…»
Мы с Ильченко познакомились где-то в 54-м году в Одессе, а с Карцевым сошлись где-то в 1960 году. И конечно, конечно наша жизнь всю жизнь была связана с Ленинградом. Без лести скажу, здесь как нигде публика чувствует талант и так же безошибочно его чуяло начальство.
Как появились мы в 58-м году на этой сцене, так перманентно и продолжаем и до сих пор. Как тяжело даются слова – 30 лет тому назад. И хотя эту молодость не назовешь счастливой, но что нам был дождь, что снег, что проспект Металлистов, когда у нас впереди была репетиция с Райкиным.
