Вадим Гурангов - Трусы на люстру – деньги в дом! Энциклопедия абсурдных магических рецептов

Разрумянясь в теплом паре,
В ластах снова выхожу.
В затрапезном пеньюаре
Принца сказочного жду.

Кто-то мчится мне навстречу,
Затаилась, тихо жду.
Если снова не привечу,
На охоту все – табу.

Мимо… Я же все в засаде,
Лужа плещет в уши мне.
В водорослей вся рассаде,
Не заметят в темноте.

Чу, опять несется кто-то.
Сердцу стало горячо,
И в зобу дыханье сперто,
Плюну раз через плечо.

Мимо принцы пробегают…
Верно, есть куда бежать.
Я намеренье рожаю
Ластом ухо почесать.

Отшлифую лучше рожки
С чувством, с кайфом, не спеша.
Глянусь в лужу – козья рожа,
До чего ж я хороша!

Мимо принцы пробегают.
Дык нехай себе, беже.
Меня, может, ожидает
Тараканчик в неглиже.

Ловлей блох не занимаюсь,
Никуда я не спешу.
Позитивно поощряюсь,
Иду к цели, не дышу.

Клара[1] с ТАКом помогают
Мне картину рисовать.
В главной роли я, блистая,
Умы буду покорять!

Вновь отброшу предрассудки,
Буду счастлива. Ура!
Минимум уж через сутки —
Разрешаю, мне пора!

Евро, money, баксы, теньге —
Звон их мой ласкает слух.
Когда чуешь запах денег,
Так захватывает дух.

Денег хочется мне снова.
Чтоб мечту осуществить,
Я уже на все готова —
Даже лошадью побыть!

Я могу скакать, как лошадь,
Бить копытом, громко ржать.
Я могу вам эту площадь
Всю навозом закидать.

Вляпавшись в навоз ногою,
Обязательно проверь:
Нет ли денег под тобою,
Это нужно, ты мне верь.

Выберу монет немного,
И, сбывались чтоб мечты,
Брошу деньги на дорогу,
Будет больше красоты.

Я та висячая гардина,
Что на окошке у стола.
Мне задувает ветер в спину
И ласки просит чтоб дала.

Вот, помню, жизнь была когда-то:
Паркет дубовый приставал,
Так ненавязчиво, ребята,
Все ночью ножки щекотал.

А тут линолеум лежит,
Такой холодный и пустой.
Ну что за жизнь, нет, что за жизнь?
Сплошной покой. Опять покой.

Расскажу вам случай дивный.
В замке я одном жила,
И повсюду там гардины,
Я ж успешней всех была.

Вот такая, значит, фишка.
Был со мной и молодой,
Помню, звали его Гришкой,
Не Распутин, домовой.

Помню, спрячется под юбку
И тихонько там сидит,
Иль шалим мы не на шутку,
Позабыв девичий стыд.

Помню, на балу висела,
Был поручик молодой,
На него я вид имела.
В общем, было так: зимой

Девок он грузил умело,
Блистал вышитый камзол.
Вдруг приблизился несмело…
Высморкался в мой подол.

Я б стерпела, ничего,
Да вельможи увидали,
За дверь выставив его,
Меня долго оттирали.

Потом мучилась на полке
Я, не зная, что со мной.
А потом решила: «Волки!
Самодержцев всех долой!»

Как ни странно, все случилось,
Лозунг был тому виной.
Я взбодрилась и отмылась,
Взмыла в Смольном над толпой.

И Ильич, шутник, однако,
Помню, сядет, смотрит в пол,
А потом кричит: «Пора-ка,
В броневик. Поставить в холл!»

Тащат в дверь, а он не лезет,
Значит, нужно чрез окно,
Стонет рама, слышен скрежет,
Меня снова под сукно.

Позже, где-то так с годину,
С текстилем пошел напряг,
Меня, верную гардину,
Перешить решили в стяг.

Перекрасить в ярко-красный,
Чтобы веять над Кремлем.
Вдруг нашли халат атласный
И прозвали кумачом.

Он, бедняга, согласился,
Лучше ж на ветру, в выси,
А не здесь вконец сноситься
С пятнами от иваси.

Так прошло немало лет.
И в музее я висела,
Был там ржавый пистолет,
Кепка под стеклом просела.

Шлепки стоптанны в углу,
Шаль, простреленная пулей,
Тишина, и ни гу-гу,
Вновь скучать, качаться кулем.

В день один вдруг слышу – шепот:
«Ах, шарман, смотри, Мадлен,
Средь старья вещь из Европы,
Видишь, старинный гобелен».

Тут меня взяла кручина,
Ну, француз, какой здесь такт?!
Женщина я, не мужчина,
А вдруг, можно так и так?

Жизнь всю я была гардина,
Вдруг – какой-то гобелен.
Вот волшебный мой мужчина,
Так бы говорить не смел!

Когда я сажусь на бутылку шампанского,
Во мне вожделенье струится, как свет,
И хоть не наследовал званья дворянского,
Я все же породист, сомнения нет.

Душа вся сияет, искрится и светится,
Лишь только бутылку меж ног положу.
Зажгутся желания, мысли завертятся,
А я все сижу, и сижу, и сижу.

И свесив конечности в бездну из вечности,
Я плавно скольжу, бороду теребя,
Всей сутью своею сладость беспечности,
Всю, каплю до капли, впитаю в себя.

Тряхнув головой, получив ускорение,
Я пробку движением четким сорву,
Все смыслы сжигая, сжигая сомнения,
Я, словно комета, пронзю синеву!

Я лошадью белой в черной ночи
В дневном океане гуляла,
И мастью каурой со дна кирпичи
В платок носовой собирала.

Вдруг айсберг возник у меня на пути,
На нем полосатые зебры,
Задумчиво пели в горячей пыли
Про БАМ и его километры.

Знакомой ежихе, что тут же паслась,
Я лихо лезгинку сплясала,
Поела копченых арбузов я всласть,
Затем в Интернет поскакала.

Там с файлом у нас был безумный роман
(Его до сих пор все читают).
Любовь завихрилась в крутой ураган,
О, Кама! О, Сутра! Я таю…

Я белая лошадь в черной ночи,
С Алисой я чай попивала.
И красною гривой из желтой парчи
Я задние мысли сметала.

Я белая лошадь в черной ночи,
Удачу я в гриву вплетаю.
Магнит на богатство в мешок из парчи
С любовью три раза кидаю.

Затем, потерев им свои кошельки,
В капусту на час помещаю.
Съедаю капусту и с правой руки
Напитком любви запиваю.

Затем я парю над своею мечтой,
Мурлыкая древнюю мантру.
Я белая лошадь с ночной красотой,
Играю в счастливые фанты!

Синяя птица с тяжелым бревном
Только щебечет лишь об одном:
Чтобы нашелся не дятел, орел!
Умный, богатый, имел чтобы дом,

Тихую спальню и окна на лес,
Добрую маму, авто «Мерседес»,
Тонкую душу, немеряно сил,
Сладкая жизнь с ним была б, как зефир.

Чтоб унестись с долгожданным орлом,
Нужно прилюдно покончить с бревном.
Сброшу полено, пущу на дрова,
Скажет в морозы «спасибо!» страна.

Щепки да летят с земли,
Быть по-моему вели,
Ты лети, лети, щепа,
От стены и до окна,
Возвращайся, сделав круг,
Пусть с тобой придет супруг!

Я нимфа лесная в роскошном белье,
И листья, и ветки в моей голове,
Цветочки в руках моих радуют глаз,
На стенке висит небольшой ананас.

Как только мужчина подходит ко мне,
Гореть начинает он весь, как в огне,
Замочки, что держат на мне то белье,
В тот час прекращают держанье свое.

Я – Чудо в Перьях,
Я это знаю,
Так отчего же
Я не летаю?

Ведь есть другие,
Скромней и проще,
Но как живые,
Мне ж нужно больше!

И если падать,
То только в пропасть,
А если в небо,
Так дайте скорость!

Я – Чудо в Перьях,
Я это знаю,
Но вряд ли буду
Я попугаем,

Или вороной,
Убитой горем, —
Отныне Чайкой
Парю над морем!

Я корзина в белой фуражке,
Очень важный и ценный предмет.
Собираю всегда все бумажки
Днем и ночью, и утром, в обед.

Я Клондайк, я ведь в центре событий,
Знаю все основные дела:
Сколько было у босса соитий,
У кого вчера дочь родила.

Банки, офисы, кассы, таможни,
Я у них у всех верно служу.
Накидают в меня все, что можно,
Ну а я… Что же, не откажу!

Я корзина, я важная личность,
Ну и что ж, что у кресла стою.
Чрез меня все проходит первично,
Это точно я вам говорю.

То подпишут бумагу о мире,
То большой гонорар отстегнут,
То банкир в меня ценное кинет,
То секретное, скомкав, швырнут.

Ну, а я ничего – принимаю,
Я ж ответственна в мире за все.
Я ж корзина большая, живая,
Сколько хочешь приму я еще.

Соберу все плоды их работы,
Утрамбую в себе все дела.
С понедельника и до субботы,
Разбухает, толстеет казна.

Упакую здоровье, удачу
И еще пару свертков в придачу,
А потом по мирской по дороге
Поведут в чудо-жизнь меня ноги.

На мне яркая белая шляпа,
И походкой войду от бедра-то.
Все корзинки другие вопросят:
«И откуда таких к нам приносит?»

И отвечу им всем я с улыбкой,
Два прыжка сделав, глазом моргая:
«Колдовства я предпринял попытку,
И вся жизнь моя стала вдруг раем,

Где любовь, где смеются все дети,
Где любимая будет работа,
Где чудес больше, чем на всем свете,
Я живу в состояньи полета!»

Я корзина, я в белом берете,
И теперь для меня нет секрета,
Что в корзине все радости где-то.
Подарю я себе все-все это!