Остап Вишня - Божеское (сборник)
Мать:
-- Я б это вас и молочком попотчевала, да высосал клятый теленок. Как на грех и сегодня чисто все высосал и давеча...
Отец:
-- Так смотрят, сукины сыны!
Петро:
-- Привязывал же, да коротко, чтоб ему сдохнуть!
Митрофан:
-- Теленка коротко привязал, а корову -- длинно, вот он и высосал.
Ложимся.
На сон грядущий длинно рассказывает мне хозяин, как украли у него давешним годом десять мешков ("да новых же, новехоньких"), и как все ходили к ворожее, и как она на карты бросала да на зеркале ворожила и сказала: -- И не ходите далече и не шукайте, а смотрите через две хаты.
И как в воду глядела.
После заснули.
Я не спал. Я слушал, как мучились в пароксизмах кашля десятеро неграмотных детей на тринадцатом году революции, и думал о культурной работе. О национально-культурной и интернационально-культурной. И по всем извилинам мозга моего плыла прекрасная фраза прекрасного поэта:
Темная моя отчизна!
И я высчитывал, во сколько раз толще оковы культурного порабощения оков социального порабощения. И когда упадут первые, если вторые упали тринадцать лет назад?
А наутро, еще не рассвело, приветствовал меня хозяин с добрым утром:
-- Доброе утро вам! Пошел это я ночью до ветра, сходил, лег да подумал: нелегко вам там, в городе, жить, ежели все купленное! О!
А в степи буря, в степи вьюга, на хуторе тоскливо воют собаки, а в волдырях гудит нечистая сила.
1930 ______________________________________________________________________
Чудо
-- "Вербные слезы господни". Что такое "вербные слезы"... Вон в Лентратевке чудо свершилось. Вот это чудо! Такое чудо, что все эти "слезы вербные", все "обновления икон", "кровь господня" с креста калининского -- так все это детские игрушки против лентратевского чуда. О!
-- Расскажите, голубчик!..
-- Слушайте... Как раз на Полупетра, после полудня, солнышко уже на вечернюю полосу наклонилось, выгнала Килина корову свою Лыску со двора. Поить выгнала. Гонит себе, покрикивает, хворостиной помахивает...
Ветерок небольшой повевает... И вдруг на дороге как завоет, как загудит, засвистит... Два черта за чубы схватились -- такой вихрь. Как закрутило, закрутило, закрутило. Царица моя небесная... Как подскочит к Килине -- да так ее юбку кадкой и поставит. И как крутанет ее на месте мельничкой и... подхватит вверх. Зажмурила несчастная женщина глаза, перепугалась и шепчет:
-- Да воскреснет бог и расточатся врази его.
А оно ей в рожу как захохочет да как закричит:
-- Хо-хо-хо! Не расточатся, Килина!
Она глаза мельк -- и видит: Лыска, корова ее, так же вверх вихрем летит рядом с ней. Ревет и хвостом крутит...
-- Прощайте, деточки, мои голубоньки! Ухватили черти вашу маму... За грехи, должно быть, за тяжкие...
И слезы у Килины из глаз -- горохом.
И Лыска мычит, словно выговаривает:
-- Прощай, телушка моя черная с пробелом. (Она в Юрьев день как раз телку рябенькую привела.)
И слезы у Лыски из глаз -- фасолью.
Летят Килина с Лыской куда-то в неизвестность и горько плачут...
Вдруг Лыска как замычит яростно, как заревет... Глядит Килина, а что-то как ухватит Лыску за рога, как дернет -- так и сорвало у нее рога. Сорвало, плюнуло на них и Килине на лоб приставило... Они так ко лбу и прилипли. А потом как ухватит Лыску за хвост и как потянет. Глядит Килина, а у коровы только кончик болтается. Крутит она так кончиком, как малярной кисточкой. Подлетает тогда что-то к Килине, разматывает каемку, стягивает юбку и хвост ей лепит. Прилепило хвост и как ухватит за чепец, сорвало чепец -- и к Лыске. Натянуло на нее чепец и юбку и как загогочет, аж внутри у Килины похолодело. Хочет бедная женщина что-то крикнуть, а изо рта вместо слов вылетает:
-- Мму-м-у!
А Лыска, слышит, по-человечески богу молится.
-- Да воскреснет, -- говорит, -- бог и расточатся врази его.
Превратилась Килина в корову, а корова -- в Килину.
Загоготало, завеяло еще сильнее и потянуло во двор... Килину в хлев заперло, а Лыска пошла в хату...
Стоит Килина в хлеву... Лечь бы -- так навозу, навозу, навозу... Помету, помету, помету. Пройтись бы -- тесно, и ноги вязнут. В яслях сечка и объедки из лебеды...
"Холера бы взяла, -- думает она, -- такую хозяйку, что вот так за коровой следит. Сама, должно быть, там на подушках разлеглась, а тут по колено в навозе топчешься. Не коров вам держать, хозяева неряшливые... Козу, а не коров, да и козы не стоите. Хозяйками называются. С чего я тут молока им дам..."
Только она так подумала, как вдруг двери скрип -- и Лыска входит с подойником.
-- Подвинься, чертовка. Ребра выставила.
И подойником по коленям.
А затем:
-- Мыня-мыня-мыня.
"Господи, -- думает Килина, -- и когда уж она додумается без теленка меня доить? Ведь теленок только молоко портит"
Глядит Килина на Лыску, головой качает.
А та:
-- Чего окрысилась?
И носком в подбородок.
Ишь какая!
"За что же, -- думает, -- бьешь? Что я тебе такого сделала?"
И даже заплакала.
Садится Лыска доить Килину... Сосков не помыла, не смазала.
Они грязные, потресканные, болят... Танцует Килина как на горячих угольях...
А Лыска ей кулаком под потроха:
-- Стой! Глаза чтоб у тебя играли, а зубы танцевали! Стой!
Стоит Килина и плачет:
-- Что, если бы я была хозяйкой? Никогда бы так с коровой не обращалась.
Вдруг как зашумит, как засверкает, как заревет, как крикнет:
-- Ага?! Ага?!
И к Килине... Сорвало с нее рога, оторвало хвост. Не успела она и опомниться, как уже сидит под Лыской к доит ее, а Лыска по колено в помете... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот что было...
-- Ну и что же?
Да ничего. Продала Килина Лыску, купила Рябую. Рябую теперь бьет...
-- Не научило, значит?
-- Не научило.
1924
