Феликс Вибе - Урал улыбается
«Скорее к Ваниной горке, а там вправо, по зимнику и — на вырубки», — думает Корж. Мысли лихорадочно скачут, сталкиваются и разлетаются в пустоту.
— Черт меня дернул сесть в этот поезд! Надо было прямиком через балку — и вся любовь. Неужели обойдут, неужели настигнут? Ну, нет. Шалишь, брат. Корж так легко не сдается.
Вот и Ванина горка. Корж взобрался на кручу, вгляделся и нырнул в заросли шиповника. Ободрав лицо и руки, он выбрался к зимнику.
«Только бы выиграть время, — думал он, — двадцать, тридцать минут могут решить исход дела».
Вид у него был жалкий: разорванная одежда, кровоточащие ссадины на лице и руках, забинтованная голова. Стиснув зубы, размазывая пот с кровью по лицу, Корж вытащил нож и двинулся к вырубкам. Яркий солнечный свет бросился в глаза. Вот он, золотой каньон, вот она, земля обетованная! Душа ликовала: успел-таки, опередил. И Корж прохрипел:
— Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном.
Грибов было действительно несметное количество. Через полчаса мешки были набиты отборными опятами.
На вырубках показались пассажиры с грибного поезда. По изможденному, но гордому лицу Коржа сползала слеза счастья.
Геннадий Семенов
Работал на Пермском моторостроительном заводе имени Свердлова токарем, мастером, редактором «Спутника Крокодила», единственного в стране заводского многотиражного сатирического журнала.
ПОБОЯЛИСЬ
Кладовщик Петров Пахом
Воровством построил дом.
И Петрова обсуждали,
На месткоме «правили».
Ох, ругали! Строгий дали!
— Ну, а дом-то отобрали?
— Нет, ему оставили:
Побоялись, что Пахом
Будет красть на новый дом.
РАЗНАРЯДКА
Осла учили ремеслу.
А ремесло зачем ослу?
Таскал бы ящики, кули…
Но вот, иначе не могли.
Учили…
Такую разнарядку получили.
Виктор Богданович
Работал буровым мастером в геологоразведке, худруком в районном Доме культуры, артистом разговорного жанра на эстраде, журналистом. В настоящее время — режиссер Свердловской студии телевидения. Выступал с рассказами в нескольких коллективных юмористических сборниках.
ТАКОЙ Я ХОРОШИЙ
Значит, так. Едва я появился на работе, меня тут же отвел в сторону приятель, но уже исполняющий обязанности.
— Слушай, старичок. Сегодня заседание тарификационной комиссии… Учти сразу: первой категории тебе не видать. Знаю точно: это решено. Так что предупреждаю: на рожон не полезу, тут я — пас. Нет, «против» я не буду, но — «воздержусь». Сам понимаешь — зачем против ветра… Но я к тебе по-прежнему!.. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!
Потом меня вызвал старший.
— Вот что, друг-приятель… Сколько мы с тобой вместе трудимся?
— Да лет десять без малого.
— Вот именно. Без малого. Десять. Ты знаешь мое к тебе отношение. Знаешь? Или нет?
— Знаю.
— Какое?
— Ну, нормальное. Хорошее.
— Вот. Хорошее. И все это знают. Сразу начнутся попреки: лучший заказ — любимцу!.. Короче, чтоб никто ничего — сделай ты эту копеечную работу, от которой все отказываются… Лады! Именно потому, что ты знаешь, как я к тебе отношусь!
А тут предместкома навстречу. Мы его месяц назад выбрали. До этого в отделе вместе работали.
— Здорово! — говорит. — Тебя-то мне и надо! Слушай, путевка тебе никак не получается… В принципе она есть. Но все же знают, что мы с тобой приятели. Пойдут разговоры… Слушай, давай в другой раз, а? Только без обид! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!
В буфете наша поилица-кормилица подсунула мне вчерашние бутерброды и шепнула:
— Будь другом, доешь!.. Свежие будут позже, а эти куда?.. Других мне просить неудобно, а ты — свой.
Едва я вошел в наш горластый двор, как невидимый наблюдатель завопил:
— Внимание! На горизонте дядя Гена из тридцать второй! Он добрый, не обидится!.. Давай!!
И с козырька подъезда на меня рухнула снежная лавина…
Мокрый, злой и молчаливый, я поднялся на лестничную площадку. И тут под дружный смех хозяев из соседней квартиры выкатился метровый породистый щенок и играючи спустил с меня брюки. Соседи мило охнули, принесли искренние извинения и заверили меня в своей глубочайшей лояльности.
Вечером зашли стародавние приятели. Много интеллигентно шутили, выпили припасенный ко дню рождения коньяк «Ереван», заняли на неопределенный срок четвертную и отбыли за полночь, предварительно констатировав, что они, как всегда, меня уважают.
Утром явилась жена и с порога заявила, что она никого никогда не любила так, как меня, и уже не будет любить. И что именно поэтому только я смогу ее понять. В общем, Сеня Перчаткин может просто погибнуть, и, чтобы его спасти, она из высокой любви ко мне уходит к Сене. И она ушла.
Удивительно хладнокровно собираюсь на работу, иду на остановку. Голова ясная. Ноги пружинят. Во всем теле гулкая пустота и свежесть.
«Все. Хватит. Долой мягкотелость и прекраснодушие. Перехожу к действиям. Прежде всего… Вот сейчас возьму и влезу в автобус без очереди!..»
Я решительно шагнул к двери… Но… тут пришлось подсадить бабушку слева. Потом уступить женщине с зонтиком. Затем девушке с глазами… Дама с усами вытеснила меня сама. Последним ввинтился в пробку обладатель пыжиковой шапки с акцентом и насморком. Двери натужно сомкнули челюсти, и автобус, переваливаясь, словно утка на сносях, осторожно покатился.
А из кабины водителя, будто персонально для меня, транзистор дорывал в клочья страсти голосом Софии Ротару. «Начни сначала!.. Начни с нуля!..»
Геннадий Кобуч
Под таким псевдонимом скрывается монтажник-высотник треста «Уралэлеваторстрой» Геннадий Пономарчук. Живет в поселке Заречном Белоярского района Свердловской области. Первые юмористические рассказы опубликовал в журнале «Урал».
В ОГНЕ — СГОРИШЬ
Перед тем, как начать зачищать стык нержавеющей трубы, я перегнулся через витраж, чтобы выбросить окурок. И вдруг увидел внизу человека. Его лицо было трудно разглядеть. Но по крадущейся походке, по тому, как вертел он головой по сторонам, я безошибочно догадался, что это — инженер по технике безопасности.
В сердце заныло:
— Опять недоэкономили фонд зарплаты. Разряды будут снимать.
И стал я лихорадочно готовиться…
Когда он подошел, я был полностью экипирован и имел вид космонавта. На голове каска, на глазах очки. Рот с носом мне закрывал респиратор, так что летящая искра уже не могла принести в будущем врачам беспокойство. А негнущаяся брезентовая роба, резиновые сапоги и перчатки спасали меня от тока.
И хотя я стоял на стремянке на высоте всего одного метра — все равно карабин монтажного пояса был надежно прицеплен к балке.
Инженер внимательно осмотрел стремянку. (Со мной все было в порядке.) Пальцем пощупал резинки, прибитые снизу на ее концах. Да, это были диэлектрические резинки, а не подметки от бабушкиных башмаков. Вздохнул и с надеждой в голосе спросил:
— А удостоверение у тебя есть?
— Есть, — и показал ему удостоверение.
— Это общее. А специальное, на допуск работы со шлифмашинкой?
Было у меня и специальное удостоверение.
С женщиной — инженером по эстетике — я справился играючи. Увидев, что защитный кожух шлифмашинки окрашен в красный цвет, она спросила:
— Помогает?
— Очень, — сказал я. — Как гляну на него, так и стоит перед глазами вымпел лучшего по профессии, за который борюсь.
Удовлетворенно кивнув головой, она ушла. А я полез за папиросами.
— Можно?
— Пожалуйста, — протянул я пачку мужчине-социологу.
— Ну как жизнь? — спросил он.
— Ничего, — ответил я.
— Сынишка хулиганит поди? Во дворе стекла бьет?
— Ну что вы. Отличник он у меня. А что с синяками ходит, так это он в школьной дружине состоит. Курильщиков ловит. Достается парню.
Социолог чиркнул спичкой. Прикурил потухшую папиросу.
— Ну, а гости вчера, в воскресенье, были?
— Были, — говорю.
— И много выпили?
— Два самовара чая.
— Водочки лучше бы, — заметил он.
— Правда, — подтвердил я. — Только вы мою жену не знаете!
Мы пожали друг другу руки и расстались друзьями.
Работа так и заиграла в моих руках, как солнечный зайчик на стене: весело и радостно. Фаски из-под машинки выскакивали чистенькими и исключительно круглыми.
Осталось каких-то полчаса до конца смены, как вдруг залетел пожарник.
— Свою сбрую ты можешь скидывать, — разрешил он. — Ответственности я за тебя не несу. Даже, если ты будешь гореть синим пламенем. А вот за здание…
