Михаил Жванецкий - Собрание произведений в пяти томах. Том 4. Девяностые
А еще… наши летчики взлет отработали, а посадку нет. Потому что то было на земле, а это на море. И очень важно их соединить, корабль и самолет. Очень важно.
И в местных конфликтах такая дурацкая ситуация: форма одинаковая, язык одинаковый, оружие одинаковое, образование одинаковое.
Как тут воевать?
А как не воевать?!
Президент уже есть.
Ему страна нужна.
Война идет трудно.
Стреляли какое-то время, стреляли. Потом стрельба прекратилась.
Автоматы продали. Расчет сидит в укрытии.
– Огонь! – кричат.
– Заряжай осколочными, – просто так кричат.
Оружие давно продали противнику. Деньги поделили. Снаряды сразу туда подвозят. То есть все враги из одного центра снабжаются.
Силе наша армия не проиграла. Какая там сила?
Деньгам проигрывает.
Советское воспитание бескорыстное.
Убивали помногу и бесплатно. А тут десантник замахивается ножом, а вместо крика: «Пощади! Не убивай!» – «Продай нож!»
Это уже не война.
Если бы Дантес спросил: «Почем пуля?» – Пушкин был бы жив. До сих пор.
Разведчики крались-крались, ползли-ползли.
Приползли без ничего.
Все у них купили по дороге: и фонарик, и карты, и шифры, и форму.
Это не война. Это деньги!
Настоящие, полноценные деньги.
А когда капитан первого ранга вернулся на джипе, у всех екнуло.
Бросились в бухту – нету ни эсминца, ни сопровождения.
Один джип «Хюндаи-баттерфляй».
Мины с полями – за долги по электричеству.
Вот… Испытание деньгами.
Теперь те главные, кто мозгами, локтями, зубами разбогател.
Вопрос – где? Ответ – у нас!
Этот ответ всех смущает. Заработать здесь можно! Потратить не дадут!
Здесь в традициях заработок пропивать. Изобретения и открытия приводили в вытрезвитель все коллективы.
«Время одиночек прошло», – говорили ученые.
Если изобретение у нас прощали, то трезвость – никогда.
Трезвый автор умирал в безвестности.
Если раньше было немного больших денег… Еще раз повторяю, если раньше было немного больших денег (кстати, хорошо сказано!), то теперь много больших денег.
Отдыхать там на Западе так же тошно, как здесь жить. Здесь ты делаешь вид, что не понимаешь, как все живут, там – действительно не понимаешь.
А наша проститутка лучше, это, как говорят в Думе, однозначно.
Секс – это слова.
Лезть в разговорник некогда.
Переводчик в этой ситуации ведет себя как сволочь. Значит, отдыхать приходится здесь и работать здесь.
И от этого, в общем, жить со всеми этими газетами, ресторанами, охраной.
Ну а как здесь жить, знаем мы все.
И специальных врачей для богатых у нас не делают, как и дорог, как и выхлопных газов. Так что тратить деньги на дорогах с таким покрытием, или в публичных домах с таким отоплением, или просто даже случайно воду хлебнуть во время мытья, как и купить в аптеке лекарство годности эпохи Киплинга и Ватерлоо – это скончаться в тех же ужасных мучениях, что при бедности.
Часть богатств уходит на взятки и заказные убийства. Мастерство киллеров растет, пуленепробиваемый тюль дорожает. А под пулями тратить деньги так же малоинтересно, как получать денежные переводы в окопе.
Остается вкладывать в промышленные предприятия, которые выпускают то, что мы знаем.
Раздача кончилась.
Раньше давали чужие деньги, теперь свои. То есть он хочет отдавать деньги, но за какую-то работу. Отсюда непрерывные конфликты с населением.
Платить налоги психологически невыносимо, когда видишь лица налоговых инспекторов. Кажется, что отдаешь именно им. То есть трансляция, как отдают им – есть, куда отдают они – нет.
В общем, в стране, где это все происходит, то есть у нас – и у бедных, и у богатых, возникает уверенность в завтрашнем дне.
Настолько твердая, что не хочется жить.
Только жрать, пить, стрелять и целоваться.
В коттеджах, празднично возведенных вокруг столицы, никто не живет. В бассейнах воды нет.
Опять все ради детей. Уже двадцатое поколение строит детям счастливую жизнь, закладывая себя в фундамент.
Испытание деньгами.
Все, что на сцене или экране зависит от денег, становится все проще и проще. Если раньше на экране выполняли и перевыполняли, то теперь стреляют и целуются. Тогда врали и сейчас. Все-таки мы еще чем-то занимаемся. И шутки от пояса и ниже. Что в боксе и юморе запрещено.
И газеты, конечно, только о том, как себя вести в постели, как будто мы из нее не вылезаем.
Хотя прохожие на улицах есть.
И на демонстрациях битком, значит, не все время в постели.
Тем более без зарплаты те же девять месяцев.
Так что сексуальная ориентация у нас меняется ежеминутно, направленная на то, где денег добыть. Убеждения вертятся, как колеса.
Лишь бы выбрали, лишь бы место занять. Ну а там борцы за народное счастье, пять тысяч голос! Не выдержали мы испытание деньгами.
Теперь спорт. Мозги кончились, пошла утечка мышц, и чем удержишь?!
Теперь музыка. Чем ее удержишь?
Теперь балет. Чем его удержишь?
Безмолвие уезжает.
Остается то, что зависит от языка. И все остальное, что не зависит ни от чего.
Очередей не стало. Жители стоят в демонстрациях.
Единственное, что добавилось – звук. Слышны слова! Проклинают громко. Это и дает надежду.
А сколько потеряно друзей?
А сколько потеряно талантов?
Испытание деньгами мы не выдержали, приступаем к испытанию временем.
Будем откровенны
Давайте поговорим. Будем откровенны – плохо живем.
Будем откровенны – еды во многих домах нет.
Я лично буду откровенен – я без валенок к зиме.
Буду еще откровеннее – у меня лысина.
Буду совсем откровенен – у меня нет правой руки.
И если начистоту, я без ног.
А совсем между нами – они мне и не нужны.
Мне и образование ни к чему.
Семья у меня большая, живем дружно, но, если откровенно, они мне ни к чему.
Да, честно говоря, и я им не нужен.
Я больше скажу – меня все население раздражает.
И им никто не нужен.
Как бы они ни прикидывались.
Государство нам тоже не нужно и ископаемые не нужны, если между нами.
Сельское хозяйство нужно, конечно, но без него легче.
И домашних животных я бы разогнал, и диких, и разлегся бы на пляже, размышляя, хотя без размышлений жить легче.
Так что еще надо посмотреть, стоит ли сосредоточиваться.
Целую всех, кого достану.
Переменная облачность. Возможно солнце
В том-то и дело. То, что у меня не появляются злые, высмеивающие власть произведения, заставляет меня думать, что все не так уж плохо.
Оттого что власть мне симпатичнее оппозиции, симпатичнее населения, симпатичнее прессы, на душе становится странно, весело и тревожно, ибо власть самая временная из них.
Оттого что у меня не получались плевки наверх, я считал себя бездарным.
Сейчас перестал.
Это несложно, плевать туда вместе с миллионами, ничего не предлагая и не зная как, не зная куда.
Если бы знали – предложили.
И давно бы выстроили.
И цель и этапы.
Пятьсот дней – триста – двести…
Но не знают. И ругают. И реакционеры именно они: население, оппозиция.
Консерватор – тот, у которого нет идей.
Реакционер – тот, который от этого свирепеет.
Ну, честный. Ну и что из того?
Кто у кого ворует? На воровском фоне?
Интеллектуальная часть сбежала и радует нас оттуда загаром.
Война уже не война, а процесс сплочения и оздоровления. Такой вот страшный процесс.
Бедность и нищета бросаются в глаза тысячами грязных немытых машин, или уже миллионами, или уже миллиардами.
Нищему пешеходу уже не просунуться среди нищих машин.
Нараспродавали родину, вывезли капитал, а бедствуют здесь.
Здесь так принято.
Как бедствовать, так и крупно зарабатывать.
От «на грани разорения» до «на грани процветания».
Средне зарабатывать выезжают туда.
Снабжая те ракеты нашими программами.
Запчасти к оружию самых непримиримых противников – из одного источника.
Когда-нибудь наше оружие станет оружием мира, потому что сломается источник.
Калашников снабдил оружием миллионы. Чем они ему ответили?
Шинелью.
Нет, не может просто так вдруг перестать хотеться плевать во власть. Есть в этом что-то жуткое для автора и что-то приличное для страны.
Ну и переименуйте автора.
Обойдемся.
Да. Воруют министры.
Но и приглашение на борьбу с коррупцией – приглашение на тот свет. По причине затрат времени.
А воровство изменяется изменением жизни.
Можно и до минимума довести…
И перевод капиталов…
Они что, на чужое имя переводят?
Кто из них такой идиот?
А если на свое, чего же мы кипятимся?
Или здесь он на этих мешках сидит, или там. Он же не хочет их отдать или вложить в эту промышленность, чтоб поддержать военного пролетария, поддерживающего КПРФ. Значит, идет процесс взаимного колебания до соприкосновения. Этот даст деньги поддержать того, а тот что-то купит, чтоб поддержать этого. И родится у них средний класс, предмет мечты.
