Михаил Задорнов - Я НИКОГДА НЕ ДУМАЛ…
– Все эти актрисы замуж за иностранцев метят, – говорили на пляже одни.
– Мода, – соглашались другие.
Ах, какое все-таки счастье, когда о тебе говорят! Какое счастье весь день валяться на пляже и видеть, как проходящие мимо тебя мужчины втягивают в себя животы… Какое счастье – отпуск! Музыка неслась от их богемы-элиты из-под полотенца, которым укрыли приемник, топча волны и прыгая по ним в сторону заграницы.
Оказывается, у Тима был свой вычислительный центр. Самый центральный во всей Канаде! И еще бензоколонка где-то на Ванкувере. Но это уже так – мелочи.
Подолгу в первые дни знакомства стояли они вечерами на парапете набережной, как настоящие влюбленные. Благо родители теперь вмешивались в ее личную жизнь только письмами: ешь фрукты, не верь мужчинам, купайся, но не перекупывайся… В эти вечера усыпанная множеством звезд темнота казалась Алене ее загадочным будущим. Вот одна, крохотная, оторвалась от него, чиркнула по небосводу, но не зажглась, а тут же погасла…
В такие минуты она рассказывала Тиму о тех ролях, которые «уже сыграла», и о тех, которые хотела бы еще сыграть: Джульетту, Маргариту булгаковскую, Бесприданницу… Петр бы даже слушать ее не стал. Ах, как далеко ему было до Тима!
Вместе ходили на весь день в соседние бухты с призрачными названиями: «Бухта радости», «Залив счастья». И действительно, в эти дни Алена чувствовала себя и радостной, и счастливой. Катались на лодках, а на ночь нередко уходили в горы, где в лунном свете Тим напоминал Алене картину Тышлера. Шутка ли?! Лицо его красиво вытягивалось, и даже нос уже не казался такой картошкой, как днем.
Однажды Алена рассказала о своем открытии Марте. Оказалось, что и той Юрочка в лунном свете напоминает картину. Только Шагала. А ведь шедевры волновали обеих еще в Москве. Бесспорно, отпуск удался как никогда!
Но ничто не вечно: ни любовь, ни жизнь, ни даже отпуск с присоединенными за работу в дружине отгулами. Первым уезжал Тим. Алена очень просила его задержаться. Но он не мог. Потому что без него, по его словам, в Канаде все могло пошатнуться. А с бензоколонкой просто могла произойти беда. И допускать этого он не имел никакого права.
– Жизнь – это тоже отпуск! Только с того света! – утешал Алену Лимонов.
Никогда еще ни от кого она не слышала столько гениального, сколько за этот месяц от него, бегущего впереди времени.
Даже море, обычно зеленое, в день отъезда Тима посерело и сморщилось, словно постарело. Ветер лихо промчался по нему и проскочил в комнату, взвив к потолку белую занавеску.
– Зайчик ты мой! – сказала Алена, глядя в медные глаза Тима и отражаясь в них, словно в старинном, давно не чищенном бабушкином самоваре. – Рыбонька! Неужели никогда больше не увидимся?!
– Наши с тобой жизни, как две непараллельные прямые, – преодолевая рыдания и акцент, выдавил на прощание из себя Тим. Он никогда не говорил так много по-русски сразу. – Они всего один раз пересеклись и больше никогда не встретятся!
Алена чувствовала себя такой несчастной, что была счастлива. Тем более что Лимонов обещал написать об их безысходном романе роман. Он, опережающий время, даже пробежался чуток за поездом, увозящим в плацкартном вагоне через Литву прямо в Канаду миллиардера-канадца.
– Тимоха! В этом году буду в Вильнюсе – обязательно позвоню, еще кутнем! – крикнул он вдогонку, но Алена этого не слышала и не хотела слышать.
Вечером проводили писателя.
В эту последнюю ночь на турбазе в их с Мартой номере печально пахло собранными вещами, морским воздухом и прощальным рислингом. Запах масляных красок за эти дни выветрился окончательно, а горизонту на картонке по-прежнему не хватало моря, неба и гор…
«Вот и все! – Долго не могла заснуть Алена. – И снова кафедра с ее серыми сплетнями, обязательной общественной работой и ежедневными вставаниями по будильнику. Да, но ведь и снова шитье нарядов, снова подготовка к отпуску, авитаминоз от перехудания, а потом снова отпуск и… снова крохотные, отпадающие от темного будущего звезды…»
– Один канадец, очень богатый, даже сделал мне предложение! – рассказывала Алена обступившим ее подругам про отпуск, увидев, что в комнату заглянул Петр. – Все хотел увезти. Вычислительным центром заведовать предлагал… И еще бензоколонкой.
– Ну а ты?
Дверь за Петром противно захлопнулась.
– А что я? – Алена пожала плечами. – Не ехать же из-за бензоколонки…
Замечательный день
Украшенная разноцветными лентами «Чайка» остановилась у подъезда. Сначала из дома вышли довольные родители; за ними – сами виновники торжества; наконец, нарядные друзья, родственники. Кавалькада машин во главе с «Чайкой» торжественно потянулась к загсу.
В загсе пришлось ждать. Но это не огорчало. Слишком долгожданным был для них этот день. Нарядная и торжественная хозяйка зала регистрации встретила их профессионально приветливо.
– Уже по вашим лицам, – сказала она, – я вижу, что решение, к которому вы пришли, не случайное. И я не сомневаюсь в подлинности ваших чувств. Пускай же этот день запомнится вам на всю вашу жизнь! И он запомнится вам! Я уверена в этом! День вашего развода!
Волнению не было предела. Три месяца назад он сделал ей это предложение – развестись! Как она обрадовалась! Тут же позвонили родителям – обрадовали стариков. Радостное событие решили отпраздновать, поэтому уже на следующий день подали заявление. Но желающих было много. Пришлось ждать, готовиться, считать дни.
– А теперь, – хозяйка зала регистрации обратилась к ней, – согласны ли вы развестись с вашим мужем?
Она немного подумала, потом счастливо ответила:
– Да, согласна!
Он, как и подобает настоящему мужчине, ответил сразу, не думая.
– Тогда, – обратилась женщина уже к нему, – снимите кольцо с руки вашей бывшей супруги и бросьте его на это серебряное блюдечко.
Кольцо не снималось. С тех пор как они были здесь в прошлый раз, она носила его постоянно. От бесконечных стирок, мытья посуды, уборок квартиры пальцы изменились. Особенно в суставах.
Кто-то из гостей пошутил: мол, ничего страшного, волнуется, все-таки в первый раз снимает. Еще научится!
Наконец ее кольцо звонко упало на серебряное блюдечко. Рядом послушно легло его кольцо. В зале раздались аплодисменты, а женщина-регистратор торжественно объявила их брак расторгнутым навсегда. Когда выходили из зала, оркестр играл марш Мендельсона в миноре. В соседней комнате пили шампанское, били бокалы и рвали фотографии. Особенно рвал их местный фотограф.
А после загса, по их обоюдному желанию, кавалькада машин двинулась по городу. Им в последний раз захотелось вместе взглянуть на те улицы, по которым гуляли столько лет, на магазины, где в первые годы супружеской жизни покупали все для новой квартиры. Долго смотрели на город с Ленинских гор.
– Ты такая красивая сегодня, – сказал он. – Это платье, оно так идет тебе. Я никогда не думал, что ты можешь быть такой красивой.
– А я никогда не думала, что ты можешь быть таким веселым, предупредительным и заботливым! – улыбнулась она и поправила руками разметавшуюся от ветра вчерашнюю трехчасовую прическу, из-за которой сегодня ей пришлось спать сидя.
А дома их уже ждали накрытые столы. Первый тост по традиции говорили свидетели.
«Да, они действительно холодно жили последнее время. Его ничего не интересовало, кроме своей работы. За три последних года они всего раз сходили в кино. Два раза были в прачечной. Но там им нагрубили. С тех пор вовсе перестали выходить в свет вместе. Дома он всегда чувствовал себя одиноким, а у нее не было времени помочь ему в его одиночестве. После работы она крутилась по хозяйству, ходила при нем непричесанной, в стоптанных тапочках и заношенном халате. Чтобы не раздражаться, он и вовсе перестал замечать ее, словно она постоянно была при нем в шапке-невидимке…»
Тост был долгим, поэтому «Сладко!» гости кричали особенно громко.
Под дружеские и продолжительные аплодисменты они по-товарищески пожали друг другу руки.
– У тебя потрясающие духи! – сказал он, садясь обратно за стол. – Откуда?
– Как-то с аванса купила. Мне года три назад зарплату повысили. Вот решила купить! – Она заботливо положила ему в тарелку салат. – Попробуй… Этот рецепт я сама изобрела!
– Замечательно! – одобрил он. – Раньше ты такой не готовила…
– Повода не было. Праздника какого-нибудь ждала. Вот еще тарталетку возьми.
– Спасибо, спасибо… – поблагодарил он. – И что, намного повысили?
– Что?
– Зарплату…
– Как всегда после защиты…
– Ты – кандидат наук?!
Тарталетка выпала из рук и шлепнулась на пол по закону тарталетки – паштетом вниз.
– Опомнился… Не поднимай, я потом уберу. Возьми другую. Вот эту… Я уже докторскую заканчиваю!
