Владимир Войнович - Москва 2042
– Чего ждал?
– Ждал, когда это все развалится.
– Ну вот, – поймал я его на слове, – значит, ты вел себя точно так же, как Симыч. Он ждал в морозильнике, а ты в космосе. Какая разница?
По– моему, мое сравнение показалось ему обидным.
– Разница в том, – сказал он сердито, – что прежде чем ждать, пока эта лодка затонет, я ее долго раскачивал, а он в это время валял свои глыбы впустую. А потом, конечно, мне захотелось увидеть, чем дело кончится, и только поэтому я регулярно пил микстуру от Эдика.
– Ты знаешь, что с Эдиком случилось? – спросил я.
– Да, я знаю, ты его отравил. Правильно сделал, это был человек мерзкий и вредный. А мне его изобретение уже не поможет. Да и ни к чему. Я дожил до того, до чего хотел, теперь можно и умереть.
Я не помню, когда и как заснул. Помню только, что проснулся на верхних нарах, когда было уже совершенно светло. Когда я глянул вниз, я не увидел ничего, кроме аккуратно застеленных нар. Вероятно, Гениалиссимуса увели ночью, когда я крепко спал.
Высочайший манифест
Мы, Божией милостию, Серафим Первый, Император и Самодержец Всея Руси, данным Манифестом высочайше и всемилостивейше объявляем диявольское, заглотное и кровавое коммунистическое правление низложенным.
Зловонючая партия КПГБ распущена и объявлена вне закона.
Пропаганда коммунистической идеологии приравнена к числу тягчайших государственных преступлений.
Россия объявляется Единой и неделимой Империей с монархической формой правления. Деление Империи на республики отменяется. Основной административной единицей на местах является губерния во главе с назначенным Нами губернатором.
Империя располагается на территориях, находившихся ранее под контролем бесовской шайки КПГБ, включая в себя также Польшу, Болгарию и Румынию в виде отдельных губерний.
Вся полнота власти принадлежит Императору, который осуществляет ее через назначенный им Правительствующий Сенат, Кабинет министров и Комитет губернаторов.
Бывшие органы госбезопасности (служба БЕЗО) преобразовываются в Комитет народного спокойствия (КНС), главою которого назначается любезный Нам и Нашим верноподданным Богобоязненный христианин Леопольд Зильберович.
Всем бывшим коммунистам предлагается сдать свои членские билеты в губернские, уездные и волостные отделения КНС и пройти через церковное покаяние.
Всем остальным Нашим любезным подданным предлагается соблюдать спокойствие и порядок, выявлять заглотных коммунистов и плюралистов, уклоняющихся от регистрации и покаяния, проявлять бдительность и нетерпимость ко всем проявлениям лживой и мерзопакостной коммунистической идеологии.
Данный Манифест Высочайше повелеваю зачитать на площадях, в Церквах и других местах общественного скопления, а также в воинских частях, соединениях и на кораблях Императорского Военно-Морского флота.
С нами Бог!
Серафим Первый, Император и Самодержец Всея Руси.
Этот Указ я прочел в напечатанной в виде рулона газете Ведомости Правительствующего Сената, которую мне стали доставлять с первого дня моего заключения.
Если бы не эта газета, я бы вообще с ума сошел. Я и так не находил себе места. Я всю жизнь мечтал стать свидетелем какого-нибудь переломного исторического события, чего-нибудь вроде крушения империи, революции или хотя бы контрреволюции. И не обидно ли, во время как раз такого события (да имея к тому же прямое ко всему отношение) оказаться ни с того ни с сего взаперти! Хотя, впрочем, и в безопасности. Что было нелишне, потому что, как я потом узнал, немедленно по воцарении Симыча (до сих пор не могу его называть Серафимом) на территории Москорепа стихийно организовались передвижные народные суды, которые отлавливали бывших комунян повышенных потребностей и плюралистов и, руководствуясь упрощенным правосознанием, тут же раздирали отловленных в клочья. Этого в газетах не было, но публиковались длинные списки казненных по приговору Чрезвычайной коллегии КНС.
А кроме того, изо дня в день публиковались бесчисленные указы, я их перечислю в том порядке, в котором запомнил:
1. Указ о создании специальной комиссии по расследованию коммунистических преступлений.
2. Об отказе от уплаты иностранных долгов.
3. Об обязательном и поголовном обращении всего насущного населения в истинное православие. Во исполнение указа провести поэтапное крещение всех подданных Его Величества, используя для данного обряда моря, реки, озера, пруды и другие естественные и искусственные водоемы.
4. О переименовании всех городов, рек, поселков, улиц, заводов, фабрик, морских и речных судов, незаконно носящих имена коммунистических заправил.
5. Вся собственность на землю, производственные предприятия, средства производства и транспорт переходит в руки Его Величества и впоследствии общественными комитетами будет раздаваться бесплатно лицам, способным к производительному труду и уклонявшимся от сотрудничества с заглотным коммунизмом.
6. Паспорта и другие документы, выданные безбожной властью, упраздняются и заменяются единым видом на жительство.
7. Об упразднении паровых, механических и электрических и других средств передвижения с постепенной заменой их живой тягловой силой, для чего крестьянам предлагается немедленно заняться выращиванием лошадей, быков, ослов и шотландских пони.
8. Об отмене наук и замене их тремя обязательными предметами, которыми являются Закон Божий, Словарь Даля и высоконравственное сочинение Его Величества Преподобного Серафима Большая зона.
9. О введении телесных наказаний.
10. Об обязательном ношении бороды мужчинам от сорока лет и старше.
11. Об обязательном ношении длинной одежды. Под страхом наказания мужчинам вменяется в обязанность носить брюки не выше щиколоток. Ширина каждой брючины должна быть такой, чтобы полностью закрывала носок. Женщины должны проявлять богобоязненность и скромность. Платья и юбки также должны быть не выше щиколоток. Ношение брюк и других предметов мужской одежды лицами женского пола категорически воспрещается. В церквах, на улицах и других публичных местах женщинам запрещено появляться с непокрытыми головами. Уличенные в нарушении данных правил женщины будут подвергаться публичной порке, выстриганию волос и вываливанию в смоле и в перьях.
12. О запрещении женщинам ездить на велосипедах.
13. О восстановлении буквы ъ в русском алфавите.
Было много всяких других указов: о порядке хлебопашества, о введении в армии новых чинов и званий, о запрещении западных танцев и много чего еще я, к сожалению, запомнил не все.
С вещами
Дверь растворилась, и в камеру в сопровождении вертухая вошел казачий офицер в чине что-то вроде есаула Он был в длинных шароварах и куртке с газырями и какими-то кистями.
– Дзержин Гаврилович! -кинулся я к нему. – Ты ли это?
– Нет, – сказал он, – я не Дзержин, а Дружин Гаврилович, – и, уклонившись от братания, поглядел в какой-то список.
– Кто здесь на букву к?
Оглядевшись вокруг себя, я сказал, что я здесь один на все буквы. При этом я подумал, а какое, интересно, мое имя на букву к он имеет в виду – Карцев или Классик?
– На выход с вещами! – буркнул Дзержин.
Я взял свою кепку и вышел Оставив вертухая у камеры, мы с Дзержином-Дружином долго шли длинным извилистым коридором с ободранными стенами и грязным выщербленным каменным полом.
– Ну что? – спросил по дороге Дружин (пусть будет так). – Боишься?
– Нет, – сказал я. – Не боюсь.
– Ну и правильно, – сказал он. – Страшнее смерти ничего не будет.
– А тебя они, значит, оставили на прежней работе? – спросил я. – Потому что выяснили, что ты был симитом?
– Нет, не поэтому, – сказал он. – А потому что им такие специалисты, как я, нужны. И не только им. Любому режиму. Ты хоть какую революцию произведи, а потом результат ее надо кому-нибудь охранять. А кто это будет делать? Мы Каждого из нас в отдельности можно заменить, а всех вместе никак нельзя, других не наберешь.
– Скажи, пожалуйста, – спросил я по простодушию, – а в ЦРУ ты служишь по-прежнему?
Он остановился, посмотрел на меня внимательно
– А вот на такие вопросы, дорогуша, я обычно не отвечаю.
И повел меня дальше.
Мы поднялись на лифте и оказались в коридоре с дубовыми панелями и полом, покрытым красной ковровой дорожкой Дошли до конца этого коридора и попали в просторную приемную, где толпились казаки в больших чинах.
У двери, обитой черным дерматином, усатый секретарь медленно и тупо тыкал в клавиши пишущей машинки Олимпия заскорузлыми пальцами. Над ним висело изображенное расторопным художником большое панно, изображавшее въезд царя Серафима в столицу. Толпы народа, восторженные лица, и Серафим, склонившись с лошади, гладит поднятого к нему счастливой матерью счастливого младенца.