Михаил Жванецкий - Избранное (сборник)
Бриллианты, длинная шея, прическа вверх, разворот плеч, осанка, удивительная одежда, сильные ноги – балет Большого театра. Разговор бессмыслен. Вы пешком, а я в «Мерседесе». Поговорим, если догонишь…
Кольцо на правой, гладкая прическа, темный костюм, белая кофта, папироса «Беломор» – «Что вам, товарищ?..».
Кольцо на правой, русая гладкая головка, зеленый шерстяной костюм, скромные коричневые туфли и прекрасный взгляд милых серых глаз – твоя жена, болван!
Наши мамы
Что же это за поколение такое? Родилось в 1908–1910–1917-м. Пишут с ошибками, говорят с искажениями. Пережили голод двадцатых, дикий труд тридцатых, войну сороковых, нехватки пятидесятых, болезни, похоронки, смерти самых близких. По инерции страшно скупы, экономят на трамвае, гасят свет, выходя на секунду, хранят сахар для внуков. Уже три года не едят сладкого, соленого, вкусного, не могут выбросить старые ботинки, встают по-прежнему в семь и все работают, работают, работают не покладая рук и не отдыхая, дома и в архиве, приходя в срок и уходя позже, выполняя обещанное, выполняя сказанное, выполняя оброненное, выполняя все просьбы по малым возможностям своим.
Пешком при таких ногах. Не забывая при такой памяти. Не имея силы, но обязательно написать, поздравить, напомнить, послать в другой город то, что там есть, но тут дешевле. Внимание оказать. Тащиться из конца в конец, чтоб предупредить, хотя там догадались, и не прилечь! Не прилечь под насмешливым взглядом с дивана:
– Мама! Ну кто это будет есть? Не надо, там догадаются. Нет смысла, мама, ну, во-первых…
Молодые – стервы. Две старухи тянут из лужи грязное тело: может, он и не пьян. А даже если пьян… Молодые – стервы. «Нет смысла, мама…»
Кричат старухи, визжат у гроба. Потому что умер. Эти стесняются. Сдержанные вроде. Мужественные как бы… Некому учить. И книг нет. А умрут, на кого смотреть с дивана? Пока еще ходят, запомним, как воют от горя, кричат от боли, что брать на могилы, как их мыть, как поднимать больного, как кормить гостя, даже если он на минуту, как говорить только то, что знаешь, любить другого ради него, выслушивать его ради него, и думать о нем, и предупредить его.
Давно родились, много помнят и все работают, работают, работают, работают. Наше старое солнце.
Военная кость
Сила воли, принципиальность, честность – все у нас есть, но их не проявляем – время еще не пришло… Рано пока… Это ж такие орудия, что из них по воробьям не бьют. Да, согласен, я пока и поддержу эту муру, что ж я из-за этой чепухи истрачусь? Недостойно это моего характера! Я говорю себе – потерпи! Я обязательно скажу то, что думаю. Но не сейчас… Ничего, двадцать лет не говорил, еще потерплю… Мой час прогремит! А силу воли я на периферии тренирую. В горах Кавказа и Алатау в связке с молодыми людьми.
Это я только жалкую часть назвал тех чудесных черт характера. А взаимопомощь, а выручка? Все у нас есть! Большая беда нужна. Негде! Что мы чикаемся? Ночевать к себе не пускаем, в драку не лезем. Что это за масштаб?! Другое дело – с этим в разведку бы пошел, а с этим нет! Где проверить куда идти? Разведка нужна. Обстрел нужен. Сидеть ночью в болоте без мыла, без ракет – вот где люди проверяются.
Время спокойное. Пытки выдержишь? Дай уколю. Прищемлю дай. Скажешь, или нет? Не имеет значения, что говорить. Что ты вообще знаешь? Ты, даже если захочешь, ничего интересного не скажешь. Не в этом соль. Соль в том, чтобы молчать, как никогда! А я тебе говорю – пытки выдержу. Вот оно! Подавись, чтоб я тебе что-то сказал. Во-первых, нечего действительно, а во-вторых, – не скажу, и все! Молчание молчанию рознь.
Беречь надо принципиальность, смелость, гражданское мужество – не расходовать на муру, на производство, на каждое собрание. Да – посидел, проголосовал и пошел. Недостатков столько, знаешь, один вырвал, пошел дальше, а они сзади аж заколосились и еще гуще. Так что, на каждый – свой заряд тратить, душевную широту? Нет, не раскочегарился народ. Каждый так и умирает честным и смелым, все сохранив в неприкосновенности. Он не виноват, его время еще не пришло.
И доброта у людей есть. Но к раненным в бою. Не на мостовой под «Жигулями», а в степи под Курганом – там я тебя перевяжу и к своим на себе. А здесь, где свои, где чужие, куда тащить – нечетко, размыто. Вот если б все на мине подорвались, но об этом можно только мечтать! Когда все не заросшие, как сейчас, а подстрижены под ноль и ходят след в след – вот где люди различаются один от одного.
По-настоящему поется в песне: «Ты только прикажи, и я не струшу, товарищ время, товарищ время!» Будет приказ – не струсим. А без приказа бродим сами по себе. Пока.
Начальник АТС
Вот вы думаете, он начальник АТС? О! О! Так уж со всех сторон: О! О! А я ему скажу: «Ну нет телефона». Нет же икры в магазинах – вы же там не скандалите? Он умник стал. Отвечает: «А я без икры проживу, а без телефона нет. Мне «Скорую» нечем вызвать. Я инвалид».
Слепые приходят. Гирями в авоськах размахивают. Один эпилептик довел себя в приемной, взвинтил. Но наши его быстро усмирили. У меня специально в штате – два линейных техника, мастера.
Сейчас это большое искусство – принимать людей по четвергам с четырнадцати до восемнадцати. Они готовятся, и я готовлюсь. Они справки собирают, и я справки собираю. Они – «можно». Я – «нельзя».
Чем больше телефонов, тем невыносимее становятся те, у кого их нет. Вот их принимать тяжело. Вообще, те, у кого нет телефона, квартиры, маленькая зарплата и кто-то из близких у них умер, стали совершенно невыносимы. Ты им слово, они тебе два… Ей-богу… Легче разговаривать с пятью, у которых все есть, чем с одним, у которого ничего нет. Он тебе такие доводы, что ты просто дуреешь. Не дай бог, ты ему сравнение или цитату. Он тебе пять цитат и десять сравнений.
Тут один номерок отколол. С вами будет говорить Нью-Йорк. Я чуть не свихнулся. А это наш командированный на такой способ пустился. Из-за океана начал права качать. «Я в командировках бываю…». Ну как они все, и кончил тем, что он инвалид и ему трудно в автомат ходить. Он там так орал, весь Нью-Йорк вокруг него собрался… Ну, я достойно ему возразил.
– Пусть они тебе и тянут. Ты у кого? У «Дженерал моторс»?.. Пусть этот «моторс» тебе и копает, если ты ему нужен. А мне твои командировки как гусенице сапоги… Он там затих, в Нью-Йорке. А я ему говорю: «Еще раз скажешь «Вас вызывает Нью-Йорк» – всю жизнь по батареям будешь перестукиваться». Унялся он, куда-то выпивать пошел. Я, конечно, извинился перед отелем «Уолдорф-Астория», мол, это по культурному обмену, человек-сатирик, а с телефонами у нас все в порядке, вы же со мной не по трубе разговариваете.
Всех успокоил, себе – валидол и продолжал работать… Вот вы въезжаете в новый дом, уже есть розетки радио, водопровод, канализация, электричество. Не легче тянуть. А почему нет телефона?.. Вам же ей позвонить как воды из крана напиться. Людям же надо общаться. А почему нет телефона???
Думаете, он начальник АТС – он ответит. Так вот, я – начальник АТС.
Ну что такое Ойстрах?
Ну что такое Ойстрах? Отнимите у него смычок, скрипку, костюм, авторучку. Кто будет перед вами?.. А Рихтер? Крики: «Рихтер! Рихтер!» Отнимите у него рояль, отнимите оркестр, ноты, не впускайте публику и не разрешайте напевать. Где Рихтер? Где? А кто перед вами? А такой, как я, он, или он, или я, или ты.
А где будет ваш автоинспектор? Все кричат: «Автоинспектор! Автоинспектор!» Отнимите у него свисток, форму, пистолетик и палку полосатую. Может надрываться на любом перекрестке – никто не притормозит. Только если велосипедиста схватит за лицо пятерней – тот остановится, но может вступить в ответную драку, потому что кто перед ним? Автоинспектор? А на ногах у него что? Босоножки!
Теперь отними у нас… Нет… Дай нам… Или нет… Отними у нас… одежду… Ну, еще поделить людей на две половины сумеем, а дальше что? Ничего… Пляж… Страна северная, значит, не пляж… Кто кого слушает? Физически слабые слушают всех. Физически сильные поступают, как сами могут сообразить. А как они сами могут сообразить? А как военных узнать? Любой лось, зашедший в город, плюнет на любого военного или толкнет… а у того даже топнуть нечем… Босиком – и под бокс…
Поэтому надо очень цепляться за то, кто что имеет. Жена хорошая – держи жену. Рояль – держи рояль. Держи публику. Скрипочка есть? Палочка полосатая, пистолетик, штаны форменные?.. По штанам, роялю, жене и скрипке вас отличают от других голых!
Сто одиннадцать
Что бы я делал в экстренных случаях, в пиковых положениях?
Я бы кушал ночью – это раз. Спал бы днем – это два.
Пил бы для веселья с быстро хмелеющими женщинами от недорогих вин типа «Алиготе» – три.
И только с пьяными женщинами разговаривал – четыре.
Я бы работал, когда хочется, – шесть.
И часы бы перебил – семь.
И детей бы узаконил. И наелся устриц.
И в Париж на минутку и обратно – восемь.
