Владимир Шумейко - Пельмени по протоколу
Когда подошла его очередь, он вышел к микрофону, оглядел зал и сказал:
- Я вижу, что в нашем зале уже очень весело, но, несмотря на это, и мне хочется внести свою лепту в это веселье. Начну с простенького анекдота.
Муж и жена лежат в постели. Жена говорит:
- А у меня завтра день рождения.
- Ну и что? - спрашивает муж.
- А какой подарок ты мне собираешься подарить?
- Могу трахнуть!
Жена обиделась и отвернулась к стене. Муж полежал, полежал и говорит:
- Ну, если обиделась, тогда и лежи, дура, без подарка.
Засмеялись не все. Особенно смущена была женская половина зала. Тогда Юрий Владимирович озабоченно говорит:
- Я хотел мягко войти в веселье, но, наверное, неправильно оценил степень "мягкости" этого анекдота. Считайте, что я ничего не рассказывал. Сейчас сделаю вторую попытку и расскажу более подходящий анекдот примерно на ту же тему.
У чукчи спрашивают:
- Ты с белой женщиной спал?
- Однако, спал.
- А с черной женщиной спал?
- Однако, и с черной спал.
- А с черно-белой спал?
- Да и с черно-белой тоже спал.
- Вот и врешь! Черно-белых женщин не бывает.
- А как же пингвина?
Теперь уже хохотали все. Юрий Никулин "мягко вошел" в веселье, а я, по реакции отдельных депутатов, сделал для себя кое-какие выводы.
Президент эстрады
Два раза в год, начиная с 1994-го, в феврале и в мае, ко мне по делам Московского совета ветеранов приходили два фронтовика, два хороших друга Борис Сергеевич Брунов и Юрий Владимирович Никулин. Это стало традицией. Обычно, пролистав принесенные ими бумаги и отдав по ним необходимые распоряжения, я говорил секретарю в приемной:
- Меня нет. Ни для кого, даже для...
Меня понимали. И мы, оставшись втроем, проводили полтора-два часа, беседуя под рюмку хорошего крепкого "чая". Их воспоминания и их беззлобную дружескую перепалку я слушал восхищенно. У Бориса Сергеевича было не только отменное чувство юмора. Меня поражала скорость его юморной реакции на все действия, события, явления. Не обходилось и без "ненормативной лексики". Но в его устах эти слова никогда не были вульгарными, а тем более пошлыми. Помню, как на одной из таких встреч наш "военный" разговор дал крен в сторону технического оснащения наших вооруженных сил и действий иностранных разведок. Борис Сергеевич "к этому" вспомнил "случай". В одной из летних гастрольных поездок со сборным концертом их группа стояла на почти пустом перроне, поджидая поезд. Сбились в кучу, по-летнему пестро одетые, и о чем-то оживленно разговаривали. И только один Борис Брунов "элегантный как рояль": смокинг, бабочка, лаковые туфли (он просто не успел переодеться), с неизменной сигарой во рту, курил поодаль у здания вокзала прямо у двери, над которой рельефно выделялось слово В О К З А Л. В это время на перроне появился неопределенного возраста и вида, слегка заросший и слегка "подболтанный" мужчина. Покосившись на цветастую толпу артистов, он подошел вплотную к Борису Брунову:
- Товарищ! А где здесь вокзал?
- Пошел на ..й, шпион! - без всякой задержки ответил Брунов.
Отсмеявшись, я говорю:
- Да, Борис Сергеевич, в любом месте, в любое время и в любом виде вы остаетесь королем эстрады.
- Нет, он не может быть королем, - возразил Юрий Никулин.
- Почему?
- Сегодня в моде демократия, а не монархия. Пусть он будет президентом.
На том и порешили. И посокрушавшись, что с наступлением шоу-бизнеса та, былая, эстрада исчезает навсегда, быстро, "чтобы успеть", выпили за здоровье ее президента - Бориса Сергеевича Брунова.
Последний раз мы свиделись "в полном составе" в начале февраля 1996 года, и у меня с той встречи сохранилось одно из самых дорогих поздравлений с днем рождения.
Хорошие рифмы к фамилии Шумейко:
Скамейка, линейка, лазейка, статейка.
Неплохо: индейка, корейка и шейка.
А также: цигейка, ищейка, еврейка.
Но лучшая рифма, конечно, налей-ка!
Хочу пожелать господину Шумейко,
Чтоб горя не ведала Ваша семейка,
Чтоб в доме все время водилась копейка,
И чтоб никакая уже шайка-лейка
Вовеки не строила козни Шумейко.
За это и выпьем,
С приветом, Брунейко!
И я теперь всем рассказываю
Случилось так, что на третьем году моей службы в ГСВГ командир нашей войсковой части, полевая почта 40268, полковник Сурков стал главным консультантом художественного фильма известного режиссера, президента Академии художеств ГДР, Конрада Вольфа "Мне было девятнадцать". (Они с Конрадом подружились в конце войны, еще безусыми лейтенантами.) Вот почему, когда это понадобилось для фильма, "способных сниматься в эпизодах" отбирали именно в нашей части. Я оказался "способным" и около трех месяцев провел на киностудии "ДЕФА", где "работал" в эпизодах и выполнял массу разных других дел, как всегда неожиданно возникающих при съемках. Пришлось поработать даже каскадером. (Несколько раз, прежде чем режиссер сказал "снято", прыгал в воду с перил моста с 12-метровой высоты.) В фильме, кроме немецких артистов, была занята группа мосфильмовцев, среди которых были молодые - Галина Польских, Алексей Эйбоженко, Василий Ливанов - и уже умудренный жизненным опытом Михаил Глузский. Я сдружился с очень хорошим, мягким и душевным человеком - Алексеем Эйбоженко (как жаль, что он так рано ушел из жизни) и с веселым и обаятельным Василием Ливановым. Ливанов всегда приходил на съемки (будь это в студии или "на натуре") с большим портфелем из желтой кожи. "Тайна" этого портфеля заключалась в том, что в закрытом состоянии он плотно удерживал помещенную в него по диагонали большую (семисотграммовую или литровую) бутылку коньяка. А в боковом кармашке лежал складной пластмассовый стаканчик, в донышко которого было вделано зеркальце. Чтобы привести стакан в рабочее положение, нужно было взять его за донышко-зеркало и интенсивно встряхнуть. Впервые я узнал о чудесных свойствах ливановского портфеля, когда снималась сцена под дождем. Проливной дождь лили пожарные (с высокой лестницы, накрутив на пожарный шланг насадку наподобие садовой лейки), и был он такой сильный, что все промокли насквозь уже за несколько дублей. Через каждые два-три дубля делался небольшой перерыв, и мы втроем подходили "погреться" к столику, на котором стоял знаменитый желтый портфель. Стаканчик приводился в рабочее положение и ставился рядом с портфелем, а портфель просто приподнимался за противоположный от горлышка бутылки угол.
...За три месяца "службы артистом" набралось огромное количество впечатлений, о которых я любил рассказывать своим друзьям. И вот, будучи уже "на вершинах власти", на одной из "тусовок" я встретился с Михаилом Глузским.
- Вы знаете, Михаил Андреевич, - говорю я с восторгом, - я всем рассказываю, что мы с вами в одном фильме снимались.
- И я теперь рассказываю, - с не меньшим восторгом ответил он. - Как только увижу вас на телеэкране, сразу начинаю всем говорить, что я с этим Шумейко в одном фильме снимался.
Заключение
Считается, что всякое явление "созревает", когда становится объектом шутки, иронии и сатиры. Годы, прошедшие после "бархатной" демократической революции 1991-1993 годов, позволяют взглянуть на события уже не только без пафоса и патетики, но с достаточной долей иронии и юмора. Тем более что в книге речь идет не о самих событиях. Они просто фон. Речь о людях. Об отношениях между ними, которые вряд ли изменились со времен Адама и Евы. Герои анекдотов - персоны, пусть находящиеся на вершинах власти и известности, не только яркие личности, но и обыкновенные живые люди, со своими слабостями, недостатками. (Впрочем, как известно, "богатые тоже плачут".) И не надо ждать, а тем более требовать от кого-либо сверхъестественного, сверхчеловеческого.
В том и преимущество выборной демократической власти, что можно избрать во власть нормальных живых людей. С той только разницей, что ума, честности и порядочности у них должно быть больше, чем у среднестатистического гражданина. (Другой разговор, что происходит на практике.) Но я абсолютно убежден, что человек, избранный во власть, должен обладать и чувством юмора, и, что особенно трудно, самоиронии. Иначе очень трудно выдержать испытание властью. Я считаю, что человека, который "на высоком посту" перестает просто говорить и начинает "вещать", начинает на ходу "бронзоветь" и превращаться в памятник самому себе, надо гнать из власти немедленно. К сожалению, у значительной части становящихся к кормилу демократической власти (на любой ее ветви) со временем начинает проявляться завышенная самооценка. С одной стороны, народ, особенно телезрители, к ним привыкает, с другой - они кажутся сами себе незаменимыми. Не так давно почти все телевизионные каналы привлекали внимание политизированной части нашего электората к новому закону о порядке формирования Совета Федерации. Слушая выступления некоторых своих коллег на тему: "Совет Федерации без нас не Совет", я думал, как все повторяется. Все это уже было всего лишь четыре года назад, когда закончился срок полномочий Совета Федерации первого созыва и на смену закону о выборах пришел закон о формировании его состава по должности. У меня сохранилось несколько самодеятельных депутатских стихов, посвященных тем событиям. Привожу самое острое.
