Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком
Правда, в правовых вопросах доктор Грос был явно не силен. Даже мне, обладавшему отрывочными знаниями из области юриспруденции, и то было видно, что Грос порой беспомощно балансировал на скользком льду, именуемом процессуальным правом. А у судей в эти минуты лица буквально каменели. Правда, и мои попытки выразить возмущение и передать эмоции «пострадавшего» казались мне самому (а уж тем более специалистам) чуточку неуместными. Но ведь я-то не был профессионалом и мог позволить себе роскошь вызывать снисходительные усмешки со стороны юристов.
А вообще-то меня интересовали чисто практические вопросы: что лежит в досье на меня и с какой целью его вообще заводили? Мне было важно иметь возможность свободно болтать по телефону, свободно высказывать свои мнения без оглядки на тайных соглядатаев, могущих вложить в мои слова не тот смысл.
Была и вторая неожиданность – и опять-таки все балансировало на грани законности. Как выяснилось, министерство внутренних дел составило на меня еще одно досье, которое и передало суду – с обязательством хранить его содержание в тайне. Об основном правовом принципе, согласно которому любые документы, любые факты, фигурирующие на процессе, должны предоставляться обеим сторонам, составители досье даже и не подумали.
Судья устранил эту несправедливость, пообещав, с одной стороны, что не примет во внимание материалы, содержащиеся в закрытом досье, а с другой – прежде чем огласить это решение, передал папку Холтфорту, чтобы тот ознакомился с материалами во время короткого перерыва между заседаниями.
Во время беглого, длившегося не более 10 минут перелистывания документов удалось установить, что это были подборки моих высказываний и выступлений. С их помощью преследовалась цель доказать мою близость к Германской коммунистической партии. Наибольшее впечатление производило, пожалуй, приветственное послание в адрес Нюрнбергского съезда ГКП, в котором я благодарил за приглашение, сожалел, что на этот раз не смогу приехать, и выражал убеждение, что коммунистам «принадлежит решающая роль в борьбе за мир и дело рабочих».
Третьим сюрпризом (литературного характера) была речь адвоката Гроса. В ней он раз и навсегда рассеял опасения нации по поводу того, будто секретные службы ФРГ подслушивают телефонные разговоры, занимаются перлюстрацией почты и суют свой нос в банковские счета граждан. Ничего подобного, дескать, быть не может: это ведь запрещено! Невольный смех публики, заполнившей почти весь зал, выражал, без сомнения, радость народных масс в связи с такими райскими условиями жизни. После этого экс-министр внутренних дел начал обосновывать, почему ведомство по охране конституции вынуждено вести за мной слежку: держать в поле зрения опасное коммунистическое окружение – к этому его, дескать, вынуждает закон. И есть еще одна причина – это высказывание Димитрова, заявившего: писатель, выступающий за Советский Союз, важнее тысячи членов коммунистической партии. Вот так-то. Вот почему за мной и надо следить.
И даже если подобное сравнение кому-то может показаться спорным, лично меня это высказывание Димитрова нисколько не смущает. Скорее наоборот, если принять во внимание те усилия, которые предпринимает СССР в деле поддержания мира и разоружения. Гросу следовало бы еще только добавить, откуда он позаимствовал эту цитату. Поиски привели к единственному источнику – одиозному правоконсервативному журналу «Дойчланд-магазин». Из этого ультраправого издания сторонников «холодной войны» почерпнули эту цитату едва ли более умеренные составители справочника из ведомства по охране конституции, а оттуда в свою очередь по служебным каналам она перекочевала к либеральному экс-министру.
Жаль только, что именно ею он аргументировал необходимость закладывать на меня данные в компьютерный котел. Во всяком случае, суд отнесся к этому без всякого понимания и в тот же день огласил приговор, обязав ведомство по охране конституции стереть все данные, заложенные на меня в машину.
Ничего большего мы и не требовали, поскольку с формально-юридической точки зрения ничего другого нельзя было бы добиться. По нашему дополнительному заявлению – сообщить, какого рода данные заложены в компьютер, – не было принято вообще никакого решения, поскольку, согласно убийственной логике юристов, если информация все равно будет стерта, зачем тогда знакомиться с ней?
Потерпела бы фиаско и попытка добиться в судебном порядке, чтобы секретной службе вообще было запрещено шпионить за мной. Совать свой нос и копаться в личной жизни людей с использованием «разведывательных средств» – это ведь и есть та «задача», которую «закон» ставит перед фирмой «Сыск и К0». Чтобы добиться своего, нужно было бы предоставить убедительные доказательства, что у меня вообще нет никаких политических убеждений и, стало быть, у ведомства нет никаких оснований для слежки.
Старая юридическая дилемма: судья в лучшем случае может только интерпретировать параграфы, даже если они будут самыми несправедливыми. Существовал бы, к примеру, закон, принятый с благословения (политического) конституционного суда, по которому всем, кто разъезжает на велосипедах красного цвета, грозит тюремное заключение на срок не менее 10 лет. Судам, хотя они и осознавали бы всю вопиющую несправедливость закона, в принципе не оставалось бы никакого другого выхода, кроме как упечь нарушителя за решетку на 10 лет.
Законы – это показатель того, в каком состоянии находится право. И они ни в коем случае не издаются на вечные времена. Их делают политики, представляющие интересы различных групп населения. Если социальная борьба трудящихся станет обременять концерны, они тут же поручат своим управляющим принять какой-нибудь закон, парализующий возможности профсоюзов устраивать забастовки. Это и будет называться господствующим правом в прямом смысле этого слова.
С подлыми законами надлежит бороться в первую очередь политическими средствами. Юридический путь не является, к сожалению, универсальным средством против негодной политики. Идя этим путем, можно в лучшем случае несколько уменьшить существующую несправедливость, но чаще наоборот – лишь усилить ее. По-настоящему эффективен этот метод только в том случае, когда власть имущие игнорируют собственные законы.
Так было и в моем случае. Ведомство по охране конституции могло продолжать собирать данные, вынюхивать, шпионить, как то предписывает ему закон. Оно имеет право накопить на меня кучу материалов. Оно не имеет права делать только одно (и этим мы воспользовались, подавая заявление в суд): закладывать на меня данные в компьютер. И то лишь благодаря пробелу в существующем законодательстве.
Создатели законов попросту забыли выдать разрешение ведомству по охране конституции на автоматизированное кодирование данных. Подобная оплошность со стороны политиков ему даром в суде не прошла. Но и эти свои полномочия оно со временем получит. Издавать законы о чрезвычайных полномочиях стало в стране традицией. С 1933 года.
И тем не менее приговор суда означал для нас победу. Нам по крайней мере удалось нанести тактическое поражение превосходящему противнику, продемонстрировать, что демократы не должны сдавать свои позиции без борьбы. Само по себе осознание этого могло вселить в нас мужество. Кроме того, процесс вызвал большой интерес у широкой общественности, привлек ее внимание к практикующейся у нас в стране слежке, породил всеобщее возмущение.
Соответствующими были и заголовки западногерманских газет: «Гражданин, которого подслушивали, защищается», «Успех Киттнера», «Победа над ведомством по охране конституции». Сообщения были опубликованы в 80 газетах, некоторые из материалов занимали до 6 колонок. И до самых окраин донеслась весть о том, какой подкоп под демократию ведется в стране. Во всяком случае, глазам общественности предстала картина, резко отличавшаяся от той, которую хотело бы изобразить правительство.
Эти настроения передались и в ландтаг, где Вернер Холтфорт, вернувшись из зала суда, развязал – теперь уже в качестве депутата – дискуссию о деятельности ведомства по охране конституции. Министр внутренних дел Хассельман не сомневался ни секунды: приговор, дескать, неправильный, и баста.
Поскольку я сам в ландтаге не был (а происшедшее выглядит просто невероятным), то процитирую лучше выдержку из солидной буржуазной газеты "Дойчес альгемайнес зонтагсблат»:
«Министр от ХДС откровенно разъяснил, что конкретно имеют право делать его служащие: им разрешено применять для сбора информации разведывательные средства, если эти действия продиктованы соображениями высших государственных интересов. И в этом случае, отрубил министр, они имеют право преступать законы. После этих слов в протоколе появляется примечание: аплодисменты одного из депутатов ХДС».
