Мануил Семенов - Хлеб сатирика
— Скажите, Елена Дмитриевна, прочитали вы во вчерашней «Литературной газете» статью об этом фильме «Все начинается с дороги»? — промолвил Павел Иванович, когда автомобиль тронулся. — По-моему, рецензент очень точно подметил промахи режиссера. Не правда ли?
Жена не верила своим ушам: он ли это говорит? Раньше, когда им случалось ехать вместе в бежевой «Победе», разговоры были другими. Павел Иванович имел обыкновение ворчать на жену то по поводу пережаренных котлет, от которых у него изжога, то по поводу невнимательности домашней работницы, опять всучившей ему рубашку с оторванными пуговицами… Но чтобы говорить с ней о фильме? Этого не случалось уже много-много лет. Да и как это он заметил, что вчера она, готовя завтрак, читала в «Литературке» именно эту рецензию?
— Нет, Павел Иванович, — ответила Елена Дмитриевна, — я не совсем с вами согласна. Рецензент слишком сгустил краски. Если бы режиссер следовал его советам, то картина была бы невыразимо скучной и плоской…
Теперь пришло время поражаться Павлу Ивановичу. «Откуда у нее такие смелые суждения?» — подумал он. И заинтересованно спросил:
— Ну, а вот «Озорные повороты»? Как вы находите этот фильм? Ведь в нем конфликт и не ночевал!
— Это и хорошо. Нам нужны и такие фильмы, где интрига проста и несложна, но зато много юмора, веселья. На таких фильмах зритель по-настоящему отдыхает.
Между тем автомобиль подъехал к выставке. Павел Иванович проворно открыл дверцу и помог Елене Дмитриевне выйти. «Какой внимательный, — благодарно подумала жена. — А я-то на него последнее время обижалась!»
«Молодец, Ленка, — решил Павел Иванович. — Кажется совсем погрязла в домашних делах, а, поди ты, не утратила интереса к искусству и рассуждает очень здраво».
Возвращались Кошельковы тоже в служебной машине, но уже с другим шофером. И опять Павел Иванович делал вид, что они не муж и жена, а просто добрые сослуживцы. Делились впечатлениями о выставке. И Елена Дмитриевна высказала столько тонких наблюдений, что Павел Иванович просто поражался.
Когда жена сошла у дома и Павел Иванович остался в автомобиле один, он дал волю своим чувствам. «А все-таки порядочная ты, братец, свинья, — ругал он себя. — Привык относиться к жене, как к домашней работнице. На службе любишь порассуждать на всякие темы, а дома все только о котлетах, рубашках, носках, галстуках: „Подай то, сделай это“. Как ей, наверное, осточертела такая жизнь!»
А Елена Дмитриевна взволнованно ходила по комнате и заново переживала впечатления поездки. Как она была неправа, обвиняя мужа в том, что он окончательно очерствел, что его чувства притупились и от прежнего Павла — внимательного, чуткого друга, интересного собеседника — ничего не осталось. Как можно было так жестоко заблуждаться!
Мы не знаем, как дальше развивались отношения между супругами Кошельковыми. Но несомненно, памятная поездка в Черемушки внесла в них много нового.
И понятно, почему. Персональная бежевая «Победа» фактически была продолжением семейной квартиры, со всеми ее мелочами и дрязгами, подчас отравляющими супружеские отношения. А в служебной машине Кошельковым пришлось на некоторое время забыть о том, что они муж и жена, и, может быть, впервые за многие годы взглянуть друг на друга со стороны.
Результат оказался поразительным. Так иногда рождается вторая любовь…
Гражданин Гнилушек
Виктор Авксентьевич Перепелкин родился в Гнилушках. Если же говорить точнее — то в Средних Гнилушках.
Дело в том, что Гнилушек, собственно говоря, было три: Нижние, Средние и Верхние. Они располагались по круто сбегающему вниз оврагу и получили свои наименования в точном соответствии с занимаемым ими положением относительно уровня моря: те, что приютились у никогда не просыхавшего болотца, — Нижние, те, что повыше, — Средние, и взгромоздившиеся на крутояре — Верхние. Так вот, Виктор Авксентьевич был рожден именно в Средних Гнилушках и очень этим гордился.
Можно смело сказать, что любовь к родному месту Виктор Авксентьевич всосал с молоком матери. Да и могло ли быть иначе, если его вывезли из Гнилушек грудным ребенком, когда отец Виктора Авксентьевича — деревенский кузнец — переехал в Москву и устроился здесь сначала дворником, а потом управдомом.
Первое время Перепелкины тосковали по Гнилушкам. Но потом воспоминания о звонкоголосом лягушачьем царстве и хилых огородах быстро уступили новым впечатлениям и стерлись окончательно. И когда к Перепелкиным случайно заезжал кто-нибудь из деревенских, они воспринимали их рассказы о Гнилушках, как о неведомом и далеком царстве-государстве.
Перепелкины стали коренными москвичами.
Лишь малолетний Витя по-прежнему оставался гражданином Гнилушек. Странное дело: по мере того, как все шире в плечах становился вскормленный московскими хлебами мальчик, в нем все глубже и прочнее гнездилась привязанность к родным пенатам. Им он вверял свои думы…
Писать Виктор Авксентьевич начал рано. Еще будучи школяром, он сочинил стихи, которые содержали следующие строки:
Вот когда я жил в Гнилушках,
То объелся я галушек…
Стихи очень понравились преподавателю литературы, поповичу по происхождению; он ставил их в пример всегда, когда говорил о патриотической теме в литературе. При этом юный поэт мучительно краснел, так как толком не знал, что за еда галушки, как, впрочем, не знали этого и его сверстники — московские школьники и школьницы.
Тем не менее первый наивный поэтический опыт сыграл решающую роль в определении характера творчества Виктора Авксентьевича.
Действие крупнейшей его трилогии «В овсах» происходит в Гнилушках. Им также посвящено несколько рассказов и повестей Виктора Авксентьевича.
Но не будем забегать вперед.
На первый же свой крупный гонорар Виктор Авксентьевич предпринял поездку в Средние Гнилушки. Хотелось ему подышать родным воздухом, окунуться в родную природу, собрать материал для большой вещи… Существовала и затаенная мысль, которой он никому не высказывал вслух: хорошо бы встретить девушку — румяную, с глазами цвета небесной лазури и русой косой. Какой бы это был чудесный брак: он и она из Гнилушек, так сказать, от одного корня!
Но на родине, куда Виктор Авксентьевич с трудом добрался с железнодорожной станции, его встретила древняя старуха. Она долго не могла понять, чего от нее хотят:
— Средние, говоришь, милок? Да вот мы и есть со стариком средние, с обоих краев от нас одна пустота. Кончились, милок, Гнилушки, совсем кончились. Пора и нам к внучатам перебираться…
Расположенные в свое время вблизи бойкого почтового тракта, Гнилушки захирели, когда асфальтированное шоссе проложили по новой трассе, значительно левее. Не стало доходного извозного промысла, и люди разбрелись кто куда. Нет, не в Гнилушках теперь нужно было искать синеокую красавицу!
Вопреки ожиданию, Виктор Авксентьевич не сник головой, не разочаровался. Наоборот, он возвратился в столицу бодрый, полный больших замыслов.
— Вот побывал в родных Гнилушках, — рассказывал он друзьям, — и теперь сажусь за письменный стол. Сколько впечатлений, какие люди! А женщины?.. Встретил там одну — кровь с молоком, богиня! И юна, как только что распустившийся полевой цветок!
То, что Виктор Авксентьевич сбрасывал своей единственной гнилушкинской собеседнице по крайней мере пятьдесят лет, было в порядке вещей: художнику слова никто не может отказать в праве на особое, писательское видение людей и событий!
И все-таки Виктор Авксентьевич иногда с грустью думал о неудавшемся замысле устроить свою личную жизнь.
Впрочем, скоро наступило утешение и по этой линии.
Недоучившуюся певицу звали Ольга Юрьевна. Она родилась и выросла в Бендерах, но, не будучи столь щепетильной, как Виктор Авксентьевич, говорила всем, что ее родина — Кишинев. Словом, брак получился вполне счастливым.
Шли годы. Виктор Авксентьевич становился маститым писателем, крепло перо. Крепчала и тема Гнилушек в его творчестве. Виктор Авксентьевич начал трилогию, начал издалека, с пореформенных времен. В центре повествования, показывающего распад семейных отношений под влиянием социальных условий, стояла синеокая Мариша. Трилогия, как и полагается, писалась неторопливо. К началу Великой Отечественной войны Виктор Авксентьевич благополучно довел действие до двадцатых годов, как раз до того времени, когда его родитель продал за бесценок свою кузницу с давно остывшим горном.
Иногда Виктор Авксентьевич откладывал трилогию, брался за рассказ, повесть.
Писал он в разных местах: Коктебеле, Малеевке, Переделкино, а чаще всего на своей московской квартире, у Чистых прудов, но под каждым новым произведением всегда ставил один и тот же адрес: Гнилушки.
