Константин Мелихан - Автопортреты на асфальте
- А можно - что-нибудь не про войну? - сказала учительница.
- Можно - и не про войну, - сказал дед. - Значит, попала в наш самолет ракета...
- А как же вы жив остались?! - удивилась учительница.
- А я тогда в отпуске был, - сказал дед.
Когда прозвенел звонок, учительница радостно вскочила и сказала деду:
- Большое спасибо, что вы к нам пришли! И большое спасибо, что вы от нас уходите!
- Никто никуда не уходит, - сказал дед. - Успокойтесь!..
Из школы мы с дедом шли через парк. Дед молчал, опустив голову, а я говорил:
- Зачем же ты врешь, дед?! Какой ты пример детям показываешь? И меня на всю школу обосрамил!
- Я как лучше хотел, - оправдывался дед. - Народ повеселить. А пример я показываю, как не надо себя вести.
Позже я узнал, что инвалидом дед стал не на войне, а еще в детстве. Никаких трагических событий в его автобиографии не было, кроме разве потери ноги да женитьбы. Только одно ему оставалось - фантазия.
И вообще, как скучно было бы жить, если бы все говорили только правду!
Сорока - воровка
"- Ей богу, Софья Ивановна, телятина совершенно лишнее... а вот, по-моему, купи лучше икорки, свежей, хорошей икорки... Это будет лучше да и дешевле".
Д. Григорович. Лотерейный бал
"Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную
Вынесет все, что господь ни пошлет!"
Н. Некрасов. Железная дорога
Моя тетя работала в ресторане. Иногда она звонила нам по телефону и сообщала, что у нее есть язык, печень, почки, вымя и свинячьи ножки.
Иногда она говорила, что у нее будет селедка под шубой.
После таких разговоров я представлял себе, как тетя на своих свинячьих ножках выносит под шубой селедку.
Кроме того, тетя откладывала яйца. Причем нам - самые крупные.
Иногда я слышал фразу: "Сосиски в тесте". И тогда представлял себе тестя, который съел все сосиски.
Когда дома никого не было, тетя просила меня передать родителям информацию. Запомнить все точно я не мог и передавал примерно следующее: "Судак, пойманный в заливе. Военно-морской окунь. Спинка минта".
Когда меня спрашивали: "Где водятся кильки?" - я отвечал: "В томате". А на вопрос: "Каких животных ты любишь?" - говорил: "Баранину".
Иногда тетя жаловалась, какая невыносимая у нее работа.
- Как же - невыносимая, - говорил я, - если вы с нее столько выносите?
- Я-то выношу, - говорила тетя, - а директор вывозит.
- А кто ж тогда ворует? - спрашивал я.
Но вопрос повисал в воздухе, как летающая тарелка.
Я был еще маленьким и не знал, что в России вором считается только тот, кто ворует не со своей работы.
Во время войны мой отец уцелел потому, что был на фронте. Мать уцелела потому, что работала в ленинградском военном госпитале. А почему уцелела тетя, я не знал. С одной стороны, она была толстой, но с другой ведь крупной мишенью.
Все остальные мои родственники, которые жили в блокадном Ленинграде, умерли от голода. Неудивительно, что после войны мама все еще хотела есть.
Удивительно, что есть хотела и тетя. Все-таки она была довольно толстой и вдобавок после войны устроилась в ресторан. Вероятно - с испугу. Прошла славный путь от посудомойки до калькулятора. И обратно.
Как-то я спросил маму:
- Толстые много едят, потому что у них большой желудок, или у них большой желудок, потому что они много едят?
- Хорошо, что тетя нас не слышит! - сказала мама. - Толстые не любят, когда их называют толстыми. Они любят, когда их называют полными.
Когда тетя в очередной раз пришла к нам на обед, я ей сказал:
- Вы - совсем не толстая. И не жирная. И не полужирная. И не на три процента жирная. А вы - полная. До краев.
Тетя, наверно, подумала, что я так сказал для того, чтобы она поменьше ела. Это было для нее тем более неприятно, что на обед она к нам приходила всегда со своей едой.
Раз в месяц тетя ходила на танцевальные вечера под названием "Аэробика". От обычных танцев аэробика отличалась тем, что там надо было танцевать не с партнером, а с ленточкой на лбу.
Женщины в нашей стране всегда были заняты двумя проблемами: как достать еду и как похудеть.
С едой хорошо тем, кто работает в ресторане или гастрономе. А каково тому, кто работает, к примеру, на мясокомбинате? Там охрана - как на военном заводе.
Вот, пожалуйста, на одном мясокомбинате работал не то таджик, не то туркмен. Так он решил колбасу в штанах вынести. Вдруг охранница его в проходной останавливает и - хвать за колбасу!
А это - не колбаса.
Охранница дико извинилась. А об этом таджикском туркмене легенды стали слагать. Дескать - мясной гигант.
А он уже совсем распоясался. По несколько штук стал навешивать. Но охранницы и это ему с рук спускали. Все-таки, думают, восточный человек. Может, у него несколько жен?
Колбаса в России всегда считалась символом благосостояния. Колбасой можно было награждать: вешать ее на грудь, надевать через плечо, возлагать на голову, делать из нее нимб. И это в то время, как сама колбаса оставляла жевать лучшего. Закусочная колбаса - это колбаса, после которой надо сразу закусывать. Столичная колбаса - это колбаса, которую надо сразу запивать "столичной". Докторская колбаса - это колбаса, после которой надо сразу вызывать доктора. Любительская колбаса - это колбаса, на которую трудно найти любителя. Молодежная колбаса - это колбаса, которая по зубам только молодежи. Отдельная колбаса - это колбаса, съев которую, чувствуешь, как в тебе что-то отделяется. Останкинская колбаса - это колбаса, сделанная из останков. Охотничья колбаса - это колбаса, сделанная из охотничьей собаки. И уж страшно подумать - из кого сделана крестьянская колбаса!
Когда я спросил тетю, как пишется - КОЛбаса или КАЛбаса? - тетя ответила:
- Смотря - из чего она сделана.
Воруют у нас, конечно, не только еду и колбасу. Но и вообще - все, что можно. И что нельзя. И тем не менее воровство у нас имеет границы. Это - границы нашей родины. И может быть, воруя так друг у друга, мы постепенно станем богатыми.
Тундра
Сверху тундра похожа на десантника: пятнистая и цвета хаки. Хаки это трава. Пятна - это лужи. Дороги - только для самолетов и вертолетов. В тундре видишь себя богатырем. Деревья выше лба не растут. Если береза - то обязательно карликовая. Багульник - обязательно приземистый. Зато ягода - с яблоко. Глазное, конечно. Из растений еще почему-то врезалась в память пушица влагалищная. Из животных врезались туда же полевка-экономка, рогатый жаворонок и углозуб.
Гор в тундре нет. Суслик, когда скачет по тундре, встает на задние лапки: посмотреть, туда ли он скачет. И что интересно - видит!
Самая твердая валюта в тундре - водка. Батон колбасы - бутылка. Шкурка песца - полбутылки. Литр спирта - две бутылки.
Там же за бутылку я узнал, как отучить мужика от пьянства.
Берешь водку, тарелку и идешь в лес. Кладешь тарелку на муравейник и наливаешь в нее водки. Тех муравьев, которые ее пьют, не бери. А бери тех, которые бегут от нее. Вот этих-то трезвенников засуши и незаметно подсыпь в стакан своему мужику.
Одна баба так и сделала. Не знаю, бросил ли тот мужик пить, но бабу свою бросил. А лицо у нее разнесло, как будто она головой на муравейнике спала.
Эту историю мне один тундрюк рассказал. Толстый такой старик. Правда, потом выяснилось, что толстая у него только физиономия. Физиономия его тоже похожа на тундру. Растительность слабая. Жалуется:
- У моей старухи на роже волос больше!
Завидует ей.
Как-то сказал:
- Я - снайпер! Белку в глаз попадаю. Хотя не с первого раза. Иногда весь шкурка продырявишь, пока метко в глаз попадешь.
Однажды спросил у меня:
- Грибы кушать будешь?
- Не откажусь, - говорю.
- Тогда, - говорит, - в лес идти надо.
Дал мне ведро. А себе кулечек из газеты свернул. Пошли в лес. А лес по колено. Старик впереди идет, а я сзади. Вдруг остановился. Задрал вверх подбородок. Понюхал небо.
- Снег будет с дождем.
- А как вы определили?
- Радио сказала.
Идем дальше. Я чуть отстал. Вдруг ручей впереди. Старик разбежался и прыгнул. Но не долетел. На том же берегу оказался. Второй раз прыгнул и прямо в воду приземлился! Вылез, отряхивает с себя ручей:
- Эх, молодой был - орел был! А старый стал - дерьмо стал!
Потом, видя, что я не слышу, тихо добавил:
- Да и молодой был - дерьмо был!
Вернувшись из леса, развели костер около дома. Старик нанизывал грибы, не чистя, на прут.
- А чего не пожарить? - спросил я.
- Масла жрут много, - объяснил старик.
Я достал водку. Тут же возникла седая женщина.
- От стерва! - беззлобно сказал старик. - Учуяла. Не даст нам теперь нормально выпить. Тоже сейчас захочет. Пьянь!
- Жена? - спросил я.
- Хуже, - ответил он. - Дочь.
- А почему хуже-то?
- Жену убить можно. А дочь - жалко. Она мне сапоги чинит.
Дочь села рядом с костром. Раскурила трубку. Выпили.
- А ты холостой? - спросил он меня вдруг.
- Женат.
- О! Возьми ее тогда замуж. Эту бля!
