Игорь Астафьев - ПЕРПЕНДИКУЛЯР
Наконец я говорю: "Все, Семеныч, ладья на В5 - мат! Я выиграл!" "Ничего подобного"- возмутился Семеныч,- "F2, убил, и я выиграл!"
Проверили все ходы, все правильно. Оказалось, что мы оба одновре-
менно выиграли одну и ту же партию. Только Семеныч в морской бой, а я в шахматы. Может ли такое быть на Земле? Вряд ли. А у нас - может!
А еще, устав от игр, мы предавались психоаналитическим воспоминаниям. Что значит психоаналитическим? Ну например, вот такой анализ на основе моих воспоминаний о лыжной прогулке:
Не задался как-то у меня день. Такое бывает часто, даже у президентов. Все как-то не так. И погода не та, и поел как-то не так и автобуса прождал час. Ну в общем, все противно и никого не люблю, включая себя. Ничто не в радость, иду, источая злость и мерзость.
Смотрю - еловая лапка. Красивая такая, а на конце ее - маленькая такая бомбошечка снега. Остановился по привычке, любуюсь, а на душе все равно противно. Высморкался (по-лыжному, профессионально - это когда вместо платка один палец). Да так удачно, что не только нос полностью очистился, а эту самую бомбошечку точнехонько сбил. Случайно, конечно.
Иду себе дальше. Но почему-то вокруг все сразу стало гармонично и хорошо. Поездка была спасена. Стыдно сказать чем. Вот так.
А Семеныч вспомнил, как он в школе сочинения писал. Не давалась ему литература, и все тут. Ну прямо как шахматы! Про что не напишет маленький Семеныч, про смысл ли жизни, про лужу ли у подъезда, про людские взаимоотношения ли - сплошные двойки.
Один раз даже "кол" от возмущенной словесницы схлопотал. Даже два кола. Один по литературе, другой - дома. За честность. Все писали сочинение на тему "Как я провел лето". А у маленького Семеныча это лето получилось неудачным, непутевым каким-то. И он так и написал. И озаглавил соответственно: " Как я прос... пал лето" Дословно.
Плакал маленький Семеныч. Это только спустя много лет он понял, что чтобы получить пятерку, надо было писать "деревья надели белые шубы и белые шапки". Но было уже поздно, да и ни к чему.
Что же касается нашего освобождения, то емкость черной дыры оказалась намного большей, чем мы ожидали. Несмотря на то, что мы оклеветали уже все известные нам по школьным курсам астрономии космическме тела и все их пересажали (По крайней мере так утверждал следователь).
А дыра все не собиралась лопаться.
Если бы не активная помощь нашего адвоката, едва успевавшего подсказывать нам все новых фигурантов тайного ордена "Дураков-шахматистов", наша фантазия давно бы иссякла.
Правда без атласа планет, в который постоянно заглядывал наш адвокат, ему тоже пришлось бы затруднительно. А так - все просто и быстро:
Адвокат: "Планетка такая-то!"
Семеныч: "Виновна в правом уклоне от орбиты и нескромно большой атмосфере!"
Адвокат: "Планетка такая-то!"
Я: "Виновна в незаконном обороте вокруг чужой оси!"
И так далее. В день по сорок-пятьдесят доносов. Сколько же надо пересажать, думали мы, чтобы масса посаженных превысила критическую? Никто не знал ответа. Поэтому единственным способом освобождения для нас стало занятие вселенским доносительством и повышением его эффективности. Мы старались не размениваться на всякую космическую пыль, мелкие астероиды, кометы и мешки с мусором. Надо было ориентироваться исключительно на светила из разных областей материальной Вселенной.
Периодически нас мучили приступы совести. Что вдруг все происхо-дит совсем не понарошку и ради нашего освобождения мы губим целые галактики и планетные системы вместе с их обитателями.
"А разве доносить на кого-нибудь можно понарошку?- как-то вдруг тихо сказал Семеныч,- Ведь даже если ничего из-за нас не гибнет, подлецы-то мы с тобой при этом самые настоящие..."
Это переполнило чашу терпения.
– Может быть, нам с тобой на всякий случай прекратить это хотя бы на время и попробовать что-нибудь другое?- предложил я,- А то неровен час, некуда будет и возвратиться отсюда, освободившись."
– У тебя есть другой план?- вяло осведомился Семеныч.
– Есть одна задумка. Мы же с тобой для здешних обитателей как бы из будущего. Нельзя ли как то этим воспользоваться?
– И как же? Рассказать им, что у них его нет?!
– Не совсем, но в частности и это. Мы знаем, что будет для них
потом, можем многое им рассказать. Может быть, удастся раскрыть им глаза? И к тому же, кажется, мой дед когда-то служил в НКВД. Почему бы мне не попробовать его разыскать? Вдруг кто-нибудь из них его знает, служил вместе? А вдруг я его встречу?
– Ничего себе, встреча... Деда со внуком одного возраста. Причем один - надзиратель, а другой - зэк в виде духа, залетевшего в каземат по недоразумению!
И все же на следующий "день", или, уместнее сказать, в следующий раз я попросил следователя о небольшом перерыве в нашей благородной миссии. Чтобы собраться с мыслями, отдохнуть, а главное - (неотразимый аргумент!) повысить свой идейный уровень.
– Ведь подумать только: целый месяц без политинформации или хотя бы лекции о международном положении! Так и свихнуться можно. Может притупиться революционная бдительность и классовое чутье! А этого допустить никак нельзя!
Против таких доводов устоять здесь не мог никто. В принципе. Поэтому слушания дела "О космических телах-вредителях" были отложены до окончания краткого курса политинформаций.
Тема курса называлась восхитительно, в полном соответствии со спецификой течения времени в черной дыре: "О текущем моменте".
Во-первых, гениальна была сама постановка вопроса о течении мо-мента. Если эти слова рассмотреть отдельно, то они как бы несовместимы. В нашем обычном понятии течь (протекать) может жизнь, год, день, минуты в конце концов, но уж никак не моменты (они же мгновения), которые воспринимаются нами как элементарные частицы времени.
Во-вторых, поскольку в черной дыре время вообще не течет, единственной временной категорией может быть исключительно момент.
Поэтому точность формулировки темы впечатляла.
Так как здесь тек (протекал) всего лишь один единственный момент, то информация, доводимая до нас, содержала события, различающиеся только географически, но не по времени. И нам с Семенычем очень долго не удавалось определить хотя бы приблизительную дату нашего местонахождения.
"...сталепрокатчики Урала перевыполнили план в 150 раз!..."
"...трудящиеся Америки протестуют против рабства и угнетения!..."
Слова "вчера", "сегодня", "завтра", "скоро" и им подобные отсутс-твовали напрочь. Поэтому период пребывания мы определяли по частям. Поскольку мы были в НКВД - то это были, скорее всего, 30-е годы. Большей точности нам добиться не удалось. Да нам, пожалуй, ее и не требовалось. Любопытно только было бы знать, в каком городе мы пребывали.
При следующей политинформации мы с Семенычем попросились на бесе-ду со следователем. Причем беседу личного характера.
– Не секрет,- говорил я,- что под благотворным влиянием высочайшего интеллекта ваших следственных работников, особенно на фоне благородства и самоотверженного служения нравственным идеалам, у каждого подследственного неизбежно должно возникнуть естественное непреодолимое желание быть во всем похожим на них, что побуждает их с новыми силами разоблачать сверхплановых вредителей и врагов народа. А это неизбежно ведет к повышению благосостояния трудящихся и росту объемов производства!
После этой тирады (а произнеся ее, я был некоторое время без сознания от притворства и переутомления), я был признан твердо вставшим на путь исправления и мне было разрешено иметь свободные беседы в форме диалога, а не допроса.
В качестве собеседников мне предложили выбрать одного из целого списка сотрудников следственного аппарата. Он был довольно разнообразен:
– полковник Иван Иванович Иванов;
– полковник Петр Петрович Петров;
– полковник Сидор Сидорович Сидоров;
– полковник Федор Федорович Федоров;
– полковник Сергей Сергеевич Сергеев;
– полковник Михаил Михайлович Михайлов;
– полковник Николай Николаевич Николаев, и так далее.
Одни полковники. Всего более ста. Очень разнообразный выбор. В списке нельзя было найти ни Моисея Моиеевича Моисеева, ни Зураба Зурабовича Зурабова, ни даже Рамазана Рамазановича Рамазанова. Только чисто русские клички.
Я выбрал Анатолия Анатольевича Анатольева. И знаете почему? Потому что он оказался единственным подполковником в списке!
Мы встретились буквально в следующий раз.
– Здравствуйте, гражданин подполковник!- приветствовал я его.
– Зовите меня просто Володей,- дружески сказал Анатолий Анатольевич.- Для конспирации.
– Хорошо, Анатолий Анатольевич. Скажите, Володя, а могу ли я узнать название города, в котором мы находимся?
– Конечно, можете. Город Энск.
