Дэвид Вонг - В финале Джон умрет
— Дэвид, не хочу я возвращаться. Там ужасно. Кристал и Тоня все время ходят голые, устраивают бои подушками и все такое.
— Правда?
— Нет. Это они посоветовали мне так сказать. — Она рассмеялась.
— Эми, не заставляй меня по новой объяснять, почему тебе опасно здесь оставаться. Ты же сама все понимаешь.
Она повернулась и посмотрела мне в глаза.
— Я все продумала. Вот оно, доказательство того, что ты… ну, не злой что ли. Тебе одиноко, без меня ты все время тоскуешь, но, несмотря на это, пытаешься меня защитить. Если бы ты в самом деле был плохим, то заботился бы только о себе. Тогда ты бы хотел, чтобы я осталась, хотя и знал бы, что здесь опасно.
— Ты ошибаешься, — сказал я, немного подумав.
— Почему?
— Я действительно хочу, чтобы ты осталась.
— Отлично, — радостно ответила Эми. — Значит, я остаюсь.
Она поцеловала меня в щеку и снова прижалась ко мне.
— Знаешь, сейчас мне негде жить…
— Ну…
— Джон сказал, что я могу пожить у него, пока не найду себе квартиру.
— Только через его труп.
Она засмеялась.
— Это Джон посоветовал мне так сказать. Кроме того, он хотел, чтобы я рассказала про его огромную кровать, на которой хватит места для меня. И про то, что он спит голым.
— Оставайся здесь. Пока. Но, Эми, мы не вместе, понятно? То есть ты будешь жить здесь, но это ситуация типа «ей негде остановиться», а не «и потом они поженились». Хорошо?
— Конечно. Как же хорошо дома! Одного у Неназванного не отнять: здесь гораздо интереснее, чем в Юте.
В течение следующих четырех месяцев ничего интересного не произошло.
В знойный августовский день мой «форд-бронко», в котором находились я, Джон, Эми и примерно дюжина коробок с ее вещами, свернул с шоссе в том месте, где стоял зеленый знак «Городок университета [название опушено]».
От университета до Неназванного чуть больше двух часов езды: не так далеко, чтобы Эми отказалась ехать, но и безопасность ей обеспечена, если вдруг земля разверзнется и город провалится в ад. Компромисса мы достигли после десятка скандалов и одной истерики. В конце концов я убедил Эми в том, что рано или поздно ей нужно получить образование и зажить самостоятельной жизнью: увидеть мир, раздвинуть горизонты, освободить мой диван и перестать печатать на своем проклятом ноутбуке. Детство она провела не выходя из дома, а в старших классах ей пришлось несладко, так что после этого она, наверное, ни разу не выезжала за пределы города. Вы и представить себе не можете, как пугает мир таких людей, как Эми — тех, кто предпочтет знакомую дыру незнакомому особняку.
Вот почему ты не свалил отсюда при первой же возможности…
Итак, мы подумали насчет колледжа, поискали информацию и выяснили, что с ее аттестатом Эми полагается частичная оплата обучения. Осталось только взять в банке студенческий кредит на недостающую сумму, который потом удавкой затянется на шее, — и добро пожаловать в храм знаний! Разумеется, пришлось подписать кучу бумаг, и последние три недели до переезда в общежитие Эми провела на грани нервного срыва, — но дело мы сделали.
«Вот и все, — подумал я. — План насчет Юты я плохо продумал, однако теперь Эми начнет ходить на занятия, познакомится с интересными людьми. Ей там понравится. Сначала она будет звонить каждый день, потом каждую неделю. А однажды упомянет про какого-то парня — ее друг, скажет она. Затем станет звонить раз в месяц и заезжать в гости дважды в семестр. А потом позвонит и скажет, что познакомилась с одним человеком — он изучает английскую литературу и играет в лакросс или еще в какую-нибудь фигню. Она повзрослеет, сразу после получения диплома найдет работу в другом городе и никогда, никогда сюда не вернется».
Так и должно быть. Эми покинет мою орбиту, выйдет из сферы моего влияния и перестанет быть целью для тех, кто хочет меня прикончить. На этот раз она будет в безопасности.
Когда мужчина строит планы, женщина смеется.
Мы выгрузили коробки, побрели по вестибюлю общежития и пристроились в очередь к лифтам, вместе с толпами тощих девиц, хорошо одетых родителей, толстощеких мальчишек, слишком юных для колледжа, и невероятного количества молодежи из стран Азии. К нам подошел какой-то парень, вручил анкеты, правила поведения в общежитии и прочую ерунду и разговорился с Эми. Она легко сходилась с людьми. День был жаркий, и легкая курточка, переброшенная через руку Эми, полностью скрывала отсутствующую кисть. Эми обменялась с юношей парой фраз, похихикала, а потом он пошел дальше раздавать бумаги.
— Вроде хороший парень, — сказал я.
— Угу, — отозвалась она.
— Ты с ним познакомилась?
— Его зовут Джеймс. Или Джек.
— Одет со вкусом. Наверное, будущий доктор.
Джон посмотрел на меня, потом на Эми, снова на меня, и сказал:
— А еще у него отличная задница.
Эми отвернулась и закатила глаза. Мы поднялись на лифте и отнесли ее вещи в крошечную комнату в общежитии. Я во второй раз попрощался с Эмми, во второй раз не сомневаясь, что расстаемся навсегда. Мы обнялись, я раз десять пожелал ей удачи, выбрался наконец из объятий и направился к выходу — уверенный в том, что добился успеха. Если любишь человека, нужно дать ему свободу. Я думал о том, что поступаю так ради всеобщего блага. Я почти вышел за пределы зоны досягаемости, как вдруг Эми схватила меня за рубашку и развернула.
— Спасибо, что помог с переездом, — проговорила она.
— Без проблем.
Мне показалось, что она хочет сказать мне что-то еще — что-то совсем другое.
— Да, мне не сложно поднимать тяжелые объекты, — произнес Джон. — Я вроде как привык.
Я поднял руку, заставляя его умолкнуть.
— Джон…
— Я, конечно, имею в виду свой член.
— Не обращай на него внимания, — сказал я Эми. — У него такой же член, как у всех.
— Я как раз собиралась спросить… — начала Эми.
— Ты никогда не видел мой член! — взревел Джон. — Я бы показал его прямо сейчас — всем. Но у нас нет времени.
Я повернулся к нему.
— Что? У нас нет времени?
— Ну, нужен целый день — часов пять-шесть, не меньше, — чтобы рассмотреть его как следует, проникнуться его величием!
— В твоих словах нет никакого смысла, — сказала Эми прежде, чем я успел ее остановить.
— Ты бы все поняла, если бы увидела его! — возбужденно завопил Джон. — Милая, тогда бы ты поняла, что в моих словах скрыт бо-о-ольшо-о-ой смысл!
— Джон, успокойся, а? — Я показал в сторону коридора. — Подожди меня у лифта.
Он не двинулся с места.
— Может, поженимся? — спросила Эми.
Ну вот. Внутри у меня что-то оборвалось, а в голове возникла картинка — мотылек, летящий к паяльной лампе. Я попытался найти слова, которые успокоили бы ее, постарался найти лучший способ отказать ей, и сказал:
— Да, конечно.
Джон посмотрел на часы.
— Ну, мои поздравления. А теперь нам пора. Если поторопимся, то успеем поиграть в баскетбол, пока не стемнело.
День выдался жарким. Асфальт плавился под ногами; наши тела, шурша одеждой, танцевали под сбивчивый ритм — «тук-тук-тук» — баскетбольного мяча о площадку. Я двигался спиной к кольцу — туда, где была бы линия штрафных бросков, если бы мы играли на настоящем баскетбольном корте, а не на огромном куске потрескавшегося наждака в виде детской площадки. Я прыгнул и сделал бросок, обреченный на промах в ту самую секунду, когда мяч оторвался от пальцев.
Джон успел на подбор, развернулся, прыгнул и вколотил мяч в корзину.
— Двести семьдесят четыре — сто тридцать семь! — воскликнул он, победно вскинув кулак. По правилам Джона за каждое попадание начисляется по сто тридцать семь очков. — Если бы платили по десять центов за каждый точный бросок, ты все равно бы хреново и фал!
Я поднял мяч и протянул его Джону. В этой игре, как и в жизни, мяч оставался у того, кто забил. Джон начал дриблинг, посмотрел мимо меня и замер. Я увидел его лицо и обернулся.
— Эта штука здесь раньше была? — спросил Джон, прищуриваясь.
Над площадкой, заросшей сорняками, висел блестящий черный шар фута три в диаметре, похожий на огромный восьмой шар в бильярде.
— Кажется, в нем какие-то люди, — пробормотал Джон, направляясь к шару.
Он наклонился, поднял камешек и бросил его в шар. Камешек беззвучно исчез. Джон оглянулся и посмотрел на меня через плечо.
— Спорим, это дыра в другое измерение? Пойдем?
— Сначала сыграем еще раз.
Джон взял мяч и повел его за трещины и сорняки, которые мы считали линией трехочковых бросков. По блеску в глазах друга я понял, что он собирается бросить трехочковый. Как только Джон выпустил мяч, я помчался к кольцу; измерительный прибор в моем подсознании говорил мне о том, что это промах, что мяч отскочит от щита. Мяч лязгнул о щит, я подпрыгнул, одной рукой забрал подбор в воздухе и, прежде чем Джон успел вернуться в защиту, сделал бросок «крюком». Мяч приятно зашуршал в корзине.
