Лёха Андреев - Сядьте на пол
Но дома это проходит быстрее: если слово не употребляется окружающими, то вскоре ребенок и сам о нём забудет, когда "наиграется". Другое дело школа — там и личная, и коллективная память лучше. Запретные слова продолжают жить в повседневном языке детей, кто-нибудь обязательно напомнит.
Для начала я спросил Кита, какие маты он употреблял в школе. Оказалось, что он и сам и не знает, какие их них — матерные. По его версии, ругали его за слово "гад", смысла которого он тоже не знал. Попутно мы выяснили, что это просто змея. У многих народов — вполне уважаемое животное. Эмблема здравоохранения, между прочим. Аналогично с козлами.
Потом разобрали еще несколько ругательств. Матерные там тоже были, да. Но опять-таки, вся привлекательность их заключалась в том, что их значение было сыну неизвестно; узнавание смысла резко снизило интерес.
Тут у Кита возник очевидный вопрос — почему же эти слова запрещают произносить, если они ничего особенного не означают? Мне ничего не оставалось, кроме как признать: да просто люди так сговорились. Нет никакой другой причины, кроме абстрактных, из пальца высосанных условностей. Причем условности эти даже не нами придуманы, а какими-то далекими отсталыми предками.
Очевидно, дети тоже чувствуют эти условности и любят проверять их. Ну вот, проверили — действительно, туфта. Что же дальше? Ругаться в школе все равно нельзя. На этом шаге мне пришла в голову такая игра: "Представь, что ты разведчик среди фашистов. Разведчик должен говорить на их языке, чтобы себя не выдать".
Может быть, это неполиткорректно, зато работает. Кстати, в ту же игру хорошо ложатся "шифровки". Это те странные слова, которые Кит тоже стал отлавливать, следя за тем, выполняют ли сами взрослые свои запреты на ругательства. У меня он поймал слово "блин", а у своего тренера по айкидо — вычурное выражение "Йокарный Бабай". Это невозможно объяснить иначе, кроме как борьбой с фашистами.
Конечно, игра может быть и другая. Самое важное здесь, пожалуй, что мы побеждаем подобное подобным. Ругательства без понимания смысла — это ведь тоже игра, своеобразный театр. Кому-то он служит для выражения собственных состояний и настроений, как музыка. У кого-то это попытка вписаться в определённую группу, как пароль или опознавательный знак. Дети берут для своих ролевых игр то, что попалось под руку — и в этом смысле мат ничем не отличается от эльфийского языка из "Властелина колец".
«Маша ругает Еву:
— Ну что же ты написала и прямо в лужу села! Ты что, поросёнок?
— Да! Пётр!» (июль 2011)
«Ева придумывает Киту всякие прозвища, связывая их со своими ролевыми играми. Две недели звала его “Джимом”. А вчера появилось прозвище Котека. С няней Гулей прощается словами “Пока, Гуляш!”. А мне придумала имя Лёхыш. Сколько у меня имен было, а такого не бывало. Впрочем, иногда и другие прозвища мне достаются:
— Ах ты гадкий папец!» (апрель 2012)
При определённой сноровке "метод Штирлица" можно вывернуть наизнанку: вместо понижения значимости нежелательных слов — повышать ценность желательных. Но не внушениями типа "что такое хорошо", а именно игрой, которую дети сами подхватывают. Надо лишь заметить, какой "реквизит" у них в цене.
«Купили новые сандалии в спортивном магазине. И я Киту сказал, что сандалии особые — «беговые», в них удобнее спортом заниматься. А Кит понял так, что сами сандалии являются «скороходами». И теперь постоянно в них бегает, уверяя, что это всё делают сандалии. Удивительная сила внушения: только вчера его не заставить было пробежаться, а теперь носится и меня заставляет!» (май 2008)
«Ева подсела на мороженое, но умная Маша придумала замораживать разные другие вещи в специальной формочке — например, йогурт. Ева лопает с удовольствием. Может, пора замораживать суп и котлеты?» (май 2011)
«Подарил Киту гироскоп. Первая реакция Кита: «О, да это же продвинутое йо-йо!» (октябрь 2014)
«Долго уговаривали Лёву пойти в кафе, куда все остальные идти согласны, а он отказывается. Наконец я вспомнил:
— Лёва, ты меня на днях спрашивал, где можно поесть что-то японское, самурайское…
— Да, точно! Удон! Я так и хотел!» (январь 2016)
Карма и национальный вопросТолько мы разобрались с ругательствами Кита в его первом классе, как новая напасть. Одна из мамаш на секции пожаловалась, что мой пацан коверкает имя её ребенка. А имя восточное — ну, условно говоря, Саид. Причем, как мне показалось, самого Саида это задело меньше, чем его мамашу, которая углядела в этом национальный конфликт.
Конфликт был, но иного рода. Когда я спросил Кита, почему он привязался к имени этого пацана, он ответил, что имя "какое-то нерусское". Я предложил ему определить, какие имена русские — и стал перечислять родственников и знакомых. Это было очень смешно: русскими у Кита оказались все имена. Включая имя няни-узбечки, которое я сам не сразу смог запомнить. Он был шокирован, когда узнал, что среди перечисленных имен не было ни одного русского. Даже его собственное имя Никита и мое имя Алексей — греческие.
И к Саиду он прицепился вовсе не по "национальному вопросу": на тот момент он даже не знал, что это за вопрос такой. Просто Саид был новичком в группе. К новичкам цепляются по любым поводам, включая имена. Точно так же, как с ругательствами, мы попадаем в мир слов с неизвестными значениями, и потому в голове начинается "креатив".
В общем, с Саидом и его мамой помирились. Хотя и здесь Кит задал мне задачку. В разговоре про имена я напомнил ему, как он сам переходил в новый садик, где ему тоже устраивали "инициацию новичка". В ответ он тут же парировал: "Но ведь я уже не обижаюсь, когда кто-то искажает мое имя".
И действительно, мы такое проходили. Тогда, в новом детсаду, его задело какое-то обидное прозвище. Я рассказал ему про индейцев, которые вместо имён давали друг другу прозвища, связанные с достижениями человека. Пошёл индеец биться с медведем, но проиграл — и назвали его Рваное Ухо. А потом он потренировался и победил медведя — и его стали звать Большой Медведь. То есть прозвища могут зафиксировать и позитивные достижения. Так что не надо париться по поводу обидных прозвищ: у настоящего индейца все перемелется.
После этого мы иногда давали друг другу смешные прозвища, как у индейцев. Вот Кит и научился не париться. А значит, в истории с Саидом он не вышел за рамки принципа "не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой". Но в семье пострадавшего люди все-таки парились на тему имен. Что делать с такой этической асимметрией?
Может быть, это самый сложный вопрос педагогики — как объяснить ребенку, что какие-то поступки являются "плохими", если они касаются совершенно посторонних людей и не имеют явных последствий. Может, тут вообще не обойтись без религии?
Когда в школе особенно ругались по поводу поведения Кита, мне очень кстати подвернулась одна конференция, и я взял его с собой на несколько дней. В поезде было много времени, чтобы все обсудить. Вначале я пробовал пугать его последствиями: выгонят из школы, в милицию отведут. Но видно было, что ему трудно связывать далекие события будущего с каким-то микро-событием прошлого, вроде ругательства в раздевалке.
Тогда я рассказал ему историю принца Сиддхарты Гаутамы, а оттуда мы постепенно перешли на идею кармы. Кита очень заинтересовали технические детали — где именно собираются эти виртуальные "жабы" и "звёзды"? Как именно они возвращаются к человеку? Сколько хороших поступков нужно, чтобы нейтрализовать плохой? Как защищаться от вредных желаний и мыслей, которые приводят к необдуманным поступкам и лишним страданиям?
Некоторые вопросы дались мне легче, чем другие. Мы даже изучили простейшую дыхательную медитацию на счет "десять", как средство от спонтанных эмоциональных реакций. Но самое забавное, что через несколько дней кармическая идея замечательно "подтвердилась" на практике.
Кит пришёл из школы и сказал, что у него украли тетрадку. Я предложил ему вспомнить, не брал ли он сам чего-нибудь чужого. Оказалось, что брал: в пенале обнаружились чужие ручки, которые он вроде как выиграл в "крестики-нолики". Я посоветовал вернуть их. В тот же день вернулась и пропавшая тетрадка. Причем в этих историях были замешаны разные одноклассники, так что совпадение вышло очень показательным.
Борьба за правдуТем не менее, вопрос оценки "плохих" поступков все равно остался открытым. Пока что самый действенный принцип был — не поступать с другими так, как не желаешь себе самому. Но как следует из примера про прозвища, некоторые вещи действуют на других не так, как на тебя. На что же ориентироваться? На другие заповеди? Да их просто не хватит на все ситуации нашей современной мультикультурной жизни.
