Лев Лукьянов - Тысяча и одна бомба
Внешне эта колонка была точно такой же, как и сотни других, расставленных вдоль шоссе. Небольшое прямоугольное здание, словно гриб, прикрытое плоским козырьком крыши, глядит на дорогу единственным окном, украшенным яркими банками с маслом, разноцветными обложками путеводителей и выцветшими фотографиями генералов, отличившихся во время второй мировой войны, В центре на почетном месте, опираясь на пыльный, торчащий из горшка кактус, стоит фотография самого владельца колонки в полной военной форме. Судя по знакам отличия, дядюшка Бенц успел дослужиться всего лишь до звания ефрейтора. Его дальнейшей военной карьере в Северной Африке, как рассказывал в минуты просветления сам потерпевший, помешали интриги англичан. Незадолго до окончания африканской кампании, когда перед ефрейтором открывались блестящие перспективы на восточном фронте, они ухитрились попасть в его голову легким противотанковым снарядом. Снаряд не выдержал и разорвался на мелкие кусочки. Однако и в голове пострадавшего тоже соскочила какая-то пружинка: после этого печального случая дядюшка Бенц в самые неподходящие моменты принимался сильно буйствовать и орать: «Хайль!» Этим воинственным кличем он оповещал роту о появлении на горизонте полевой кухни. Точно так же он комментировал приказы о выпрямлении линии фронта. Дважды рота пыталась сдаться в плен, но каждый раз, высунув из окопа белую портянку, ефрейтор начинал так громко вопить, что англичане пугались и открывали беспорядочную стрельбу. Дядюшку Бенца пришлось срочно демобилизовать. И как только санитарная карета, увозившая контуженого в восточном направлении, скрылась за поворотом дороги, рота двинулась на запад, чтобы обрести покой в лагерях для военнопленных…
Вернувшись в родные места, ефрейтор, благодаря своим коротким энергичным высказываниям, быстро завоевал симпатии руководителей «Союза будущих фронтовиков». Бенца стали возить по митингам и собраниям. Часами он терпеливо стоял на трибунах, но как только оркестр начинал играть марш, принимался голосить что было сил. Микрофоны не выдерживали, и один за другим выходили из строя. На это обстоятельство немедленно обратили внимание радио- и телевизионные компании. Микрофоны от дядюшки Бенца стали держать подальше, а телекамеры, наоборот, поближе. Фотографии Бенца появились в газетах и журналах.
Шли почти мирные послевоенные годы. Клич, извергавшийся контуженным ефрейтором, в известных кругах становился все более популярным. Несомненно, дядюшку Бенца ждала завидная политическая карьера. Но кто-то из единомышленников, растрогавшись во время очередного ефрейторского вопля, решил подарить Бенцу одну из тысячи трехсот двадцати шести принадлежавших ему бензоколонок. И остатки здравого смысла взяли верх — дядюшка Бенц предпочел коммерческую карьеру.
Колонка, правда, находилась на безлюдной проселочной дороге, но бывший военнослужащий твердо верил в пословицу: «Дуракам везет». И пословица не подвела.
В годы так называемого процветания, узкая грунтовая дорога превратилась в широкую автостраду. Доходы настолько возросли, что владелец колонки сумел обзавестись подручным и шикарной трубкой. Со временем последствия контузии стали сказываться несколько меньше. Во всяком случае, дядюшка Бенц стал реже горланить «Хайль!» при виде пожарных или стада коров…
Однако два-три раза в месяц ночами Бенцу не удавалось заснуть. В голове начинали громыхать военные воспоминания двадцатипятилетней давности. Голова начинала разламываться, в висках стучало, и бывший ефрейтор, прихватив трубку, спешил на воздух. Усевшись на скамейку, старик часами рассматривал ночное небо. Боль постепенно стихала, голова становилась необычайно легкой и пустой. Дядюшка Бенц облегченно кряхтел и отправлялся спать…
Но в ночь, когда майор Мизер совершал свой последний полет, Бенцу соснуть не удалось. Незадолго до рассвета на звездном, начавшем бледнеть небе он вдруг заметил какой-то черный лоскут. Лоскут двигался, словно заплата закрывая собой звезды, и, казалось, приближался к земле.
Скоро у владельца колонки не оставалось сомнений — с пустынного неба спускался непонятный темный предмет. Не слышно было шума моторов, не видно было огней. Это было необычно, и это пугало.
Бывший ефрейтор вскочил на скамейку, вытянул правую руку и на всякий случай закричал:
— Хайль!
Это не помогло. Странный предмет продолжал приближаться. Уже можно было разглядеть огромное светлое полотнище, под которым висело нечто вроде железнодорожной цистерны.
«Это же парашют!» — наконец догадался Бенц и стал прикидывать, куда он опустится.
Редкий лес расступался, освобождая место небольшой полянке, на которой и находилась колонка. Ручеек, деливший поляну на две почти равные части, огибал развесистые вязы, терял русло и разбивался на добрый десяток узеньких протоков, поросших густой высокой травой. У незадачливого ручейка хватало силенок пробежать еще метров двадцать, и затем он окончательно тонул в зыбком болотце.
Металлическая цистерна тяжело шлепнулась на краю болота. Полотнище парашюта, зацепившись за ветви вязов, несколько раз хлопнуло на ветру, а затем, с треском ломая ветки, рухнуло в воду. Над поляной снова повисла ночная тишина…
Дядюшка Бенц осторожно подошел к опустившейся с неба бочке. Пробив тонкую зеленую корку болота, она чуть ли не наполовину увязла в черном жирном иле. Белое полотнище, набухнув, устилало дно ручейка. Скоро предутренний ветерок расчесал примятую траву. Густые стебли поднялись и почти скрыли тусклый серый металл…
«Что это за штука?» — раздумывал дядюшка Бенц, ощупывая холодные гладкие бока железной бочки. Раздвинув толстые запутавшиеся стропы, он обнаружил посредине фланец, затянутый огромными зашплинтованными болтами.
Владелец колонки был довольно умным сумасшедшим: он сразу сообразил, что нехорошо присваивать чужое. Поэтому дядюшка Бенц решил немедленно припрятать неожиданную находку.
Сбегав на колонку, старик принес перочинный нож, но сколько ни старался, не смог перерезать толстую нейлоновую стропу. Пришлось притащить пилу. Пропилив минут десять, Бенц обнаружил, что стропы легко и просто отсоединяются: достаточно было нажать металлические карабины. Отцепив парашют, старик с трудом вытащил его из ручья и уволок в свой небольшой домик, примыкавший к зданию колонки. Полдела было сделано.
Другую половину Бенц поручил пожарным. Когда рассвело, он позвонил в ближайший городок, и красная пожарная машина примчалась минут через десять.
— Штраф — пятьдесят монет! — без предисловий объявил старшина в блестящей медной каске, убедившись, что колонке не угрожает никакая опасность.
— Он же идиот, — попробовал вступиться за дядюшку Бенца один из пожарных. — Нормальные и то в шутку нас вызывают, а тут тронутый…
— Поэтому и беру половину! — объяснил старшина. — С нормального взял бы сотню.
— Я предлагаю триста! — спокойно сообщил владелец колонки, доставая трубку.
— На колонке не курят, — машинально сказал старший пожарник. — Вы не просто идиот. Вы кретин! Я говорю — пятьдесят монет, вы суете триста! Триста больше, чем пятьдесят!
— Идиот я или кретин, это мое личное дело, — раздраженно ответил дядюшка Бенц. — Я вам даю триста монет, если вы мне вытащите бочку…
Бывший ефрейтор показал пожарным цистерну, шлепнувшуюся в ручей. Посовещавшись, они запросили четыреста монет и охапку сена.
Сено старик предложил заменить канистрой бензина.
— Никогда бы не подумал, что ваша колымага питается сеном, — удивленно заметил контуженый, похлопав пожарную машину по капоту.
— Сено мы сожжем, чтобы был дым, — объяснил старшина. — Потом составим рапорт о самовозгорании бочки солидола, и дело будет закончено…
— Но знаю, кто из нас идиот, — возразил дядюшка, — но сено дороже солидола…
Пожарные управились за полчаса. За это время они успели вытащить цистерну из ручья, подкатить ее к колонке и сжечь кучу промасленных концов. Когда столб дыма рассеялся, красная машина лихо укатила…
3
ЦУР — Центральное управление разведки — является учреждением с солидной репутацией. Еще не было случая, чтобы, взявшись за дело, управление разведки признало бы себя несостоятельным. Умение найти достойное объяснение любой неудаче, любому промаху издавна отличало руководителей управления, и в первую очередь — главных специалистов, или, как все их называли, — суперспецменов. Их было двое — Джо и Джон. Никто не знал их настоящих имен. Мало кто видел. Посвященным было только известно, что по утрам бронированный автомобиль подвозил суперспецменов к подъезду, который вел к совершенно отдельным от управления апартаментам. Всякую связь с другими отделами, правительственными учреждениями и остальной частью человечества суперспецмены поддерживали только по телефону. Они никогда не бывали на приемах, встречах и, тем более, пресс-конференциях. Они никого не принимали, кроме президента, руководителей разведки и особо доверенных агентов, которым намеревались дать личные наставления.
