Коллектив авторов - Одесский юмор: Антология
Но к центру Бориса Давидовича мы еще вернемся. А сейчас вернемся к его телефонным разговорам.
– Наденька, лапа моя родная, – рокочет Борис Давидович в трубку своим неотразимым баритоном, – значит, я могу рассчитывать, что твой гигант русской мысли примет мою гордость нашей эпохи?… Ну, в смысле, моего отца… Или сына… В общем, ты понимаешь, о ком я говорю… Только в каком случае? Если я достану для твоих родственников, живущих в Тбилиси, два билета на спектакль Резо Габриадзе? Ничего себе… Слушай, а попроще их ничего не устроит? Например, если я достану им два билета на представление Одесского цирка?… Приедут – посмотрят… Нет-нет, подожди! Не вешай трубочку. Хорошо, сейчас попробую… Значит, Резо… Резо… (Борис Давидович начинает крутить диск следующего телефона, на ходу вспоминая номер.) Алё! Резо, дорогой! Это Боренька из Одессы. Надеюсь, ты рад меня слышать? Нет, я понимаю, что у тебя в зале помещается всего сто пятьдесят человек… Я знаю, что к тебе от меня уже приходили… Что значит – три? Три человека?… Ах, три зала!.. Ну так тем более, что тебе тогда еще два билета?… Слушай, ты же сам говорил: искусство создано для того, чтобы человеку в этом мире стало хоть немножечко теплее… Так это как раз тот случай! Благодаря твоему искусству человек получает радиатор парового отопления…
Последние фразы Борис Давидович произносит, внимательно приглядываясь к телевизору, стоящему в другом конце комнаты. По телевизору показывают баскетбольный матч. «За две минуты до конца игры, – говорит диктор, – одесситы проигрывают два очка. Удастся ли им что-нибудь сделать?…»
– Так! – кричит Борис Давидович во все телефоны одновременно. – Никто не вешает трубку! Мне нужно срочно сделать один звонок. Вопрос жизни и смерти! – и быстро накручивает диск последнего телефона: – Алё! Это Дворец спорта? Срочно мне тренера Лебедовского! Я понимаю, что он руководит игрой. Я даже вижу, как у него это получается! Передайте – Литвак на проводе!.. Лебедовский, ты почему не выпускаешь Козлюка? Ты что, не видишь, что у тебя Подопригора все подборы проигрывает? Козлюка, говорю, выпускай! Я его зачем десять лет в своей школе учил? Чтобы он у тебя на скамейке трусы просиживал?…
«В команде одесситов замена, – доносится из телевизора. – Мяч у молодого Козлюка. Бросок! Одесситы сравнивают счет. Еще бросок! Они выходят вперед!..»
– Понял, Лебедовский?! – гремит Борис Давидович в трубку. – Всегда слушай Боречку! Черта с два бы вы в прошлом году чемпионами стали, если бы у меня телевизор хуже показывал! Всё! Можешь повесить трубку! Остальные еще не повесили!.. Значит, делаем так. Резо, дорогой, даешь два билета родственникам Наденьки. Надюша, милая, устраиваешь Петру Максимовичу встречу с Николаем Степановичем. Петр Максимович, устанавливаешь Илье Ефимовичу радиатор парового отопления… Всем до свиданья!
– Даже не знаю, как вас благодарить… – шепчет растерянный посетитель.
– А меня-то за что? – удивляется Борис Давидович. – Кстати, вы чем занимаетесь?
– Ремонтирую слуховые аппараты.
– Так это же как раз то, что мне нужно! Значит, завтра к вам зайдет один старик. Абсолютно глухой. Отремонтируйте ему, ради Бога, его аппарат, а то я уже месяц ему кричу, что я этим не занимаюсь, а он ничего не слышит!
Потом Джулька видит из-под своего стола потрепанные лакированные ботинки известного одесского артиста, у которого, по его мнению, несправедливо отобрали водительские права, и теперь ему нечем зарабатывать себе на жизнь. Потом – изящные босоножки элегантной дамы среднего возраста. Она просит Бориса Давидовича, чтоб ее осмотрели врачи его центра.
– Но он же детский! – удивляется Борис Давидович. – А вы, извините, на школьницу уже не похожи.
– Ну вот, – горестно вздыхает дама. – Я же вам говорю, что в последнее время я плохо выгляжу…
В конце концов Борис Давидович устраивает ей визит к взрослому доктору.
Потом Джулька видит еще какую-то обувь… Еще… Вечереет.
– Ко мне еще кто-нибудь есть? – спрашивает Борис Давидович у воскресной дежурной по школе Эммы Францевны.
– Двое, – говорит она. – Посол Соединенных Штатов Америки и сантехник из центра.
– Пускайте обоих, – кивает Борис Давидович.
– О, господин Литвак! – появляясь в кабинете, восторженно разводит руками мужчина заграничного вида. – Я только что осмотрел ваш потрясающий центр!
– Я тоже осмотрел, – мрачно вторит ему сантехник.
– Я много слышал об этом центре, – продолжает посол, – но то, что я увидел, меня поразило!
– И меня поразило, – соглашается сантехник. – В подвале трубы полопались. На первом этаже кто-то раковину расколол…
– Думаю, что нигде в мире, – продолжает посол, – мы не найдем ничего подобного!
– Ну, найти, вообще-то, можно, – говорит сантехник, – и трубы, и раковину. Например, на Староконном базаре. Но деньги нужны…
– Кстати, о деньгах, – подхватывает посол. – Я слышал, что у вас в центре бывали лидеры многих стран. Так что с деньгами и оборудованием, я думаю, у вас все в порядке!..
– О да! – соглашается Борис Давидович. – Тут мы идем со знаком плюс.
– То есть как? – спрашивает дипломат.
– Очень просто, – отвечает Борис Давидович. – После всех этих посещений у нас, правда, ничего не прибавилось, но, с другой стороны, у нас ничего не пропало!
После чего посол откланивается. А сантехник остается. И, устало глядя на него, Борис Давидович начинает в очередной раз накручивать диск телефона.
– Коля! – говорит он в трубку. – Ты же красивый, чистый человек. Честный бизнесмен!
– Это я честный бизнесмен?! – доносится из трубки удивленный голос некоего Коли. – Борис Давидович, дорогой, может быть, вы номер перепутали?
– Перестань, Коля, не скромничай, – настаивает Борис Давидович. – Я же лучше тебя знаю твою благородную душу! Просто ты своих денег тратить не умеешь. Ну кто когда-нибудь вспомнит, на каком «Мерседесе» ты ездил? А ты перечисли немного на наш центр. Мы сантехнику новую купим. Возле каждого унитаза таблички повесим с твоим именем. Тебя же люди по сто раз на день вспоминать будут с благодарностью!..
Под этот до боли знакомый текст Джулька начинает засыпать.
…Когда она просыпается, за окном уже совсем темно. А перед Борисом Давидовичем стоит и вовсе странный человек. Маленький, сухонький, в сапожках и френче, с жокейской шапочкой на голове.
– Умоляю вас! – говорит он плачущим голосом. – Поймите, эта кобыла отказывается есть тот овес, который имеется на нашем ипподроме. И мне сказали, что только вы…
– Что? Могу ее уговорить? – спрашивает Борис Давидович.
– Нет. Ну зачем же… Просто ее привезли сюда из Новой Зеландии специально для улучшения нашей породы. И вот теперь все говорят, что если вы возьметесь за это дело…
– За какое такое дело? Вы что, с ума сошли?!
– Достать ей нужный овес…
Примерно через час Борис Давидович и Джулька покидают наконец свой директорский кабинет.
Они выходят на сказочно прекрасную ночную улицу Пушкинскую, где в окружении вечных одесских платанов сияет под луной белая громада построенного Литваком детского реабилитационного центра, и думают каждый о своем.
«Литвак построил… Литвак создал… – думает Борис Давидович, глядя на это здание и на золотого ангела, парящего над входом в него. – Да разве тут в Литваке дело?! Ее это идея была. Ее… «Что ж ты, папа, – говорила она, – самых здоровых к себе в спортивную школу отбираешь, а о больных кто подумает?» Ну вот, подумал, построил. Только она этого уже никогда не увидит, доченька моя единственная… Никогда… Господи Боже ты мой, ну как же после этого верить в твою справедливость?…»
«Нет, что ни говори, – думает Джулька, – а с хозяином мне не очень-то повезло… Хотя, понятное дело, он и о себе вспоминает не часто, разве ж ему до меня?… А тут щенки. В этом месяце опять четверо. Кому б их пристроить?…»
– Да, Джульетта, – вдруг говорит Борис Давидович, – совсем забыл сказать. Насчет щенков твоих я еще вчера договорился. Хорошие люди. Берут всех четверых. Правда, за это я обещал поставить им телефон…
И они отправляются спать. Всё. Выходной день окончен. Завтра будет трудный. Рабочий.
Михаил Векслер
Потомкам на пейджер
Хорошо живется мне
Без вмешательства извне.
Нам хорошо с тобой вдвоем —
Вон улыбаемся на фото.
Но и в отсутствии твоем
Есть тоже праздничное что-то.
Мы с Тамарой ходим парой,
Мы с Тамарой понятые.
В альбом
С какой бы страстью целовал
Я Вашего лица овал!
А будь у Вас лица квадрат,
Я целовал бы Вас как брат.
Очередная смена тела…
Как это все осточертело!
Второе?… Блюдо или мая?
По пустыне
Идет караван.
В середине —
Верблюд-ресторан.
И водил сорок лет по пескам свой народ Моисей,
Дабы вымерли все, кто кричал: «Ю эс эй! Ю эс эй!»
Войдет ли в горящую избу
Рахиль Исааковна Гинзбург?
Усы на фейсе —
Таки да!
Не то что пейсы
В два ряда.
Увы, Мария… то есть аве!
Потеряла Рая
Честь.
У нее вторая
Есть.
Не отвернусь от нищего – как другу
Всегда пожму протянутую руку.
Товарищ, верь! Придет пора
Достатка и правопорядка,
Но до нее – на наших пятках
Напишут наши номера.
Бьют часы. В глубоком кресле,
В том, что под часами,
Утонула Салли Пресли.
Ох уж эта Салли!
Ни «спасите», ни «тону»,
Ни записки близким.
Села в кресло – и ко дну.
Тихо. По-английски.
Мы как выпьем – головою в яства
Или бьем кого-нибудь по линзам.
Нет у нас еще культуры пьянства
И алкоголизма.
Том – патологоанатом,
Он берет работу на дом,
И у Тома на дому
Многолюдно потому.
Энтомолог Ю. Рогожин
С каждой мухой осторожен:
Ведь у мухи на лице
Не написано «це-це».
Орнитолог мистер Поллак,
Поедая перепелок,
Убедился, что у птиц
Не бывает ягодиц.
Осень. Дождик по темени.
Мне бы зонтик. От времени.
Я работаю, как вол,
За фаллический символ.
Прогноз
Такой же,
Как всегда —
Мороз
По коже,
Господа.
На заводе надувных изделий
Людям деньги выдали шарами,
И они над нашими дворами
На зарплате к звездам полетели.
«Да-а, – вздохнула тетя Настя, —
Человек рожден для счастья».
«Словно птица для полета», —
Согласился дядя Тихон.
«Через Днепр», – добавил тихо
Из присутствующих кто-то.
Жил, если помните, Паша.
Был он Морозовым. Наша
Контрацептивная фабрика
Имени этого Павлика.
Когда б ни состоялся вынос —
За то, чтоб мы вас, а не вы нас!
Мы сидим в столовой,
Суп едим перловый,
Слышим наших ложек
Грустный диаложек.
Снегом стать хорошо бы
В середине пути,
Одновременно чтобы
И лежать, и идти.
Я спросил у тополя: «Где моя любимая?»
Тополь не ответил мне, но спросил: «А что?»
«Разденься, – сказал я Глафире. —
Любовь – не картошка в мундире».
Англичанин Кристофер
Англичанке Дженифер
Вечером на пристани
Сделал предложение:
«Дорогая Дженни!
Может быть, пожени…
Может быть, пожени…»
Так, произнося
Это предложение,
Волновался Кристофер.
Улыбнулась Дженифер
И сказала: «Мся!»
Ромео и Джульетта. Их
Балкон не выдержал двоих.
Харитонов Нестор —
Человек-оркестр.
А Тамара М. —
Женщина-гарем.
На пляже Аркадия вечером
Хотел написать завещание,
Да не усмотрел за вещами я…
Теперь завещать больше нечего.
Я шел вдоль берега. Скучал.
К моллюску в домик постучал.
«Добро пожаловать!» – услышал,
Но не вошел. И он не вышел.
Я, признаюсь, с трудом
Занимаюсь трудом.
Но с большою любовью
Занимаюсь любовью.
Свой путь земной, мозоли натирая,
Я прохожу, голодный и нагой,
Так безгреховно, что ворота рая —
Привет, ребята! – отворю ногой.
– Гражданин, вот вы смеетесь —
Видно, с прошлым расстаетесь?
– Да пошел ты, старый хрен!.. —
Отвечает Гуинплен.
С видом на море
Оно —
В нашей камере
Окно.
Жители Оскоминки
И, конечно, Клюквинки
Шьют и носят смокинги,
Фракинги и брюкинги.
Обожают пудинги,
Кашинги, оладинги,
Разные салатинги
И другие блюдинги.
Во какие людинги!
«Любит?… Не любит?…» – гадает Нарцисс на ромашке
Ваше «да» шито белыми нитками —
Вы в любви признаётесь под пытками.
– Глянь, огонек
Бежит, Санек!
– Так это ж, Нюр,
Бикфордов шнур.
Несет бревно душа-девица.
Душа обязана трудиться.
Нет места подвигу в раю —
Вот что прекрасно в том краю.
Пошел поэт
Встречать рассвет.
Но, как назло,
Не рассвело.
Дуэт не заметил потери певца
И «Яблочко»-песню допел до конца.
Один молодой человек,
Решив перепрыгнуть Казбек,
Пешком от Казбека
Дошел до Квебека,
Чтоб взять из Квебека разбег.
Пассажир из деревни Гавайи
Заходил с пистолетом в трамваи.
Популяет чуток
В пассажиропоток —
И домой. На трамвае. В Гавайи.
Гражданин из Орехово-Зуево…
Или, может из Пензы?… Да ну его!
Вот другой гражданин
Из… ну как их?… Афин.
Или Брно?… Да видал я в гробу его!
Молодой людоед из Непала
Ел людей до обидного мало.
Откусит кусочек —
И больше не хочет.
Как такого назвать каннибалом?
Бороду даю на отсечение,
Что бессмертно Марксово учение.
Я из депутатской группы
«Политические трупы».
Почему двуглавый птах
Украшает наш пятак?
Это все последствия
Атомного бедствия.
Здесь от укусов
Комаров болотных
Погиб на аллигаторов
Охотник.
Нет, не пуля – дура,
А стрела Амура.
Никого,
Кто с того возвратился бы света.
Отчего?
Возвращаться – плохая примета.
Младший сержант «Пока!»
Сказал командиру полка.
А командир полка
ответил: «Чао-какао!»
Хоккеист из ЦСКА
Брился лезвием конька.
Киллерша после осечки
ушла от «макарова» к «стечкину».
Большие кепки
На ваши репки.
Торговый дом
«Аэродром».
Мужик по селениям бродит —
Наверное, он трансвестит:
В горящие избы заходит,
Коней на скаку тормозит.
На углу стоит девица —
И товар, и продавщица.
Ни в карман, ни в капюшон
Не положишь «данке шён»!
Жароповышаю —
щее принимаю.
Несколько таблеток —
И наступит лето.
Я такую ближнюю
Возлюбил под вишнею,
Что забыл про прежнюю,
Ту, что под черешнею.
Говорят, что в сорок пять
Баба – ягодка опять.
А до ягодного года
Баба хуже, чем Ягода.
Я на лавочке сидела
И считала части тела —
Не забыла ли чего
У миленка моего?
Полюбила я шпиона
За четырнадцать имен:
Вон идет моя Алена —
Он же Сидоров Семен.
Не ходи, душа-девица,
За Арона Кузьмича.
Неизвестно, кто родится
От такого басмача.
Я сладка и, грешным делом,
Я с лотка торгую телом.
Килограмм – полдоллара,
Что совсем недорого.
Во субботу после пьянки
Заиграю на тальянке.
Напужаю милую
Хавою нагилою.
Посижу с Камиллою,
Полежу с Полиною,
А потом и милую
Навещу с повинною.
Вячеслав Верховский
