Владимир Болучевский - Шерше ля фам
– А он имел на это право?
– На что?
– Наследовать.
– Ну-у… – Волков пожал плечами,– по-всякому на этот вопрос можно взглянуть. Можно так, а можно и эдак. В том-то все и дело. Поэтому Заславский к нам и стукнулся. Тем более что предложение, с которым Чика нарисовался, как бы это сказать… в общем… грубо говоря, но мягко выражаясь – полная херня.
– А что так?
– Старичков, дескать, одиноких мы с вами будем опекать. И старушек. Они нам свое жилье отпишут, а мы им за это – полный пансион на оставшиеся им дни, а потом похороны за счет фирмы.
– А дней, оставшихся после того, как они свое жилье на фирму отпишут, не больше недели получится, – кивнул Гурский.
– Может, и меньше. Отморозок, одно слово.
– Так эту тему вроде проехали давно. Ее же и в газетах, и по телевизору как только не обсасывали. Дураков-то нет уже.
– Син дуда, – кивнул Адашев-Гурский и выпил водку.
– Что-то Авдрюхи долго нет. Он там не заснул на горшке, как считаешь? – Волков поставил рюмку.
– Так, а… что-то я не понял, в чем подстава? Ты-то каким боком?
– А вот тут-то вся ерунда и начинается. Короче… я тебе буквально в двух словах, тошно мне все это мусолить. В общем, Дед мне эту канитель сунул и поехал на летучих рыбок смотреть. Я в суть дела вникать начал, .а тут наш Вадик и крякнул.
– Заславский?
– Ну да. Для меня, естественно, его смерть – еще одна головная боль, дополнительная. Что да как – это ведь тоже выяснить надо, .если уж я туда сунулся. Ну хотя бы чтоб Деду связно изложить суть дела. А там уж пусть он сам решает. Логично?
– Вполне.
– Ну вот. Я-на фирму. Там говорят, что врачи после вскрытия констатировали инфаркт. Он, дескать, за рулем сидел, а тут – бац! – сердце. Он и помер. А потом, мертвый уже, с дороги и вылетел.
– Бывает.
– Бывает, согласен. Но ехал он не один. С женой ехал.
– Разбилась?
– Нет, жива. Даже не сломала ничего, хоть машина через крышу кувырнулась. Я-к ней. «Как, – спрашиваю, – дело было?» – «Да так, – отвечает, – все и было. Я, когда из машины выбралась, „скорую“ вызвала. Врачи вместе с милицией приехали. Ну и… несчастный случай. Как выяснилось». – «А он что, – спрашиваю, – больной был? Сердечник?» А она говорит: «Уж и не знаю даже. В больницах не лежал, но на сердце жаловался. Вот и в тот вечер тоже». Ну… меня сомнение взяло. Я же с ним общался – молодой мужик, за тридцатник где-то, с виду здоровый, крепкий. И вдруг, ни с того ни с сего, нате вам, инфаркт. А она и говорит: «Вы, если сомневаетесь, хоть у кого спросите. Он вообще в последнее время валидол с собой носил постоянно. И в ресторане ему нехорошо было. Сестра может подтвердить». – «Чья, – говорю, – сестра?» – «Моя, – отвечает. – Мы в тот. вечер вместе в ресторане были». – «А можно, – спрашиваю,– поговорить с ней?» – «Конечно, – говорит. – Почему нет?» Дала мне телефон, адрес. Созвонился я тем же вечером с ее сестрой, подъезжаю к ней домой, звоню в дверь, она мне открывает, и я чувствую – крыша у меня едет!
– А что так?
– Да они двойняшки, оказывается! Как две капли просто. Единственное, что та в платье была, а эта в халатике. Я опу-пел. Ну… слово за слово – я спрашиваю, она отвечает, коньяком меня угощает. А потом… – Петр достал сигарету, прикурил, глубоко затянулся и выпустил дым через нос.
– Что?
– А потом, Саня, она на меня и кидается, аки фурия…
– Как это?
– Да так. Ногтищами своими чуть глаз –мне не выдрала! И главное… был бы мужик – в репу выписал и успокоил. А тут ведь барышня… Я ее обхватил, руки держу-а она орет, вырывается! – на диван завалил и… как-то утихомирить пытаюсь. «Ты чего, – говорю, – офонарела?!» А сам думаю: «Может, припадочная? Чего делать-то, вырубать?»
– Ну и?..
– Ну что… побарахтались мы с ней, я ее придавил, она потрепыхалась-потрепыха-лась, а потом совершенно спокойно так и говорит: «Ну все, все. Слезай давай…» Я ей: «Все? Успокоилась?» А она: «Все нормально, пусти». Я отпустил. Она встает, халатик поправляет и говорит: «Вы извините, у меня бывает, не обижайтесь…» Я плюнул и ушел. Ну и вот… – Петр раздавил в пепельнице недокуренную сигарету, – а на следующий день прихожу я к нам в контору, меня сразу Борман к себе вызывает и говорит: «Все, Волков, ку-ку! Я давно знал, что с тобой в конце концов именно вот таким чем-нибудь дело закончится. Давай-ка ты вали отсюда, пока ветер без сучков, да еще скажи „спасибо“, что на тебя в менты заяву не подали. Я уговорил. Чтобы позору на нас не было. Короче, давай проваливай, а Деда я сам все объясню».
Я стою, глазами, как дурак, хлопаю и, натурально, понять ничего не могу.
– Что это ты там ему такое объяснишь? – говорю.
– Что? – спрашивает. – А вот это вот самое. Эти вот твои геройские художества. – Встает, берет со стола кассету, вставляет в видик и включает. Я смотрю, а та-а-ам… – Волков прикрыл глаза.
– Что?
– Вижу я там, как сижу у этой куклы в доме, коньяк пью, а потом хватаю ее и на койку заваливаю. А она вроде как отбивается. А? Вот такое вот кино… без звукового, правда, сопровождения.
– Занятно.
– Дальше еще веселее. Оказывается, это жена Заславского приволокла утром кассету и заявила, что я ее изнасиловать пытался. Не сестру – заметь! – а именно ее, представляешь?
– А зачем, не объяснила?
– Что «зачем»?
– Зачем ее насиловать-то? – удивленно вскинул брови Адашев-Гурский. – Не царское это дело. Тайский массаж, фелацио… ну, пылкая влюбленность, на самый крайний случай, а-акрашенная, так сказать, плотским вожделением предмета, это еще туда-сюда. А так… – Он пожал плечами.– Чушь это все. Нет в ее обвинении правдоподобия. Так можно заявить, что ты у нее кастрюлю холодных макарон на кухне съел. Тайком.
– Это мы с тобой так рассуждаем.
– Нормально рассуждаем.– Гурский выпил рюмку водки и потянулся к закуске. – А как еще можно рассуждать?
– А она рассуждает по-другому. Она же до замужества вместе с сестрой-двойняшкой в парном стриптизе выступала, в ночном клубе. И все вокруг слюни пускали, за бабки. В ее представлении все мужики – козлы, и им от нее только одного и надо. Причем немедленно, как только они ее увидят. Понимаешь? Она всю свою жизнь крутилась среди… короче, это же совсем другая порода людей. Они ж, как зверьки, что ли… у них все иначе. И они считают, что вот это-то как раз и есть нормально. Что у всех остальных такой же взгляд на вещи.
– А муж?
– А что муж? Он ее, между прочим, именно в этом клубе впервые и увидел. И тут же запал. Душой и телом.
– Ну хорошо, и зачем ей это нужно?
– Замуж за него?
– Да нет, это понятно. Зачем ей на тебя-то поклеп возводить?
– Ну-у… муж ласты склеил, фирма ей осталась, как наследнице всего его имущества, так?
– Допустим.
– Заславский хотел с нами договор заключить, чтобы от бандитской крыши уйти и жить спокойно, нормально работать. Он помер, но мы-то остались? И бумаги кой-какие, которые он с нами подписал, тоже остались. И вот приходит она к нам с этой кассетой и говорит: «А идите-ка вы, ребята, с этой вот такой вот вашей охраной… лесом. И жуйте вы, все вместе, шишки». Имеет право?
– Вполне.
– Ну вот. Так она и сделала.
– А если просто прийти и спокойно от услуг ваших отказаться? Безо всякого цирка?
– Можно. Только тогда вопрос возникает: «Почему?» При сегодняшнем раскладе если не под нас, значит, под Чику фирме ложиться придется. Муж-то ее не просто так к нам пришел. Он же нам все выложил.
– Да. Не нужны, выходит, ей ваши вопросы.
– Ну да. Пришла, кассету сунула и дверью хлопнула. И все.
– Выходит, лично ей бандиты милее.
– Наверно. Черт ее знает.
– Ну ладно, допустим. А этот-то, Борман твой, он что, совсем придурок? Он ей поверил?
– Видишь ли… поверил не поверил, не в том дело.
– А в чем?
– Ну… во-первых, в клиентуре Бюро наше, в общем-то, нужды не испытывает. Работы хватает. Одним больше, одним меньше – не существенно. Кто нам этот Заславский, сват-брат? Чего за его жену переживать, если она под бандитов лечь хочет? Вольному воля. А во-вторых, я же тебе говорил, что… ну нету у нас с Борманом взаимопонимания и обоюдной любви. А тут у него вдруг такой повод меня сха-вать подвернулся. И Деда рядом нет. Ну? Это ж такой подарок судьбы! Ведь если по строгой логике вещей рассуждать, отнеси она эту кассету в менты, да накатай заяву… это же тогда не только мне, это же всей нашей конторе во главе с Дедом такую кучу дерьма разгребать, могут и вообще прикрыть вашу лавчонку.
– Эт-та вряд ли. Дед, он все ж таки…
– Что?
– Видишь ли… тех, кто его контору прикрыть имеет право, ну-у… чисто-юридически… понимаешь…
– Что?
– Короче, в случае чего, стоит ему только пальцем шевельнуть и… в общем, он их сам прикроет в один момент. Всех вместе и каждого по отдельности. Да так прикроет, что… после этого случайные знакомые их соседей лет десять по ночам от кошмаров вскрикивать будут.
– Иди ты?
– Вот так.
– А он из каких будет? С Лаврентием Палычем, случайно, дружбу не водил?
