Григорий Горин - Комическая фантазия (Пьесы)
Бургомистр. Ну, ну, дорогой мой. Не надо так трагично! Все будет хорошо. Во всяком случае, весь город перестанет смеяться над вами.
Мюнхгаузен. Не смеяться, а подсмеиваться. Это разные вещи! (Проходит в кабинет,)
Бургомистр (со вздохом облегчения). Фу!.. Кажется, мы его переубедили... Даже не верится... Вспотел, честное слово!
Марта, не слушая его, быстро направляется к кабинету.
Не отвлекайте его, фрау Марта, пусть пишет...
Марта (дергает дверь, она оказывается запертой). Карл! Открой мне! Ты меня слышишь?.. Открой!
Бургомистр (испуганно). Зачем он заперся? (Бежит к двери.) Господин барон, вы меня слышите?.. Господин барон! Немедленно отоприте! Я приказываю!.. Как старший по званию... Господин барон!
Марта (плача, опустилась у двери). Карл! Не надо!.. Умоляю!
Бургомистр (барабанит в дверь). Господин барон! Что вы там делаете?!
Из-за двери раздается громкий выстрел. Марта падает без чувств.
Появляется Томас с подносом.
Томас. Фрау Марта, я не расслышал, который час?
Конец первой части
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАРТИНА ПЯТАЯ
Прошло три года.
И вновь дом барона Мюнхгаузена. Он почти не изменился - те же картины, книги, охотничьи трофеи. Только теперь они приобрели некий музейный вид появились таблички, указывающие на происхождение того или иного "экспоната". В центре гостиной, возле камина,- большой скульптурный портрет, изображающий
барона верхом на лошади, разрубленной пополам. Возле скульптуры в позе
оратора стоит Рамкопф. Сидя в креслах, его слушают Баронесса и Феофил.
Рамкопф (заглядывая в текст). ...Итак, господа, я заканчиваю... Три года прошло с того дня, как перестало биться сердце барона Мюнхгаузена, и все три года этот прославленный герой живет в сердцах своих благодарных соотечественников. Пусть же этот памятник, который мы устанавливаем в его честь, станет не только символом беззаветной любви города к своему великому сыну... Пусть он будет источником отваги, смелости и родником живительного оптимизма, который никогда но перестанет струиться в душе каждого истинного германца! (Открывает кран, из лошади фонтанчиком бьет вода; Рамкопф подставляет бокал, торжественно выпивает.)
Баронесса. Хорошо! Очень хорошо, Генрих!.. В конце чуть-чуть высокопарно...
Рамкопф. Дорогая, этого требует торжественность момента... Финальный аккорд!
Баронесса. Ну, может быть, ты и прав... (Сыну.) Как считаешь, Фео?
Феофил не отвечает, закрыл лицо руками.
Что с тобой?.. Ну, ну... Так нельзя! Будь мужчиной!
Феофил (вытирая слезы). Да, конечно, извините меня... Нервы!.. Когда я все это слышу, то вспоминаю... Господи, господи! Как мы были несправедливы к нему, как жестоки...
Рамкопф. Дорогой мой, кто же знал, что так все обернется?.. Мы были искренни в своих заблуждениях. Время открыло нам глаза!
Баронесса. Такова судьба всех великих люден: современники их не понимают!
Феофил. Современники - возможно... По мы-то родственники! Страшно вспомнить: я мечтал о дуэли с отцом. Я хотел убить его! И убил...
Баронесса (властно). Прекрати! Если кто и повинен в его смерти, то прежде всего - фрау Марта! Эта ханжа... Конечно, мы тоже виноваты, но нельзя же теперь всю жизнь казнить себя... Если сегодня вся Германия с благоговением повторяет имя Мюнхгаузена, то в этом прежде всего заслуга нашей семьи. Мы издали полное собрание подвигов барона, его имя присвоено гренадерскому полку... Теперь - этот памятник! Чего ж еще?!
Феофил. Все это не вернет его нам!
Рамкопф. Что поделаешь? С этим придется смириться...
Появляется Томас, делает какие-то знаки Феофилу.
Баронесса. В чем дело, Томас?
Томас. Извините... Господин барон просил предупредить его...
Феофил (возбужденно). Они летят?!
Томас. Летят, господин барон! Сейчас как раз над нашим домом...
Рамкопф (испуганно). Опять? Феофил, вам не надоело?!
Баронесса. Пусть попробует еще раз.
Феофил (схватил ружье и блюдо, подбежал к камину). Да, мама... Еще разок! Сегодня я чувствую вдохновение... Командуй, Томас!
Томас (выглядывая в окно). Минутку, господин барон... Приготовились... пли!!!
Феофил дважды стреляет в камин. Все прислушиваются. Тишина. Феофил в бешенстве швыряет блюдо.
Баронесса. Спасибо, Томас, ты свободен.
Томас. Слушаюсь! (Уходит.)
Рамкопф. Когда-нибудь у меня лопнут барабанные перепонки.
Феофил. Ну почему мне так не везет?! Почему?! Ведь я прекрасный стрелок!
Рамкопф. Слушайте, Фео, а почему бы просто не засунуть туда жареную утку, а потом дернуть ее за веревочку?.. Барон наверняка так и делал!
Феофил (вспыхнув). Не святотатствуйте, господин Рамкопф!
Баронесса. Не будем ссориться в такой день... Успокойся, Фео! Рано или поздно ты попадешь.
Феофил. Дело же не в утке, мама!
Баронесса. Я все понимаю...
Феофил. Я чувствую, как люди смотрят на меня, как шепчутся: "Это - его сын!" ЕГО! От меня ждут чего-то необычного!
Баронесса. Все придет, ты еще молод. Впрочем, ты уже многого добился: в свои двадцать два года стал ротмистром...
Феофил (перебивая). Дело не в чинах! Я - барон Мюнхгаузен, с меня достаточно и этого звания.
Баронесса. Разумеется! И рано или поздно ты что-то совершишь, достойное своей фамилии. Но не надо торопить события! Извини меня, дорогой, сегодня утром я случайно увидела, как ты стоишь на стуле и тянешь себя за волосы. Это глупо!
Рамкопф. И очень больно...
Баронесса (Рамкопфу). Вы тоже пробовали?
Вновь появляется Томас.
Феофил (заметив его, возбужденно). Снова летят?!
Томас. Господин пастор Франц Мусс!
Баронесса. Наконец-то!.. Проси его, Томас!
Томас уходит.
Положи ружье, Феофил! Ты напугаешь гостя.
Феофил. Ничего, в разговоре с этим святошей оно может пригодиться.
Рамкопф. Перестаньте, Фео! Мы с таким трудом уговорили его приехать.
Баронесса. Фео, умоляю, уйди отсюда... У нас очень важный разговор.
Феофил неохотно уходит. Появляется Пастор.
Прошу вас, господин пастор. Очень рада!
Пастор (чуть сухо). Благодарю, баронесса. Я тоже рад вновь посетить этот дом.
Рамкопф. Садитесь, прошу вас...
Пастор садится.
Как добрались?
Пастор. Скверно. Вся ганноверская дорога чудовищно размыта.
Рамкопф. Да, после смерти барона льют такие дожди...
Пастор. Не вижу никакой связи между этими двумя явлениями.
Баронесса. Конечно... (Рамкопфу, строго.) Не говори ерунды, Генрих!
Рамкопф. А что тут такого? Все говорят, что с его уходом климат изменился...
Пастор. Глупое суеверие!
Баронесса. Абсолютно с вами согласна, пастор. Господин Рамкопф пошутил и, как всегда,- неудачно!.. И вообще, мне бы не хотелось, чтобы наша беседа начиналась так напряженно... Вы ответили на мое письмо, вы приехали... Вижу в этом знак понимания...
Пастор. Вежливости!
Баронесса. Называйте как хотите... Но вы приехали. Приехали, несмотря на свою занятость и... неприязненное отношение к личности Мюнхгаузена... Не буду вам рассказывать, какие сложные отношения были у нас с мужем. Однако время идет, пастор. Обиды и чудачества забываются. Остается светлая память и всеобщая любовь сограждан, которую вы не можете отрицать.
Пастор. Я и не отрицаю. Я не одобряю ее.
Рамкопф. Но почему?
Баронесса. Да, не одобряете! Не только вы, но и большинство членов духовной консистории. Однако давайте взвесим, кто от этого выигрывает? Популярность барона все равно растет, а оппозиция церкви идет только ей же во вред. Разумно ли это? Не правильней ли проявить милосердие и снять негласное проклятие?
Пастор. Это невозможно!
Рамкопф. Но почему?
Баронесса (раздраженно). Генрих, прекратите выкрикивать один и тот же идиотский вопрос!
Пастор. Ничего! Я постараюсь ответить на все "почему" сразу. Церковь не может изменить своего отношения к барону по многим причинам. Во-первых, он совершил тяжкий грех, лишив себя жизни.
Рамкопф. Неправда! Он погиб случайно, прочищая пистолет... Это - смерть солдата на боевом посту!
Пастор. Так можно оправдать любого самоубийцу: застрелившийся - неумело обращался с оружием, утопившийся - плохой пловец. Но не это главное... Церковь не может признать истинными так называемые подвиги барона. Они результат фантазии и непомерного самомнения. Простой смертный не может свершить ничего похожего... Стало быть, барон либо хвастун и враль, либо... святой?
Рамкопф. А почему бы и нет?
Пастор (гневно). Хватит! И я устал от ваших вопросов!
Баронесса. Сейчас вопрос задан уместно... Нет, нет, избави бог, я не утверждаю, что барон был святым. Было бы нескромно говорить так про собственного мужа... Но согласитесь, что некоторая сверхъестественная сила ему сопутствовала. Иначе как объяснить такое везение во всем? Такую цепь удач? Откуда бы ей взяться?
Пастор. От дьявола, если вам угодно!
Баронесса. Не будем делать поспешных выводов! (Направляется к полкам с книгами.) Вы знаете, пастор, что мы с Генрихом тщательно исследовали все литературное наследие покойного барона. И вот, представьте, нам вдруг встречается эта Библия... (Протягивает Пастору толстую книгу.)
