Павел Зайцев - Увидеть море
- Если ещё раз тебя здесь увижу, голову отрежу, — прошипел неуравновешенный лидер преступной группировке напоследок и вместе с остальными бандитами скрылся в квартире. Я подобрал с пола разворошённую сумку и стремительно был таков.
На улице стемнело, дождик продолжал падать на зонты прохожих и на мою промокшую прическу. Больше адресов и телефонов у меня не было. В полном унынии я отправился обратно на вокзал.
- Привет, извини, ты тут солдатика не видел, с сумками, а то мне встретить его надо, а я его потерял, — рядом со мной на вокзальную скамейку опустился полноватый дядька лет сорока с широким рябым лицом и густыми пшеничными усами. Вид у него был добродушный, но слегка напряжённый. Одет он был в какой-то странный камуфляж и, в общем и целом, напоминал отставного прапорщика.
- Знакомая ситуация, — поддержал его я. — Меня вот тоже потеряли. А солдата вашего я не видел. Наверно уехал куда-то. Я тут часа три уже сижу, никого не видел.
- Эх, чёрт. Как же это я его упустил, — «прапорщик» выглядел огорчённым. — Ну, ладно, поеду домой тогда. А ты-то сам, что? Ночевать хоть есть где.
- Да, наверно, здесь буду до утра, а с утра пойду брата искать, — заявил я удрученно.
- Ну, если хочешь, можешь у меня переночевать. Раз солдат мой не приехал — свободная койка есть, — видимо, на моём лице отразилось сомнение, потому что он тут же поспешно добавил. — Если за вещи волнуешься, можешь здесь оставить в камере хранения.
В бескорыстность его предложения мне не верилось, но голод гнал опасения прочь. В конце концов, у меня с собой был нож и готовность к решительным действиям.
- Да я не волнуюсь — у меня с собой ни денег, ни ценностей. Так что заплатить за ночлег я тоже не смогу, — я решил сразу известить о своей материальной несостоятельности.
-Да, что-ты! Какие деньги! — запричитал прапорщик. — Разве ж я не понимаю, сам бывал в твоём положении.
«Прапорщик» представился Андреем, мы сели в автобус и поехали к его дому.
По дороге я размышлял о причинах гостеприимства «прапорщика». Грабить меня, очевидно, не представлялось выгодным, поэтому оставались варианты с маньяком и с гомосексуалистом, а то и с маньяком-гомосексуалистом.
Маньяки маньяками, но в моем состоянии я был готов убить за сухой рогалик, так что бояться, скорее, следовало меня.
Маньяк Андрей трещал без умолку, рассказывая какие-то смешные истории из своей военной жизни. Как я и думал, он оказался бывшим военным — капитаном ракетных войск в отставке, а сейчас работал программистом. Большую часть его трескотни я пропускал мимо ушей, и встрепенулся лишь, когда услышал про еду.
- Что, может возьмем чего-нить поужинать? Ты как, насчёт выпить-закусить? — предложил «капитан-программист». Вопрос для меня был риторическим.
«Прапорщик» оказался прижимист, из еды им были куплены сосиски и три коробки «Доширака», также он взял две бутылки портвейна. Такой «ужин» выглядел скромным даже по меркам студенческой общаги, но в данный момент всё это казалось мне роскошным угощением.
Жилище «маньяка» оказалось неухоженной, но просторной холостяцкой трёшкой, населённой тремя кошками и одним бесполым существом лет семнадцати с тоненькими паучими лапками и круглым брюшком.
- Маша, — представился мне этот бледный прыщавый юноша, и я с облегчением понял, что попал в логово к обычным педерастам.
- Красивое имя, — хмыкнул я. Теперь только оставалось быть начеку. Я зорко следил за приготовлением ужина, а бутылку портвейна вызвался открыть и разлить сам.
- Фирменное блюдо! — провозгласил гей-Андрей и заварил «дошираки», предварительно накрошив туда лука, зелени и сосисок.
Терзавший меня голод не позволил оценить «фирменность» гей-блюда. За три минуты я уплёл свою порцию, вместе с половиной булки хлеба, запив всё стаканом дешёвого портвейна с запахом йода.
Блаженная сытость и портвейн привели меня в приподнятое состояние духа. Гей-Андрей и гей-Маша тоже были веселы и словоохотливы, постоянно толкая тосты «за мужскую любовь». Я заявил, что не хочу мешать их дискуссии, и намекнул, что был бы не прочь поспать.
- Да, конечно, ты устал — ложись в зале, а мы с Машенькой в другой комнате, — предложил Андрей.
Стопроцентной уверенности в безобидности геев у меня не было, но спать хотелось жутким образом, и я убедил себя, что мне ничего не угрожает. Не раздеваясь, я рухнул на диван в соседней комнате, положив раскрытую «бабочку» под подушку. Ещё пару минут я прислушивался к весёлому щебету парочки в соседней комнате, но потом незаметно провалился в сон.
Проснулся я от скрипа половицы. В комнату кто-то крался. Послышалось чьё-то сопение и на диван присело чьё-то грузное тело.
- Паша-а-а-а, — раздался из темноты свистящий шепот, на плечо мне легла рука капитана ракетных войск в отставке. Не говоря ни слова, я вытянул руку с ножом, и лезвие уткнулось в жирную шею шептавшего. Сопенье прервалось.
- Я всё понял, — тонко всхлипнул тот же голос из темноты. Я убрал руку, и тело ушуршало восвояси.
За окном уже занимался рассвет, и, несмотря на то, что спать по-прежнему хотелось зверски, мне было пора покидать этот временный приют.
Выдувая облака морозного пара, я в мрачнейшем настроении пошлёпал по лужам к автобусной остановке. Я направлялся на вещевой рынок Красноярска КрасТЭЦ. Постоянной торговой точки у Димы не было — каждый несколько дней он арендовал новую, но найти его здесь было моим последним шансом.
Я прибыл на место назначения в шесть утра, но жизнь на базаре уже кипела. Рынок «КрасТЭЦ» оказался гигантским. Тысячи китайцев, кавказцев, узбеков, таджиков, казахов и русских везли на тележках баулы, тюки и сумки с товаром, раскладываясь на местах на бесчисленных рядах.
Около двух часов я толкался по рядам, обходя «толкучку» снова и снова.
Я уже практически отчаялся найти Диму, как вдруг прямо передо мной возникла его знакомая физиономия. Он надвигался на меня, волоча полную тележку сумок с тельняшками.
- Паша! Ты как здесь?! — воскликнул опешивший брат. От нахлынувшей радости я даже прослезился и первое время не мог выговорить ни слова.
Через пятнадцать минут я стоял за прилавком тельняшкового «магазина», обложенный горячими шашлыками, хачапури и мисками с пловом, а в руке сжимал стопку с ароматным армянским коньяком. С набитым ртом я вкратце поведал брату историю своих приключений.
- Брат приехал с Кавказа! — пояснил Дима соседям-казахам, и те в знак одобрения подняли вверх большие пальцы рук.
Как по заказу, дождь прекратился, и из-за туч появилось солнце. Началась настоящая жара. Красноярцы бойко разбирали тельняшки, карманы быстро наполнялись купюрами, а бутылка с коньяком пустела.
- Лучшие тельняшки австрийского производства! Начёс из натуральной овечьей шерсти! Не-мнётся-не-тянется-не-рвётся! — весело выкрикивал я, наученный Димой.
- Британское качество, натуральный индийский хлопок! — не отставал брат.
От выпитого мы разошлись и, на радость смешливым казахам, к обеду стали закатывать откровенную клоунаду.
- Девушка, пойдёмте! Вот тут! Только для вас! — завлекал один из нас пару расфуфыренных блондинок на шпильках заговорщическим тоном. Заинтригованные девицы подводились к россыпи тельняшек с начёсом.
- Вот! То, что вы ищете! — медленно и торжественно я обводил тельняшки простёртой вперёд дланью.
- С начёсом! — с восторженным и почти благоговейным придыханием протягивал девушкам ворсистую тельняшку Дима.
Некоторые смущённо хихикали и убегали, но большинство сибирячек весело хохотали, подначивая друг друга на предмет приобретения сего ценного модного аксессуара.
- В наших тельняшках вы будете неотразимы на подиумах Москвы и Парижа, — добавлял Дима, не меняя серьёзно-торжественного выражения лица. Смеялись девушки, хохотали казахи, нам тоже было весело.
- Всё, — заявил Дима, после того, как коньяк был допит, а половина тельняшек распродана. — Сворачиваемся. Поедем отмечать твой приезд по-настоящему!
Я был не против. Я чувствовал, что сегодня немного праздника я заслужил по праву.
Эпизод 13: «Ах, эта свадьба…» или Евровидение по-армянски
Жара в августе 1998-го стояла в Нальчике невыносимая. Люди вязли в расплавленном асфальте, оставляя в его плену босоножки и тапочки. Длинные очереди выстраивались у облезлых жёлтых бочек с надписью «Квас». Мужчины щеголяли обнажёнными, блестящими от пота торсами, а женщины еле-еле прикрывали наготу нарядами из тонких лоскутов материи. Однако, несмотря на изобилие полуобнаженной натуры, эротические мысли не посещали головы горожан. Духота изматывала настолько, что мечтать можно было только о стакане ледяного пива или холодном душе.
По скамейке посреди пустынной площади автовокзала одиноко растеклась худощавая нескладная фигура загорелого парня, одетого в белую майку, белые брюки и такого же цвета спортивные туфли. На майке у него было написано «Nyke», а на лице уныние.
