Остап Вишня - Под парусом (сборник)
Стоит замызганная лавчонка, а в ней сандалии, а над ней вывеска. Лев забрался в сандалию и рвет ее, несчастную, и зубами и лапами... А наверху написано:
_Разорвешь, а не распорешь!!_
А купите эти сандалии, наденете, пройдетесь разок по улице -- и льва не надо -- распорются и разорвутся вмиг...
Так чего же Ялта задается? Какая тому причина?
А вот какая:
-- Дада! Дай деньги! Много дай деньги! Кулай пошла! Катер пошла! Кулай Ялта пошла...
Вот в чем дело!
"Кулай" в Ялте можно... И можно "кулай" сколько душеньке угодно...
Такая уж у Ялты традиция...
"Кулай"!
Вот этим "кулай" и жила Ялта прежде, ныне, и присно, и во веки веков...
Особенно "прежде".
Слеталась туда вся "утомленная", "переутомленная", "истощенная", "недоедающая", "недопивающая" царская аристократически-бюрократически-помещичье-купеческая Россия и гуляла, отдыхала в гостиницах, в ресторациях, на яхтах, в авто, в фаэтонах от "трудов праведных", дробя зеркала, лапая наяд пудрокрашеных и устраивая "акварии" из рояля и коробки сардин при посредстве своей трипперно-диабетической мочи...
А музыка хрипела "Коль славен" и "На сопках Маньчжурии".
А покоренное крымское население таращило глаза на великодержавных культуртрегеров, подхватывало пьяных под жирную, кисло-вонючую "мышку" и развозило "блюющих и рыгающих" по "меблированным комнатам с видом на море"...
...А на набережной и на молу пахло дамским потом, пудрой, духами "Коти", шелестели шелка, прикрывая угреватые сине-зеленые с расширенными венами бедра, и летели брызги слюны на сморщенные, обложенные ватой дрябло-желтые "бюсты", облапанные и "отечественными саврасами" и покоренными смугло-горячими с блеском в карих глазах проводниками...
Называлось это:
"Ах, как мы в Крыму отдохнули!" . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ну, теперь Ялта, конечно, не та!
И взгляд на вас, на приезжих, не тот!
-- Куда ты, мол, годишься?! Вот раньше! Что с тебя теперь возьмешь?!
А в глазах у каждого туземца так и сквозит, так и скачет алчность...
И глаза эти гак и сверлят твой карман:
"Да стоит ли с тобой разговаривать? Сколько там у тебя есть?!"
А вы полагаете, что теперь в Ялте нет казино? Рулетки? Нет шмендефера?
Есть! Все это есть!
Сидит крупье, рулетка вертится, прыгает "шарик", счастливых отыскивая:
-- Прошу делать игру!
-- Игра сделана!
-- Двадцать три! Красная нечет! Вторая половина!
И мелькают длинные лопаточки, скользят по расчерченному столу, передвигают фишки к дрожащим рукам "счастливчиков" и "несчастливчиков"...
А на "открытой сцене" выламывается дева с кастаньетами...
Все это есть!
Да только...
-- Ах! Эти налоги! Они в гроб вгонят!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не вгоняют, очевидно!
Плавают еще по набережной имени Ленина такие "экземпляры", что диву даешься, как их только выдерживает "Советская платформа"... Как у этой "платформы" буксы не горят, как оси не лопаются.
1924 ______________________________________________________________________
Туристы
-- А вы чем занимаетесь? Ваша профессия?
-- Собственно, доктор, ничем. Пишу. Сижу и пишу.
-- Сидите и пишете? Так! Видите ли, если вы ничего не делаете, а только беспрерывно сидите и пишете, от этого не то чтоб ваши легкие сильно портились, но просто часть их совсем не дышит. Экскурсия, как говорим мы, доктора, ваших легких не полна. Сидите согнувшись, всегда в одном положении. Ну и, сами понимаете, часть легких дышит как следует, на все сто, а часть сжата... А время идет... Целый год так просидите -- вот эта часть и отвыкает от работы, сморщивается, всякие там застойные явления... Как плуг, если им не пахать, ржавеет... Расправить, значит, надо... Это у нас здесь можно... Горы... Лучше всего для таких легких -- на гору да с горы... Тогда грудная клетка расширяется, легкие до отказа наполняются воздухом, расправляются до самого дальнего уголочка, кровь начинает правильно окисляться... Человек становится бодрым, веселым, розовым, молодым... Айда в горы! Молодцом станете!
-- Спасибо, доктор! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Айда в горы!
-- Куда это вы такой веселый?
-- В горы: легкие не так дышат. Экскурсия не полна! Застойные явления... Кровь не окисляется. Молодеть надо! Бодреть... Веселеть... Хорошеть... Какого черта сидим! Гулять, расправляться, сил набираться!.. Вот как!
-- Да ведь высоко...
-- Высоко? Нам, туристам, высоко? Нам, туристам, ничто не высоко. Нам, туристам, все низко. Высоко?!
Адью-с! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А гора... гора. Как гора! "Кошкой" называется!
Бодро по скалам, крутыми тропками, с песнею вольной:
Здесь стоит гора,
Там стоит гора...
А меж гор крутых -
Алая заря...
И голос перекатывается, перекатывается, эхом... Гремит...
Так... саженей пять гремит...
Вверх! Вверх!
-- Фу-у-у! Хи-и... Здесь... стоит... гора...
А высоко, будь оно неладно!
-- И там стоит гора-а! Фу-у-у!
Сел!
Гляди! Нам, туристам, еще и далеко!
...А ну, бодрее! Легкие будут дышать вовсю, кровь окисляться!
Айда выше! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ой, высоко там еще?
Сел!
...Фу-у-у! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А ну вставай, турист!
О-о-о-х!
Вв-е-е-е-рх! Ну и далеко же еще вве-е-е-рх!
Сел! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А ну-ка, вставай!
Сел! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А ну...
Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сижу... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Эй, люди добрые! Может, хоть одна христианская душа внизу найдется? Ловите меня, подхватывайте нас, туристов, а то проклятые ноги почему-то не хотят на горе держаться... Ох!
...Дррр!
...Пошли, господи, на пути пусть не кедр ливанский, так хоть нашу родную бузину, чтоб можно было за что-нибудь уцепиться, а то, ей-богу, и черепков не соберут...
...За сосну ухватился!
Ох! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И лежал на ложе, как Иисус Христос, потому что ноги, как гвоздями пробитые!
Легкие расправишь -- ноги сведет... Ноги расправишь -- легкие сведет... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Одним словом -- туристы!
1924 ______________________________________________________________________
Под парусом
Когда синее море отары белых баранов к скалистому берегу гонит, швыряет о берег скалистый, разбивает в белую, влажную пыль...
Когда синее море гневно, когда оно шумит и злится...
-- Поехали?
-- Отчего ж? Я, ей-богу, не боюсь! Только я никогда не ходил по морю под парусом... Не укачало бы!
-- А бывает, что и переворачиваются?
-- Что, уже труса празднуешь?
-- Я?! Чепуха! Едем... Ездят же рыбаки -- и веселы и здоровы! Чего там бояться? Едем! Пошли! А... сильно качает?..
-- А я так совсем не боюсь! Хоть и не ходила, а не боюсь! Только вот волнуется оно здорово?! А нельзя, чтоб под парусами и чтоб море было спокойное? Это бы, по-моему, лучше было!
-- Да и по-моему лучше... А чтоб бояться, так нет!.. Только ветер не чересчур сильный?
-- Садитесь, товарищи! Сейчас как рванем!
-- Товарищ Антон, не слишком качает?
-- Ничего! Давай назад!
Отчалили...
Везут нас старые рыбаки -- дядя Гриша, серогубый, седоусый, меднолицый дядя, который уже больше двадцати пяти лет на Черном море рыбачит, и Антон, его помощник, крепкий, подвижной, с татуировкой на груди, белесый, терпкий и соленый весь, как морская вода.
С ними двое "зеленых" -- молодые ребята, они еще только приучаются к тяготам рыбачьего труда на море. Один -- красивый, смуглый, стройный, с живыми карими глазами, а другой -- неуклюжий, с сонными рачьими буркалами, вздернутым к голубому небу носом, и мысли у него скрипучие, как немазаная татарская мажара [1].
-- Эх, и зеленый же! Поворачивайся, зануда!
Следует тяжкий вздох. Хриплый и соленый и такой многоэтажный, как зубчатый Ай-Петри... Во вздохе этом "печенки", "селезенки", "артерии", "вены", "предсердия", "желудочки" сплелись с морской "матерью" в самой "поднебесной канцелярии".
И вздох этот сопровождается жалостным и вместе с тем презрительным взглядом в сторону нашей спутницы.
-- "Дама! Низзя!"
А его так и распирает, выдержанного в морском рассоле Антона, и волчком вертит на лавке.
Зачем тут дама?!
Не было бы дамы -- выскочили бы все эти "печенки" и "селезенки" в сопровождении "матери" из души Антоновой, оттолкнулись бы и поскакали, подхваченные ветром, по морским барашкам, по всему Понтийскому морю...
И легче стало бы на душе у Антона, и не вертело бы его волчком на лавке. А так остались в распоряжении Антона лишь "зараза" с "занудой" да убийственное:
-- И-и-и!! Зеленый! И кто тебя сделал такого? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В руках у Антона руль и парус...
"Дя" Гриша сидит посреди лодки, сосет цигарку и всматривается в синюю даль, прищурив большие серые глаза...
