Арсений Миронов - Тупик Гуманизма
Вперед! На этот раз его не остановили ни колкие кусочки конструктора «Лего», ни туча опустевших пакетов из-под морковных чипсов, ни даже цельный пластиковый кактус, выброшенный на свалку за древностью лет. Победа! Вот она, решетчатая диафрагма мусоропроводного окна, ведущая из боковой трубы в техническую комнату квартиры номер 155. У Порфирия уже не было сил выдавливать ее бесшумно. Он просто пнул диафрагму ногой и – ожесточенно, неаккуратно и даже довольно неистово полез в образовавшееся отверстие.
Он вывалился, как кусок тухлятины, из мусороприемника – в темную, холодную и гулкую техническую комнату. По счастью, технические помещения оборудованы хорошей звукоизоляцией – есть надежда, что террористы не услышали ни треска выбитой диафрагмы, ни грохота низвергнувшегося квесторова тела.
Порфирию стоило титанических усилий заставить себя вскочить на ноги энергично и пружинисто, как учили в академии. В академии рекомендовали также немедленно выставлять вперед обе руки с оружием, чтобы в случае чего стрелять по противнику. Увы. Квестор Литот был безоружен: электромагнитное поле «сундука» немедленно выдало бы его террористам. Приходилось рассчитывать на подручные средства. Пошатываясь и отирая со лба кровавый кетчуп, Порфирий добрался до пожарного щитка в углу комнаты – коряво махнув рукой, порвал защитную пленку и, нащупав в полумраке пожарный топорик, радостно ухмыльнулся. Зеркальная стена отразила его улыбку, просиявшую на чумазом лице.
Пожарный топорик… Гы-гы. Квестор и раньше замечал, что оружие влияет на того, кто берет его в руки. Стоит ухватиться за нечто древнее, варварское – вроде пистолета Макарова, бейсбольной биты или такого вот томагавка – и сразу чувствуешь себя немножко дикарем, индейцем. Воинская доблесть просыпается в душе.
В техзале было холодно: Домовой компьютер поддерживал здесь низкую температуру, чтобы не портились продукты в стеклометаллических ящиках вдоль стен. Замирающий Порфирий постоял недолго, помахивая истошно-оранжевым топориком. С досадой прочитал идиотскую надпись на топорище: «Запрещается использовать вне режима пожарной тревоги. Не давать детям. Осторожно: острые элементы!» Квестор провел ладонью по надписи, и она скрылась под слоем грязи. Во-от… так-то лучше.
Ну, поберегись, проклятый терроризм! Великолепный квестор пригнулся и на дрожащих от холода полусогнутых ногах, крадучись начал пробираться меж стеллажей с полугодичным запасом пепси-коки, жевательных пластинок и луковых чипсов. Странный набор питательный продуктов, подумал он: чипсы, жвачка и газировка… Неужели бандиты больше ничем не питаются? Ах нет, вот еще ананасовая ежевика с яблобананами [30]…
Он двигался туда, где желтовато мигала в полумраке табличка «Выход» над маленькой раздвижной дверцей. Дверца, разумеется, не признала в квесторе своего хозяина и потому в принципе не собиралась открываться. Пришлось квестору напрячь свою феноменальную память. Не зря ведь Литот считается ведущим специалистом по криминалистике древности: тому, кто писал диссертацию по теме «Бандитский Петербург от Раскольникова до Собчака» ничего не стоит взломать хлипкую пластиковую дверцу при помощи пожарного инструмента. Вот так… аккуратно вкладываем лезвие топора в щель напротив электронного замка… раздался брутальный треск…
Порфирий перешагнул порог – и замер, как прихваченный морозцем эскимосский демонстрант после обливания из американского водомета. Коридор был… мягко говоря… Хотя в принципе ничего особенного – ни крови на полу, ни скелетов в нишах. Разве что потолок, пожалуй, низковат – многослойная бурая паутина свисает так, что, наверное, неприятно задевать ее головой и чувствовать, как пауки посыпались за шиворот. Черно-багровое ковровое покрытие на волнистом разноуровневом полу гармонировало со стенами, также выкрашенными черной краской и увешанными огромными портретами в тяжких бронзовых рамах. Единственным средством освещения в этом коридоре были красноватые лампочки, вмонтированные под полупрозрачный пластиковый плинтус на полу. Из невидимых динамиков приглушенно рычала пульсирующая музыка.
«Хорошо, что музыка – не слышно моих шагов», – подумал квестор и содрогнулся, видимо, от переохлаждения. А может быть, оттого, что увидел некий предмет, валявшийся на полу шагах в десяти: сначала ему показалось, что это дохлая золотистая болонка породы «Бостонская платинокудрая». Приглядевшись, он убедился, что это отрубленная женская голова – ну точно, это волосы разметались по ковролину.
Какое-то движение… точно! Серая мохнатая тень передвигается по ковру вон там, возле отрубленной головы! Порфирию стало жарко: паук! Колченогая тварь размером с черепаху, только движется раз в двести быстрее черепахи. Едва слышное, противное, мертвящее стрекотание мохнатых лапок в дальнем конце коридора… Эта дрянь вроде замерла? Нет! Ну, разумеется…
Квестор не стал ждать, пока мохнатая стрекочущая гадость добежит до его босых ног – перехватил покрепче томагавк и, толкнув плечом ближайшую дверь, наугад прыгнул в комнату, уже готовый крушить и корежить всех, кто попадется под руку…
С жутким оскалом на лице, с топором, занесенным в воздух, Порфирий вломился в… уютную детскую комнатку. Небольшая деревянная кровать под черным муаровым балдахином, застеленная багровым одеялом, бледно-желтые подушки, полукруг розового света из ночника выхватывает фрагмент серых обоев на стене, покрытых мелким рисунком в виде змей и червяков. Нормальная детская комната, ничего особенного…
Впрочем… прямо рядом с кроватью виднелось нечто странное. Черное и… дымится? Литот даже отступил на шаг: на трех заскорузлых чугунных цепях качался заросший плесенью электрический котел с застывшей мутной слизью, из которой торчали полуобглоданные кости. Афина Паллада! Да это же… настоящее ведьмино логово.
Литот попятился от котла, стараясь не смотреть на кости, чтобы случайно не догадаться, какая именно кость торчит из колдовского варева: уж… не человечинка ли? Отшатнувшись, он задел бедром низенький письменный стол – зыркнул глазом по лампочке, вмонтированной в оскаленный череп шакала, по черно-золотым книжным корешкам на полке… Посреди стола… что это?!
Выпотрошенная черная кошка. Внутренности аккуратной кучкой темнеют рядом… И тут же – квестор схватился за горло, подступила тошнота – тут же рассыпаны крошки шоколадных хлопьев для завтрака…
А рядом – у наглухо задернутого окна – небольшая дыба, на которой растянут толстый плюшевый львенок с пьяным выражением игрушечного лица.
Странно: на стуле висела детская одежда. Что-то вроде школьной формы: полосатые обтягивающие джинсики и кофточка лимонного цвета. Ага, вот это любопытно: на кофточке поблескивал значок…
ЛУЧШИЙ УЧЕНИК ШКОЛЫ В НОМИНАЦИИ «ЭКОЛОГИЯ»
Вот что прочитал квестор на золотистом значке. Кажется, там есть еще надпись мелким шрифтом…
Он не успел разобрать надпись. Дверь в комнату бесшумно и резко открылась, и на пороге возникла высокая тощая фигура – бритый череп с синеватыми ушами, характерные круги под глазами, сухие стиснутые губы. Это был довольно молодой вампир, облаченный в синий смокинг с искоркой. В руках он держал стопку глаженого постельного белья.
Порфирий не успел толком испугаться – он подскочил к вампиру так быстро и ударил топором так точно, что противник с грохотом обрушился на черно-фиолетовый ковер раньше, чем квестор разглядел пятна свежей крови на манишке вампира, желтый зуб, торчащий из-под верхней губы и шрам от пулевого ранения над левым глазом.
Литот ударил вампира в переносицу, чуть наискось. Странно, что упырь отключился так быстро. Лежит – и даже не дергается.
Квестор осторожно перешагнул через неподвижное тело в синем смокинге и вышмыгнул в коридор.
Паука здесь уже не было. Порфирий вздохнул: следующая дверь находилась шагах в десяти… ему поневоле придется приблизиться к отрубленной женской голове, валяющейся на полу.
Не успел Литот преодолеть и половины расстояния, отделявшего его от страшного окровавленного предмета на ковролине, как златокудрая головка распахнула синие светящиеся глаза и отчетливо произнесла:
– Вив ля Франс, вив ле руа!
Квестор попятился, поднимая топор.
– Лэта сэ муа, с-сакрамон!
Порфирий размахнулся, намереваясь пнуть визгливый предмет – но вовремя вспомнил, что нога у него босая. «Еще укусит ненароком», – мелькнула мысль. Раздумав пинать голову, Литот боком, по стеночке проскользнул в дверь – она была покрупнее предыдущей, более тяжелая и сплошь расписанная какими-то желтыми иероглифами, неряшливо нанесенными при помощи баллончика с краской…
Дверь вела не в комнату, а в смежный коридор, совсем короткий и заканчивающийся тупиком. Стены здесь совсем другие: каменные, кажется, выложены из кирпича. Небольшой факел, разбрызгивая дымящиеся капли каменного масла, шипит и трепещет пламенным язычком, суетливо – то ярче, то хуже – высвечивая серый потолок над собой.
