Григорий Горин - Комическая фантазия (Сбоник пьес)
Появляется Томас, делает какие-то знаки Феофилу.
Баронесса. В чем дело, Томас?
Томас. Извините… Господин барон просил предупредить его…
Феофил (возбужденно). Они летят?!
Томас. Летят, господин барон! Сейчас как раз над нашим домом…
Рамкопф (испуганно). Опять? Феофил, вам не надоело?!
Баронесса. Пусть попробует еще раз.
Феофил (схватил ружье и блюдо, подбежал к камину). Да, мама… Еще разок! Сегодня я чувствую вдохновение… Командуй, Томас!
Томас (выглядывая в окно). Минутку, господин барон… Приготовились… пли!!!
Феофил дважды стреляет в камин. Все прислушиваются. Тишина. Феофил в бешенстве швыряет блюдо.
Баронесса. Спасибо, Томас, ты свободен.
Томас. Слушаюсь! (Уходит.)
Рамкопф. Когда-нибудь у меня лопнут барабанные перепонки.
Феофил. Ну почему мне так не везет?! Почему?! Ведь я прекрасный стрелок!
Рамкопф. Слушайте, Фео, а почему бы просто не засунуть туда жареную утку, а потом дернуть ее за веревочку?.. Барон наверняка так и делал!
Феофил (вспыхнув). Не святотатствуйте, господин Рамкопф!
Баронесса. Не будем ссориться в такой день… Успокойся, Фео! Рано или поздно ты попадешь.
Феофил. Дело же не в утке, мама!
Баронесса. Я все понимаю…
Феофил. Я чувствую, как люди смотрят на меня, как шепчутся: «Это — его сын!» ЕГО! От меня ждут чего-то необычного!
Баронесса. Все придет, ты еще молод. Впрочем, ты уже многого добился: в свои двадцать два года стал ротмистром…
Феофил (перебивая). Дело не в чинах! Я — барон Мюнхгаузен, с меня достаточно и этого звания.
Баронесса. Разумеется! И рано или поздно ты что-то совершишь, достойное своей фамилии. Но не надо торопить события! Извини меня, дорогой, сегодня утром я случайно увидела, как ты стоишь на стуле и тянешь себя за волосы. Это глупо!
Рамкопф. И очень больно…
Баронесса (Рамкопфу). Вы тоже пробовали?
Вновь появляется Томас.
Феофил (заметив его, возбужденно). Снова летят?!
Томас. Господин пастор Франц Мусс!
Баронесса. Наконец-то!.. Проси его, Томас!
Томас уходит.
Положи ружье, Феофил! Ты напугаешь гостя.
Феофил. Ничего, в разговоре с этим святошей оно может пригодиться.
Рамкопф. Перестаньте, Фео! Мы с таким трудом уговорили его приехать.
Баронесса. Фео, умоляю, уйди отсюда… У нас очень важный разговор.
Феофил неохотно уходит. Появляется Пастор.
Прошу вас, господин пастор. Очень рада!
Пастор (чуть сухо). Благодарю, баронесса. Я тоже рад вновь посетить этот дом.
Рамкопф. Садитесь, прошу вас…
Пастор садится.
Как добрались?
Пастор. Скверно. Вся ганноверская дорога чудовищно размыта.
Рамкопф. Да, после смерти барона льют такие дожди…
Пастор. Не вижу никакой связи между этими двумя явлениями.
Баронесса. Конечно… (Рамкопфу, строго.) Не говори ерунды, Генрих!
Рамкопф. А что тут такого? Все говорят, что с его уходом климат изменился…
Пастор. Глупое суеверие!
Баронесса. Абсолютно с вами согласна, пастор. Господин Рамкопф пошутил и, как всегда, — неудачно!.. И вообще, мне бы не хотелось, чтобы наша беседа начиналась так напряженно… Вы ответили на мое письмо, вы приехали… Вижу в этом знак понимания…
Пастор. Вежливости!
Баронесса. Называйте как хотите… Но вы приехали. Приехали, несмотря на свою занятость и… неприязненное отношение к личности Мюнхгаузена… Не буду вам рассказывать, какие сложные отношения были у нас с мужем. Однако время идет, пастор. Обиды и чудачества забываются. Остается светлая память и всеобщая любовь сограждан, которую вы не можете отрицать.
Пастор. Я и не отрицаю. Я не одобряю ее.
Рамкопф. Но почему?
Баронесса. Да, не одобряете! Не только вы, но и большинство членов духовной консистории. Однако давайте взвесим, кто от этого выигрывает? Популярность барона все равно растет, а оппозиция церкви идет только ей же во вред. Разумно ли это? Не правильней ли проявить милосердие и снять негласное проклятие?
Пастор. Это невозможно!
Рамкопф. Но почему?
Баронесса (раздраженно). Генрих, прекратите выкрикивать один и тот же идиотский вопрос!
Пастор. Ничего! Я постараюсь ответить на все «почему» сразу. Церковь не может изменить своего отношения к барону по многим причинам. Во-первых, он совершил тяжкий грех, лишив себя жизни.
Рамкопф. Неправда! Он погиб случайно, прочищая пистолет… Это — смерть солдата на боевом посту!
Пастор. Так можно оправдать любого самоубийцу: застрелившийся — неумело обращался с оружием, утопившийся — плохой пловец. Но не это главное… Церковь не может признать истинными так называемые подвиги барона. Они результат фантазии и непомерного самомнения. Простой смертный не может свершить ничего похожего… Стало быть, барон либо хвастун и враль, либо… святой?
Рамкопф. А почему бы и нет?
Пастор (гневно). Хватит! И я устал от ваших вопросов!
Баронесса. Сейчас вопрос задан уместно… Нет, нет, избави бог, я не утверждаю, что барон был святым. Было бы нескромно говорить так про собственного мужа… Но согласитесь, что некоторая сверхъестественная сила ему сопутствовала. Иначе как объяснить такое везение во всем? Такую цепь удач? Откуда бы ей взяться?
Пастор. От дьявола, если вам угодно!
Баронесса. Не будем делать поспешных выводов! (Направляется к полкам с книгами.) Вы знаете, пастор, что мы с Генрихом тщательно исследовали все литературное наследие покойного барона. И вот, представьте, нам вдруг встречается эта Библия… (Протягивает Пастору толстую книгу.)
Пастор. Что в ней?
Баронесса. А вы посмотрите… Там, в углу, надпись на иврите… Да, да, не ужасайтесь: «Дорогому Карлу от любящего его…»
Пастор (в ужасе отшвырнул книгу). Чур меня! Кощунство! Неслыханное кощунство.
Баронесса. Возможно… Хотя подпись святого Матфея достаточно разборчива.
Пастор. Мерзкая фальшивка!
Баронесса (успокаивая его). Вероятно… Но как нам быть? Мы обязаны передать такую реликвию на экспертизу. Вы знаете, что в духовной консистории у вас достаточно противников. Дело передадут в Высший церковный совет… Начнутся долгие споры…
Рамкопф. Которые еще неизвестно чем кончатся…
Баронесса. Вот именно! Представьте: победят ваши противники, что тогда? Барон причисляется к лику святых, а его недоброжелатели с позором изгоняются… Поймите, дорогой пастор, речь идет о вашей духовной карьере! Мы вас безмерно любим и уважаем… И меньше всего хотим, чтоб барон вновь посмеялся над вами…
Рамкопф. С иконостаса!..
Пастор (в отчаянии). Боже мой!.. За что такие испытания? Что вы от меня хотите?
Баронесса. Милосердия! Чуть-чуть милосердия… Сегодня начинаются торжества, съезжаются сотни гостей… Было б так приятно, если б сам пастор Франц Мусс принял участие в торжественной литургии, прочитал проповедь на открытии памятника…
Пастор. Нет, никогда!.. Я не смогу… Я не готов!
Рамкопф. Я могу дать вам свой конспект…
Пастор (зло). Как-нибудь обойдусь!
Баронесса. Разумеется… (К Рамкопфу.) Какая бестактность! (Пастору.) Уверена, вы сами найдете нужные слова… А эту Библию мы дарим вам. Лично! Поступайте с ней как сочтете нужным…
Рамкопф (протягивая другую книгу). И в придачу — полное собрание приключений барона.
Пастор. Благодарю. В ней я не нуждаюсь…
Рамкопф. Ну почему? Прекрасное издание… А какие гравюры!
Пастор. Спасибо, я ее уже купил…
Баронесса. Вот и прекрасно!.. А теперь прошу с нами отобедать, пастор. Вам надо подкрепить силы…
Пастор, Баронесса и Рамкопф направляются к дверям.
Боже, как обрадуется Феофил, что мы все уладили… Он ведь хотел вас застрелить!
Пастор (грустно). Жаль, что ему помешали…
Все уходят. Некоторое время сцена пуста. Стенные часы начинают бить. Из левой кулисы быстрой походкой появляется барон Мюнхгаузен. Он очень изменился — сбриты усы, нет пышного парика. Одет он в темный дорожный костюм и широкополую шляпу, которую носили простые горожане. Оглядевшись, Мюнхгаузен замечает свой скульптурный портрет, долго рассматривает его, пускает воду, моет в ней руки и лицо. Появляется Томас с подносом, уставленным многочисленными блюдами.
Томас (радостно). Здравствуйте, господин барон!
Мюнхгаузен (не оборачиваясь). Томас, я же просил больше не называть меня так… Миллер. Господин Миллер.
Томас. Да, да… Здравствуйте, господин Миллер… господин барон.
Мюнхгаузен (улыбнулся, пошел к нему навстречу). Здравствуй, Томас! Здравствуй, мой хороший!
Томас. Разрешите поставить поднос?
Мюнхгаузен. Да, конечно!
Томас ставит поднос, они обнимаются.
