Юрий Ячейкин - Груз для горилл
— Это — так…
— Взять хотя бы сегодняшних бандитов… Кто испугается одинокой женщины? Каждый ее может обидеть, а то и ославить. Некому защитить одинокую женщину.
— Ваша правда, господин.
— Какой я господин? Говорите мне просто — Джон.
— Слушаюсь, Джон. Но тогда и вы называйте меня Эли.
Джон быстро наклонился к кубку.
— Я вот о чем думаю… Эли, — выжимал он из себя слова, — у меня есть кое-какие сбережения. Думаю, их вполне хватило бы, чтобы корчму перестроить в постоялый двор. И говорю Вам, ни один из буянов здесь и не пискнет!
— Я уверена в этом, Джон.
— Это уж точно! — поднял он голову, довольный заслуженной похвалой. — И маленький Питер меня уважает. А как жить мальчишке без отца? То есть… я что… я хотел сказать… — Джон в растерянности начал краснеть.
— Вы хорошо сказали, Джон, — маленькая рука Элеоноры мягко легла на его здоровенную ручищу.
Джону стало тепло и уютно. Может, от горячего грога…
×××…Спустя несколько дней сэр Демби, коронер двора ее королевского величества, косноязычной судебной латынью составлял, по сути, оправдательный вердикт для верховной палаты канцелярского суда:
«…и названный Ингрем, боясь быть убитым и сидя в вышеописанной позе между рекомыми Николасом Скирсом и Робертом Поули, так что никаким образом не мог уклониться, защищаясь, и ради спасения собственной жизни, когда же и в том же месте схватился с названным Кристофером Марло, чтобы отобрать у последнего упомянутый кинжал; в той схватке этот Ингрем не мог уклониться от названного Кристофера Марло; и так случилось в той схватке, что названный Ингрем, защищая свою жизнь, нанес тогда в том же месте упомянутым кинжалом, длиной в 12 дюймов, названному Кристоферу смертельную рану над левым глазом, вглубь на два дюйма и шириной в один дюйм; от этой смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Марло тогда и на том же месте умер».
Вскоре Ингрем Фрайзерс получил высочайшее помилование ее королевского величества и вернулся к своим будничным обязанностям — секретарствовать в Скедбери-Хауз, резиденцию Томаса Уолсингема, племянника сэра Френсиса.
А что произошло с Робертом Поули и Николасом Скирсом? Уже через неделю их выпустили на свободу как непричастных к убийству в корчме «Скрещенные мечи». Первое, что сделала эта ловкая парочка, — направилась в казначейство Тайного совета и потребовала платы.
— С каких это пор, — ехидно спросил клерк, — мы начисляем заработную плату лицам, которые шляются по корчмам и отдыхают по тюрьмам?
— Не мели чепухи! — прикрикнул на него Поули. — А ну, отсчитай нам деньги. Вот, читай! — он ткнул под нос клерку приказ. — Что здесь написано?
«В указанное время находились на службе ее величества».
— За каждый день — шиллинг. Быстро гони кругляшки в наши кармашки!
×××А над покойным ложь и клевета справляли свой шутовской танец, потому что имели, видать, опытного постановщика. Передавали всякое, для того чтобы через грязный слой слухов, перемешанных со сплетнями, не смогли пробиться и слабые ростки правды. Одни говорили, что он умер на улицах Лондона от чумной эпидемии, другие рассказывали, что вроде бы очумевший от рома Кристофер подрался в кабаке с такими же пьяными повесами, не поделив какую-то юбчонку, мало для них проституток — вон их сколько шляется. Слово за слово, дело дошло до ножей, и вот — пожалуйста! Но хватало и таких, которые в ответ на все это, словно сметая паутину, читали огненные строки из «Тамерлана Великого»:
Столкнитесь, небо и земля! Конец!
Земля утратила все, чем гордилась.
А небо дух свой избранный сожгло!
Земле и небесам над ним рыдать,
Но лучшего вовек им не создать![15]
Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия церковников. Была издана «поучительная книжечка» «Видение божьего суда» в которой преподобный Томас Берд доказывал, что смерть негодного еретика Марло — это перст божий и небесная кара. Он писал:
«В атеизме и нечестивости не уступая другим, о ком шла речь, вместе с ними был покаран один из наших соотечественников, оставшийся в памяти многих под именем Марлин, по образованию — ученый, воспитанный с юных лет в университете Кембриджа, но по роду занятий — драмодел и непристойный поэт, который, давая слишком много воли своему разуму и не желая считаться ни с какой уздой, погряз (как и следовало ожидать) в такой крайности и озлоблении, что отрицал бога и сына его Христа, и не только на словах кощунствовал над троицей, но также (как истинно свидетельствуют) писал книги против нее, уверяя, что наш Спаситель — лицемер, а Моисей — фокусник и развратитель народа, что святая Библия — лишь пустопорожние и никчемные сказки, а вся религия — выдумка политиков. И вы посмотрите, какое кольцо господь вдел в ноздри этого пса лающего…»
Этот печатный донос они читали вдвоем — Томас Неш и Ричард Бербедж.
— Бедный дружище Кит! — сказал Томас и с омерзением швырнул брошюру в мусорную корзинку. — Скажи-ка мне, Ричард, как подвигается дело с «Гизом»?
— В том-то и дело, что никак, — нахмурился актер и, словно защищаясь, поднял руку, потому что хорошо знал невыдержанную и быструю на горячее слово натуру Неша. — Погоди, Том, сейчас я тебе все расскажу. Да выслушай ты наконец меня! Рукопись, а мы же имели единственный экземпляр, исчезла.
— То есть как это — исчезла? — у Томаса гневно сошлись брови.
— Если бы знать! Однако у нас есть подозрение. На днях у нас толкался этот бездарный стихоплет Уотсон,[16] из-за которого Крис в свое время чуть не угодил на виселицу, но не пойманный — не вор. Кому и что тут докажешь?
— Прибью негодяя! — поклялся Неш.
Ричард Бербедж, не соглашаясь, покачал головой.
— Не прибьешь, Том. Не прибьешь…
— Вот увидишь!
— Ты не горячись, а слушай, что я скажу. Судя по тому, что нам известно, все это вяжется в один грязный, отвратительный клубок. Мы никого не прибьем и даже не станем устраивать никакого шума, а сделаем иначе. Мой премудрый брат Джеймс считает, что трагедию надо немедленно издать.
— Ты что, смеешься надо мной?
— Спокойно, Том. Джеймс сказал, что у тебя была хорошая возможность изучить манеру письма Криса, ведь вы вдвоем работали над «Дидоной». Так что ты должен восстановить заново выкраденную и, вероятно, уничтоженную рукопись «Гиза».
— «Восстановить»! — во весь голос выкрикнул Неш. — Ты хотя бы приблизительно представляешь, что это такое? Ты, по крайней мере, понимаешь, сколько замечательных находок Криса будет потеряно? Нет, это невозможно… Я же не заучивал ее на память!
— Возможно, Том, — непоколебимо доказывал свое упрямый и терпеливый Ричард. — И не торопись с отказом: мы, актеры, поможем тебе. Скажем, я готовил роль Гиза и более или менее хорошо выучил ее. Тут главное — не тянуть, пока что-то еще держится в голове. Потери безусловно будут. И ты в этом прав, Том. Но общими усилиями всех нас мы непременно возродим пьесу. Ведь это наш святой долг перед беднягой Кристофером.
— Если так — согласен! — твердо сказал Неш.
— Мы не сомневались, Том. Джеймс только предупреждает, что необходимо на всякий случай изменить название, чтобы сбить со следа тайных ищеек. На мой взгляд, Джеймс предлагает интересное название — «Парижская резня».
×××Вот так увидела свет последняя трагедия Кристофера Марло «Парижская резня», возрожденная памятью его настоящих, верных друзей. А их много было у него — этого человека с провалами в биографии, человека без лица, ибо не существует (и понятно, по каким причинам) ни единого его портрета или описания внешности. И почти все, что мы нынче знаем о нем, известно нам из доносов или свидетельств под пытками,[17] которые сберегались в секретных архивах елизаветинского времени…
Привкус славы
Вполне возможно, что у обвиняемого ученость переродилась в распущенность. Но в распущенность, которая не карается по закону. Прошу вас помнить об этом, господа присяжные, когда вы будете оглашать свой вердикт.
Томас Диш «Благосостояние Эдвина Лолларда»Бизнес утверждает свое влияние в сфере исполнительного искусства, не пренебрегая никакими методами.
Американский журнал «Эвергрин»Я работаю Старшим Искателем Недостатков в литературной секции ФБР-Х — Федеральном Бюро Рукописей (художественных). Наше Бюро базируется на пятой планете системы двух солнц — Альфы и Омеги, в самой гуще Волос Вероники. Кабинет мой прекрасно оборудован для плодотворной творческой работы. К моим услугам сверхмощный электронно-вычислительный центр «Чтец» на миллион операций в секунду и картотека на 500.000 сомнительных фраз-выражений, которые при желании можно отыскать в любой художественной рукописи. Собственно, моя работа состоит в том, чтобы регистрировать перфоотзывы «Чтеца» и своевременно отсылать их в «Критическую газету», самое крупное и самое влиятельное издание Системы.
