Игорь Астафьев - ПЕРПЕНДИКУЛЯР
Всеми этими новостями угощал нас счастливый Семеныч.
А в конце еще добавил, что зато жалкая желтая пресса, в отличие от нас, никогда не узнает о перпендикулярном мире. Его наличии и существовании прямо у нас, на Земле, среди нас.
В этом мире реки текут снизу вверх и сверху вниз и похожи на удивительной красоты столбы, соединяющие верх и низ. А деревья в этом мире все растут лежа. А те, что упали в нашем мире - встали в перпендикулярном. И наоборот.
А жить в этом мире могут только удивительные существа, у которых глаза сбоку и ноги тоже сбоку. Только им открыт путь в этот удивительный мир.
А попасть в этот мир очень просто. Но плохим людям и желтой прессе туда не проникнуть. Не дано это им, даже за очень большие деньги.
Сам Семеныч открыл этот мир среди нас просто и случайно. Когда лежал на пляже, поворачиваясь с боку на бок. А позже увидел этот мир еще и с дивана. Главное - это уметь видеть! При жизни.
Теперь Семеныч живет сразу в двух мирах, обычном и перпендикулярном, запросто ходя туда и обратно по нескольку раз на дню. И уверяет, что в перпендикулярном мире иногда даже лучше. Вот так.
Погостив у Семеныча пару недель и довольно хорошо отдохнув, мы собрались обратно в клуб. "Уплатить членские взносы",- как пошутил "Петрович". Он тоже иногда шутил.
Душевно распрощавшись с Семенычем, мы отправились в обратный путь. Но перед тем, как покинуть Землю, я попросил коллег залететь домой, в Россию. Нет, не к своему телу, по нему я давно уже не скучал, а просто хотелось посмотреть на родные места, как живут русские люди. По-прежнему ли у них только две проблемы, дороги и дураки? Может, еще какие проблемы добавились?
Клубовцы мне в этом, конечно, не могли отказать. Тем более, что сделать лишний крюк в пределах одной планеты для них всё равно что для нас лишний раз шевельнуть пальцем.
И мы направились в гости к русским. В русском полушарии было лето. Сверху мне сразу стало ясно, что и дороги и дураки остались на своем прежнем месте. Только дураки стали жить еще лучше, а дороги стали заметно хуже.
Но природа была еще вовсе недурна. Местами. Красота одним словом. К тому же ни жара, ни мухи с комарами по известным причинам меня не беспокоили. Это существенно усиливало и без того удивительную красоту мест.
Небольшая извилистая речка, в которой, наверное, еще водилась живая рыба, пять деревянных домишек, прилепившихся к ее излучине. Судя по их виду, они были обитаемы. Неподалеку остатки некогда большого собора, хлебное поле, рассеченное пополам проселочной дорогой.
В общем, если бы я летел на самолете или вертолете (или бы шел пешком по лесу и имел надобность "по-большому"), то произошедшее в следуюшую минуту можно было бы назвать вынужденной посадкой. Если бы я ехал на машине - то вынужденной остановкой. Если бы плыл на судне (речном, разумеется), то не знаю как называлось бы.
Короче, заглядевшись на окрестности, я просто треснулся об землю. Моим столкновением с планетой Земля это тоже млжно назвать. Но, если честно, я элементарно, как элементарная частица, врезался в плотные слои почвы.
Если бы я был в теле, то последствия были бы печальны. Но ломать мне было уже нечего. Только помутнение сознания. Ощущение как будто тебя сильно ударили по лицу мешком с ватой.
Очнулся я на той самой проселочной дороге. От смеха. Смеялись клубовцы. Надо мной. Особенно заливались "Петрович" со "Степанычем", которые впервые наяву увидели проявление глубокой земной задумчивости.
"Сначала, слышь, бац, бац помпончиком по деревьям, а потом ряшкой!.."- веселились они.
Эх вы, глупые!- урезонил их Галактион.- Вам этого не понять. У вас же нет ни родины, ни дома.
А зачем они нужны?- все еще смеясь, спросил "Петрович",- чтобы крышу ремонтировать или чтобы вот так же мордой?
Да, "Петрович", не был ты ни материальным, ни русским,- медленно поднимаясь над землей, сказал я,- И не будешь уже никогда.
Это точно,- ответил тот,- Да и не больно-то надо.
Ну тебе-то, видимо, и не надо. А я как-никак возник в этих местах, думать научился. Ты ведь, "Петрович" и в речке-то, поди, никогда не купался, да и плавать-то, наверное, не умеешь.
Зато я, во-первых, летаю, а это гораздо быстрее, а во-вторых, не потею. Зачем мне купаться?
То-то и оно, что не понять тебе.
А ведь это судьба,- неожиданно сказал Галактион.
Что судьба, по лицу мне получить?
Это тоже. Но я о другом. Ведь это то самое место, по которому я в черной дырке с конвоирами ехал! Вот, вот то самое место, где они Луну арестовали.
Так надо установить здесь памятный знак. "Здесь во время массовых репрессий в 1937 году была арестована планета Луна - спутник Земли по обвинению в правом уклонизме". Только кто ставить-то будет?
Как кто? Местные жители. Это место станет знаменитым на весь мир, начнется паломничество туристов и эта уже бывшая деревня снова будет процветать.
Боюсь, что никому это здесь не нужно. Ни памятники ставить, ни процветать. Тем более, что арестовали-то только русскую Луну, а французам, например, этот исторический факт вовсе даже неприметен.
Нет, нет,- загорелся вдруг Галактион,- нельзя же быть таким безнадежным пессимистом. Надо открыть людям глаза.
Так ведь уже сто раз открывали.
Тогда протереть!
Да им не глаза открывать надо, а пинка давать. А это не для нас.
Ничего не хочу слышать. Всё это отговорки!- отрезал Галактион и полетел в деревню искать контактов.
Что ж, и мы за ним.
Игорь Астафьев Перпендикуляр
III
Невидимый агент * Сколько истин в политике *
Транссексуальная операция в сельских условиях *
Танцуем балет * Коммунизм в отдельно взятой
избе * Космолет с удобствами во дворе *
Граница между космосом и деревней
Деревня представляла собой отдельное зрелище. Клубовцы сразу отметили несколько примечательностей. Без "досто-", правда.
Первое. В деревне не было женщин. Вообще. Нигде не висело выстиранное белье, да и их самих вовсе не было видно.
Второе. В деревне не было детей. (Наверное, потому что не было женщин.)
Третье. По-меньшей мере один из жителей был полностью трезвый. Его таким видели. Что, в общем-то, совсем странно.
Четвертое. Его дом был оборудован ветряным электрогенератором (ничего себе!).
Странная деревня.
Галактион решил пробовать начать контачить по порядку расположения домов. Первым (по течению реки) был дом бывшего завполиклиникой Палыча. Клубовцы тихонько залетели в дом и расположились на печке (наложившись друг на друга и оставив хвосты во дворе).
Сначала Галактион, как водится, осмотрелся. Стены избы были обиты пустыми коробками из-под конфет разных лет, вместо вязанки дров возле печки лежала охапка тех же пустых коробок. Хозяин спал на переделанном из кушетки диване. Простыни, наволочки и пододеяльники были сшиты из белых халатов. В избе стоял непроходящий запах коньяка, но клубовцы его чувствовать не могли.
"Здравствуйте!"- для начала тихонько промыслил Галактион, адресуясь к голове Палыча.
"Проходите, раздевайтесь, карту, коньяк и конфеты на стол,"- автоматически прозвучало в ответ.
– Ничего себе, как изменилось колхозное крестьянство!- сказал Галактион.- Вместо надоев и урожайности - все тебе три удовольствия, и сразу!
– Да не крестьянство он.- Успокоил я.- Вон смотри.- Я кивнул на стол.
На столе вместо ножа лежал скальпель со следами конфеты.
– Врач он. Настоящий или бывший не знаю, но точно, доктор.
– А как с врачами лучше всего разговаривать? - спросил Галактион.
– С врачами лучше всего разговаривать языком жалоб на здоровье,- предположил "Фигарыч".
– Так мне жаловаться не на что,- озадачился Галактион.
– Ну какая тебе разница,- посоветовал "Степаныч",- пожалуйся что хвост плохо сгибается (вилять и честь отдавать трудно).
– Да ну тебя, "Степаныч"! Врачи, чтоб ты знал, умеют лечить всё кроме хвостов. Если он не ветеринар, конечно.
– Сомневаюсь, что они и головы умеют лечить...- заметил я.
– Вот вот! Скажу-ка я ему, что у меня болит голова,- придумал Галактион.- А она у меня действительно болит. За людей.
"Разделись? - Прозвучало со стороны дивана.- Покажите-ка голову, откройте рот..."
Всё это Палыч промысливал во сне, не открывая глаз. Привычно, как когда-то на работе. Только руки его двигались так, как будто он быстро-быстро что-то писал в карте.
"Доктор, может, Вы меня всё-таки осмотрите?"- вежливо поинтересовался Галактион, надеясь, что Палыч откроет глаза.
"А что ты, женщина, что ли, чтобы тебя смотреть?"- про себя промыслил Палыч, а вслух промычал:
