Николай Бораненков - Тринадцатая рота (Часть 2)
15. ГУЛЯЙБАБКА ПРОДОЛЖАЕТ ТАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ. СОГРЕВАЮЩЕЕ СРЕДСТВО ДЛЯ ЗАМЕРЗАЮЩИХ ПОЛИЦАЕВ.
Отлично выспавшись в теплом номере гостиницы и плотно позавтракав, Гуляйбабка в темную рань прибыл на ту самую высоту, где двенадцать часов тому назад "рота" курсантов-полицаев начала "сражение" с "партизанами".
"Сражение" все еще продолжалось. Полицаи, как и было приказано, лежали в снегу и стреляли в метель. Но выстрелов... Как они поредели за ночь! С вечера велась сплошная пальба, а к утру раздавались лишь одиночные хлопки.
- Где лейтенант Закукаречкин? - спросил Гуляйбабка у полицая, лежавшего на левом фланге.
Полицай, натянувший на себя не то две, не то три шинели, увальнем подхватился со снега, вскинул руку к шапке:
- Смею доложить, они откукарекались!
- Что значит откукарекались? Докладывайте яснее.
- Смею доложить, они замерзли.
- Безобразие! - закричал Гуляйбабка. - Мокрые куры! Никакой закалки! Шелудивый поросенок и в Покровки замерз. Где помощник начальника курса?
- Смею доложить, и они.
- Что они?
- Они тоже изволили задубеть. Гуляйбабка обернулся к кучеру, надевающему попоны на взмыленных коней:
- Вы слышите, Прохор Силыч? Замерзли, мерзавцы. Не захотели фюреру служить.
- Как не чуять, сударь. Чую. Воля господня. Каждый избирает, что ему по душе. Взял и замерз.
- Я их изберу! Я им замерзну! Эй, ты! Куль в трех шинелях!
- Слушаюсь, ваш благородие!
- Принимай командование на себя.
- Рад стараться!
- После будешь стараться, а сейчас слушай приказ.
- Рад стараться!
- Поднять роту! Всех живых и мертвых в строй. Срок пять минут.
- Рад стараться!
- Ох, чует сердце, не к добру все это, - вздохнул Прохор, когда полицай в трех шинелях кинулся исполнять приказание. - Не к добру вы затеяли с этой полицией, сударь.
- Поменьше охов, вздохов, Прохор Силыч. Солдат тот плох, который ох да ох! Не впервой заваривать кашу. Расхлебаемся.
- Воля ваша, сударь, - вздохнул Прохор, садясь на облучок. - Только мой бы совет вам. Внять гласу пословицы: "Вовремя убраться - в выгоде остаться".
- Но есть и другие пословицы, Прохор Силыч.
- Какие же?
- "С поля брани бежать - себя не уважать", "Бегство от сраженья достойно презренья". Будем сражаться, Прохор Силыч. Полицейская мразь должна быть уничтожена. Если не вся, то хотя бы частично. Нет им места на нашей земле!
Говоривший гневно Гуляйбабка умолк, так как в это время к возку подбегал новый начальник курса - полицай в трех шинелях. Остановясь в нескольких шагах от Гуляйбабки, он, тяжело дыша, отрапортовал:
- Смею доложить, господин начальник! Рота полиции в составе двадцати двух человек по вашему приказу построена.
- Где остальные?
- Смею доложить, они...
- Что они?
- Изволят лежать, господин начальник.
- Поднять!
- Смею доложить, они неподымаемы. Они изволили замерзнуть.
- Все тринадцать?
- Никак нет. Четверо лишь обморожены. У них был шнапс.
- Пьяницы! Симулянты! Не желают служить фюреру. Под трибунал! - закричал Гуляйбабка, размахивая перед носом полицая кулаками. - Где рота? Где остальные скоты?!
- Рад стараться! В ста метрах от вас.
- Идемте!
- Рад стараться!
- Шагом марш!
Полицай, высоко взметая ногу, зашагал к чернеющей в темноте шеренге. Следом за ним двинулся Гуляйбабка.
Строй полиции представлял жалкое зрелище. Морозная ночь вышибла из блюстителей "нового порядка" всю петушиную спесь, и теперь они, продрогшие, согнутые, полуобмороженные, стали похожими на рождественских ворон. Некоторые еле стояли на ногах, и их поддерживали собратья. Иных до печенок содрогал кашель.
- Герои! - воскликнул Гуляйбабка, потрясая маузером над головой. - Герои "нового порядка"! Вы сверхдоблестно сражались этой ночью и показали неслыханную стойкость. Фюрер будет гордиться вами. Фюрер вас не забудет и обласкает. Но испытания пока не все. Еще одно усилие, еще часов шесть лежания в проклятом снегу - и победа за вами. Подкрепление на подходе. Кухня с жареной гусятиной - тоже. А пока я вам привез средство, которое вас непременно согреет.
Строй задвигался, еще пуще закашлял, одобрительно загудел. Кто-то крикнул:
- А шнапс будет?
- Что за наивность? Как может жить полицай без шнапса? Шнапс к гусятине найдется. А пока примите согревающее средство, - Гуляйбабка сунул маузер в деревянную колодку, достал из планшета листок, зажег висевший на груди фонарик. - Я привез вам песенку полицая, которая называется "Фюрер будет гладить нас, гоп, по головке". Сейчас я несколько раз прочту ее вам, а вы потом запоете. Мотив ее очень прост и сам напрашивается из текста. Итак, слушайте!
Гуляйбабка трижды прочел текст песенки, а на четвертый рота полицаев, дирижируемая новым командиром, запела сама:
Мы в полицию пошли,
Гоп, волей бога!
И там фюрера нашли,
Гоп, дорогого!
Фюрер будет гладить нас,
Гоп, по головке!
Фюрер даст нам, фюрер даст,
Гоп, по коровке!
Служим, братья, неспроста,
Гоп, мы отменно!
И дослужим до креста,
Гоп, непременно!
- Вот теперь все в порядке, - сказал Гуляйбабка кучеру, когда рота, пропев песенку, была снова уложена в снег и открыла ружейную пальбу в белый свет. Теперь можно и уезжать.
- Куда прикажете, сударь? - спросил Прохор, насторожась и еще больше тревожась.
- В данной ситуации я готов бы к черту в денщики, лишь бы скрыться и не возвратиться, - сказал Гуляйбабка. - Пусть бы эта падаль перемерзла вся. Но каша заварена, и ее надо удачно расхлебать.
- Самое лучшее "хлебанье", сударь, - это прикончить эту комедь.
- Нет, Прохор Силыч, и еще раз нет! Я буду счастлив, если скопырится еще хоть один предатель. Трогайте. Поехали!
- Куда же мы?
Гуляйбабка молча кивнул на мрачные развалины Смоленска, над которыми все еще держалась вьюжная ночь.
16. ПОХИЩЕНИЕ ГУЛЯЙБАБКИ ВМЕСТЕ С КУЧЕРОМ И КОНЯМИ
Тройка Прохора мчалась по ночной улице Смоленска довольно-таки быстро, и остановить ее мог разве только встречный огонь или внезапно возникшая стена, но нашлись люди сильнее огня и стены. Их было двое. Двое в фуфайках, шапках-ушанках и серых валенках с загнутыми голенищами. В том месте, где улицу сдавили старинные каменные дома, с двух сторон кинулись они на разгоряченных коней и, повиснув у них на постромках, враз остановили - вздыбленных, храпящих. В следующее мгновение тройка была повернута в распахнутые слева ворота, и на нее обрушилось два кнута. Укутанный в тулуп Гуляйбабка и ухватиться за маузер не успел, как возок оказался где-то в подземном, освещенном фонарями дворе, а сам он вместе с Прохором в плену у группы людей, вооруженных автоматами ППШ.
Командовал всем этим ловко организованным похищением плечистый моряк в стеганом бушлате. Он же первым и заговорил, подойдя к возку:
- Как самочувствие? Не ушиблись? Ажурчик. А бушевать не надо. Не надо, детки. Эти шалости у нас ни к чему. Уймите свое восьмибалльное волнение до полного штиля и попрошу за мной. Нет, нет. Только вы, молодой человек. А дядька-черномор пусть останется здесь, с лошадками.
Гуляйбабка спрыгнул с возка.
- Что сие значит? Кто вы? На каком основании задержали?
- Детка, я же тебя родительским голосом просил: не шуми, не пускайся в шалость, а ты за свое. Придет час - все узнаешь. А сейчас топай, топай, детка, за мной.
- Верните оружие, - строго потребовал Гуляйбабка, не в силах расстаться с маузером, который уже повесил себе на бок один из смельчаков в валенках и ватнике.
Морячок грозно обернулся к новому "хозяину" роскошного маузера:
- Гриня, сколь раз я говорил тебе: "Кончай игру в менялки, не трогай чужие игрушки". А ты опять за свое. А-я-яй, как нехорошо!
Здоровый, плечистый матрос, тихонько насвистывая "по морям, по волнам", широко зашагал впереди. Твердая, хозяйская поступь его гулко вызванивала в подземелье "тах, тах, тах". Через каждые пять - десять шагов тьму подземелья с трудом рассеивала старая, закопченная "летучая мышь". По ней Гуляйбабка определил, что обитатели, подземелья хозяйничают здесь давно.
У пятого фонаря жался к стене небольшой канцелярский стол, на котором стояли полевой телефон в желтой коробке и штырь-наколка с изъятыми пропусками. Возле стола от стенки к стенке прогуливался усатый мужчина в новенькой милицейской шинели с наганом на боку. Увидев идущих, милиционер подошел к столу и нажал кнопку. Из боковой двери вышел еще один милиционер в гимнастерке, перехваченной желтыми ремнями. На седеющей голове его ярко горел малиновый околыш.
- Остановитесь, - строго сказал милиционер в гимнастерке и, взяв со стола фотокарточку, пристально посмотрел на Гуляйбабку.
- Он? Не ошиблись?
- Он, - вздохнул матрос. - Наконец-то. Десять дней охотились.
- Попался все же, - улыбнулся милиционер, однако тут же погасил улыбку. Господин Гуляйбабка, оружие сдать. Что у вас в карманах?
- Перочинный нож.
