Михаил Задорнов - Монологи
Мы – непобедимый народ! Американцы это начинают понимать. И, я думаю, они никогда не будут с нами воевать.
В том, что мы непобедимы, я понял, когда увидел, как наши покупают бананы в супермаркете. Самообслуживание. Бананы кладутся в полиэтиленовый пакет, пакет опускается на весы, весы говорящие. Говорят, сколько ты должен заплатить. И выдают чек. Вы обклеиваете этим чеком пакет и идете в кассу, где с вас и берут деньги согласно чеку. Да, так делают американцы. А наши? Наши кладут полиэтиленовый пакет на весы вместе с бананами и… приподнимают связки бананов! Тупые американские весы тут же выдают чек с ценой за вес полиэтиленового пакета. И только такой же слаборазвитый, как его весы, американец в кассе не может понять, почему за такую кучу бананов всего несколько центов.
Конечно, среди наших эмигрантов много приличных и интеллигентных людей, уехавших по идейным соображениям, а не для того, чтобы с утра не бояться ОБХСС. Они знают английский. Среди них есть писатели, художники, врачи, бизнесмены, которых уважают коренные американцы. Есть среди них и бедные, живущие впроголодь. Но хромосомный набор нашего человека виден не по ним, а по большинству из наших эмигрантов. Конечно, дети этого большинства вырастут другими. Они будут знать английский. Их влекут компьютеры и хорошие фильмы. Они вырастут американцами. Но родителей их уже не переделать. Они наши! Они плачут, когда поют русские песни. Они любят язык своего детства. Они любят наших артистов. В ресторанах они заказывают самые новые советские песни.
«…Без тебя, любимый мой, земля мала, как остров…»
Эмигранты любят свою Родину издали. Как сказал один из них: «Можно жить в любом государстве, но Родина у тебя одна.»
Даже те из эмигрантов, кто интеллигентно ругает Брайтон, кто живет среди американцев и, казалось бы, бесповоротно обамериканился, иногда, но хоть разок в год, а заглянет на Брайтон. Это для него уголок Родины. Здесь ему искренне нагрубят, откажет в месте швейцар перед входом в ресторан, потом обсчитает официант, пошлет полицейский известным всем маршрутом. Но и накормят по-русски сразу и осетриной, и пельменями, и настоящим черным хлебом, привезенным родственниками.
Больше всего эмигранты просят привозить им с Родины черный хлеб.
Да, Брайтон – это частица Родины! Здесь до сих пор сидят на кухнях и до сих пор ведут задушевные разговоры генетическим полушепотом о непорядках в России. Но здесь могут и помочь тебе, и понять тебя, и не поймут тебя улыбчивые американцы.
Брайтон – это уголок Родины.
Но больше всего эмигрантам хочется побывать на настоящей Родине. Хочется показать своим прошлым друзьям, какими они стали. Чтобы все увидели их машины – длинные-предлинные, времен тех фильмов, которые по нескольку раз смотрели в юности.
Чтобы все увидели их серьги, золотые-презолотые.
«…Ведь тебе теперь, любимый мой, лететь с одним крылом…»
Эмигрант – это человек с одним крылом. Огромным, размашистым, но одним.
Поэтому они и любят эту песню. Под нее они чувствуют свою роскошную неполноценность, богатое несовершенство, веселье несостоявшегося счастья…
Наши эмигранты в Америке напоминают ребенка, выросшего без отца при богатой фарцующей маме.
Герка тоже наш человек…
– К сожалению, Мишка, я не могу сегодня придти к тебе на концерт. Я еще здесь плохо знаю тюремщиков…
Герка потерял оба крыла, но сохранил главное – чувство настырного советского оптимизма.
– Ничего страшного… Подумаешь, сто лет! Мне обещали, если буду хорошо себя вести, скостить срок лет на пять, а то и на десять!
Я слышу в трубке, как его торопят.
– Мне пора, – говорит он. – Обедать зовут. У меня здесь особая кухня. Ко мне с уважением относятся.
Я понимаю, что, как и в детстве, он врет. Это его хромосомный набор. Наверняка он звонит из служебного помещения.
Я напоминаю, как он привел ко мне для извинения тех, кто меня побил. Голос Герки сникает. Он вспомнил Ригу. А может быть, и накопленные на побег отца деньги. И хоть говорят, что в Америке тюрьмы комфортабельнее наших санаториев четвертого управления… Все же это тюрьма. А доллары не фантики!
P.S. Месяц назад я узнал, что Герку освободили. Как это произошло, никто не мог мне объяснить. Видимо, тут тоже «сыграл» хромосомный набор…
***
Благодарность
Уважаемый товарищ Генеральный секретарь!
Пишут Вам благодарные жители города, в котором Вы побывали недавно с деловым визитом. Правда Вы только за три дня сообщили нашим городским властям о том, что приезжаете, но даже за эти три дня они успели сделать больше, чем за все годы Советской власти.
Во-первых, все улицы к Вашему приезду были освещены, заасфальтированы, озеленены… В ночь перед вашим приездом было вырыто 356 подземных переходов. В магазинах появились продукты, которые, мы думали, давно уже занесены в Красную книгу. Вплоть до консервов, которые мы в последний раз видели лет 12 назад, когда неподалеку от нашего города, в нейтральных водах затонул рефрижератор, который вез эти консервы голодающим Африки.
В-третьих, строителями был достроен, наконец, мост, о торжественной сдаче которого рапортовали еще в прошлой пятилетке, и который, когда грянул оркестр и комиссия обрезала ленточку, осел и отчалил от берега вместе с комиссией.
Наконец, дорогу из аэропорта комсомольские работники пропылесосили собственными пылесосами. А профсоюзные подмели лес в окрестностях этой дороги покрасили в свежий зеленый цвет листа на всех деревьях и помыли югославским шампунем все памятники в городе. Причем памятник Менделееву был отмыт настолько что оказался памятником Ломоносову.
Более того, боясь Вашего гнева, многие руководители сдали государству свои личные дачи. В некоторых из них открылись за эти дни ясли и детские сады. Их так не хватало всегда нашему городу. А дача управляющего делами горкома была переоборудована под новое здание аэровокзала. А грядка из-под огурцов на его огороде забетонирована под взлетную полосу для ИЛ-86.
Встряхнулись и изменились в лучшую сторону и остальные наши руководители. Поскольку все знают, что прежде всего в руководителе Вы цените его личное мнение, наши руководители три дня заседали, вырабатывая личное мнение каждого в горкоме. И утверждали его потом на обкоме.
Все также знают, насколько хорошо Вы разбираетесь в животноводстве. Поэтому был собран консилиум из научных работников по вопросу «Сколько дойных сосков у коровы». Оказалось четыре, а не пять, на которые давался план ранее – с тех пор, как пролетариат был послан в деревню проводить коллективизацию.
Конечно не обошлось без перегибов. Например, в ночь перед Вашим приездом были зачем-то проведены учения по гражданской обороне. Однако, поскольку сигнал тревоги испортился, а все противогазы, оказалось, работают только на выдох, на вдох их надо каждый раз снимать, то в три часа ночи, после истошного крика начальника гражданской обороны города: «Внимание, ядреный взрыв! Ложись!» – все выбежали из домов и попадали на землю, тщательно прикрыв лица от излучения ладонями и застегнувшись плотненько на все пуговицы от радиации. В результате чего половина населения на следующий день опоздала на работу в ожидании отбоя.
Еще была выпущена подарочная книга о нашем городе с четырьмя фотографиями новостроек нашего города, а точнее – единственного нового дома, снятого с четырех сторон. А вдоль пути Вашего следования всё время перевозился один и тот же ларек с овощами.
Наконец прошел слух, что во всех городах Вы любите посещать музеи и смотреть, как они содержатся. Тут же, по приказу заведующего отделом культуры, который занял этот пост сразу после окончания ПТУ при кирпичном заводе, был снесен экскаватором старый ветхий домик, в котором жил Антон Павлович Чехов, а на его месте построен новый дом, в котором он жил. А в скверике перед музеем был поставлен памятник Антону Павловичу, который сидит на скамейке и с одобрением в глазах читает Ваш доклад на последнем пленуме.
Но мы за эти перегибы на наших руководителей не обижаемся. Мы же понимаем, как им нелегко сейчас. Вы им сказали – надо быть личностями, а инструкций и памяток, как ими стать, не дали. Сказали, надо перестроится, а сроков не дали. И они никак не могут понять, когда им докладывать Вам о том, что они перестроились досрочно. Более того... Вы все время говорите, что надо идти вперед, а где вперед не объясняете. А сами они это не знают. Поймите это. У нас ведь в городе всегда так было. Те, у кого были способности к искусству, те пошли работать в искусство. У кого к науке в науку. У кого к производству – в производстве... А те, кто в молодости ленился и у кого никаких способностей так и не появилось, пошли работать в комсомол и в профсоюз, стали руководить теми, у кого эти способности были, пока они у них тоже не исчезли, благодаря их руководству.
