Александр Житинский - Путешествие рок-дилетанта. ( часть 1 )
Я спросил, слышала ли Оля свою группу со стороны? Представляет ли она, как это звучит? Знает ли, что ничего, кроме «бум-бум-бум», со сцены не слышно?
В ответ она стала говорить об аппаратуре, что она, мол, плохая и не их собственная.
Я спросил, считает ли она рок своим призванием? Связывает ли с этой музыкой свои профессиональные и жизненные планы?
Она твердо сказала «да».
Почувствовав во мне оппонента, в разговор включился Николай.
– Вы в принципе не способны понять эту музыку, - сказал он. - Для вас она навсегда останется шумом.
– Почему? - удивился я.
– Вы респектабельны. Вы уже нашли свою дверь и открыли ее. Ваша система ценностей кажется вам единственно возможной…
Может быть, он был прав. Хотя респектабельности во мне не больше, чем в лбом человеке моего возраста.
– Допустим, что это так, - сказал я. - Почему же респектабельность и моя система ценностей не мешают мне воспринимать другое искусство, как старое, так и новое?
– Какое новое?
– Новую поэзию, новую живопись, новый театр. Вообще, мне нравятся эксперименты. Если только они содержательны.
– Но вы понимаете под содержательностью лишь то, что соответствует вашим представлениям о жизни. А рок - другое. Он направлен против респектабельности. Он ее разрушает. Вам неуютно его слушать? Так и должно быть. Вам должно быть неуютно.
– Мне так же неуютно слушать шум реактивного двигателя или когда водят ножом по стеклу. Означает ли это, что самолеты направлены против респектабельности?
– Не занимайтесь казуистикой, - сказал он. - По-вашему, искусство должно делать человека счастливее?
– Только так, - сказал я. - А как же иначе?
– Это духовная сытость. Рок направлен против сытости. - Но дайте же мне, черт возьми, почувствовать хотя бы это! - вскричал я. - Когда молодой Маяковский эпатировал сытую публику, ей было понятно, что он ее эпатирует.
– Дело в том, что вы привыкли воспринимать на смысловом уровне. Если сказать вам словами, что вы респектабельны - вы поймете. А когда вам неуютно сидеть в зале, когда вам бьют по нервам, по ушам, по глазам - вы не поймете.
Он был достойным оппонентом.
Впрочем, я не стенографировал беседу, и сейчас мне кажется, что я спорю с самим собой.
На том же концерте мое внимание привлек гитарист, руководитель самодеятельной группы. Он выделялся среди других артистичностью. В нем был нерв. Я узнал, что зовут его Георгий, и после концерта подошел к нему и спросил, можно ли встретиться и поговорить. Он согласился.
И вот я в гостях у рокера.
Георгий встретил меня в дверях, учтиво поклонился. Высокий и красивый молодой человек лет тридцати с роскошными волосами, впадающими на плечи и грудь. Тонкие черты лица. Чем-то он напомнил мне мушкетера.
Поначалу в нем чувствовалась настороженность. Он читал мои «Записки» и, естественно, видел во мне если не врага, то противника. Разговор начался дипломатично. Присутствовали также: жена Георгия, собака овчарка и кошка.
Но потом все встало на свои места, беседа потекла спокойно и затянулась почти до утра. Еще раз подтвердилось, что все проблемы нужно решать мирным путем.
Сама обстановка в доме говорила о том, что жизнь рок-музыканта еще не вошла в стадию респектабельности. Были заметны следы взлетов и падений. Например, имелся цветной телевизор - знак благополучия, но недоставало чего-то элементарного. Из уважения к хозяевам не буду уточнять, чего именно.
Судьба Георгия, вероятно, достаточно типична для многих самодеятельных, точнее полупрофессиональных, рок-музыкантов. Лет в тринадцать он впервые услышал БИТЛЗ. Появление БИТЛЗ сильнейшим образом повлияло на людей, родившихся в 1952-53 годах. Не случайно Георгий, как выяснилось, одного возраста с Андреем Макаревичем.
Итак, в возрасте тринадцати лет Георгий взял в руки гитару, стараясь на первых порах лишь воспроизвести песни БИТЛЗ. Потом появились единомышленники. Сформировалась группа. И дальше - на протяжении пятнадцати лет - были долгие поиски своей музыки. Менялись состав группы, ее название, музыкальные вкусы. Не менялись лишь устремленность и уверенность в том, что рок - это единственное, чем хочется заниматься.
Он немного учился музыке. Но там не преподавали рок, и это было не очень интересно. Профессий у него много и нет ни одной настоящей, потому что каждую работу он рассматривает прежде всего с такой точки зрения: насколько она помешает (поможет) заниматься роком.
Его группа имеет своих приверженцев. Иногда ее приглашают на выступления. Но постоянно репетировать негде, держать аппаратуру - тоже, не говоря о том, что хорошая аппаратура стоит немалых денег.
Статус самодеятельной группы таков, что фактически ею никто не занимается, за исключением Дома художественной самодеятельности, который по своему положению не может обеспечить ни регулярных выступлений, ни маломальской оплаты.
Хотел бы перейти на профессиональную эстраду? Были ли такие попытки?
Вопросы сложные. Наверное, хотел. Но препятствий здесь много: и недостаточный профессионализм группы, и нежелание согласовывать свой репертуар с требованиями худсовета, и организационные трудности. Одно я понял ясно: заниматься этим как «делом» Георгий не хочет. Он хотел бы заниматься искусством.
Насколько основательно это желание? Грубо говоря, подкреплено ли оно талантом, самобытностью, умением?
Не мне судить. Но меня привлекли в нем искренность и настойчивость. Думаю, что это немало.
Когда мы окончательно почувствовали доверие друг к другу, о чем свидетельствует переход на «ты», я попросил его спеть. Он взял в руки гитару - обыкновенную, акустическую, - и начал.
И я впервые расслышал все слова и понял их смысл. Не скажу, что я был от них в восхищении, - это не моя поэтика. Но она, безусловно, имеет право на существование.
А потом мы вместе пели народные песни. Это было странное пение, поскольку я пел вполне традиционно, а Георгий придерживался какой-то другой гармонии, царапающей мне слух.
И все же мы пели вместе.
Хозяева уложили меня спать на диване, под боком у меня пристроилась кошка, музыкально мурлыкая в какой-то своей гармонии. Да разве в этом дело, кто в какой гармонии поет?
Говорят в шутку, что познание какого-то нового явления проходит три стадии, которые характеризуются следующим к нему отношением:
1. Это полная ерунда
2. В этом что-то есть
3. Это просто великолепно
Начиная «Записки», я имел довольно смутное представление о группе МАШИНА ВРЕМЕНИ и ее руководителе Андрее Макаревиче. Помнится, даже пожимал плечами в первой главе: «Кто такой этот Макаревич?» На что один юноша в письме ответил так: «А если бы я спросил вас: “Кто такой этот Бетховен?”»
«Ого! - подумал я. - Значит, это их Бетховен. В этом следует разобраться».
Потом я побывал на концерте МАШИНЫ, о чем уже написал, прослушал записи, поговорил со знатоками и, наконец, встретился с самим Макаревичем.
Итак, по порядку.
Как я узнал, путь Макаревича и его группы до недавнего времени почти совпадал с путем моего знакомого Георгия. Правда, с одной оговоркой.
Будучи еще самодеятельной группой, МАШИНА уже имела огромную популярность. Несколько лет назад произошел естественный, хотя и удививших многих поворот: группа стала профессиональной.
На нашей эстраде не так много людей, которые могут собрать закрытый стадион народу. Кроме Аллы Пугачевой никого называть не буду, чтобы не обидеть остальных.
Макаревич и его группа могут собирать стадион каждый вечер на протяжении двухнедельных гастролей в большом городе.
Сама по себе популярность еще не говорит о высоком качестве любого искусства. Святослав Рихтер вряд ли сможет собрать стадион. Ему это не нужно. И все же феномен популярности нельзя объяснить лишь пренебрежительными ссылками на массовую культуру. В этом есть снобизм. Популярность МАШИНЫ не падает уже который год, при том что многие другие группы вспыхивают и исчезают без следа, как праздничные шутихи.
Значит, МАШИНА несет в себе нечто существенное - если не для искусства, то для времени. Правда, существенное для времени почти всегда существенно и для искусства. Вспомним Высоцкого. Многие отказывали его песням в принадлежности к искусству, признавая их характерность для времени. Теперь время платит искусству долг.
…Вновь я побывал на концерте МАШИНЫ спустя год после первого посещения. Группа выступала в огромном Ленинградском спортивно-концертном комплексе. На уходящих ввысь трибунах сидели пятнадцать тысяч человек, в основном молодежь четырнадцати-восемнадцати лет. В составе группы за год произошли изменения: вместе с прежними исполнителями - Андреем Макаревичем, гитаристом Александром Кутиковым и Валерием Ефремовым, играющим на ударных инструментах, - появились худенький и легкий Сергей Рыженко, владеющий скрипкой, гитарой. Флейтой и фортепьяно, и Александр Зайцев, играющий на клавишных. Оба очень молоды. Их появление несколько изменило внешний рисунок исполнения и, как мне кажется, приблизило к зрителям. Сдержанная и с виду беспристрастная манера игры Зай3цева на органе выгодно отличается от ерничества бывшего исполнителя Подгородецкого, а маленький, юркий Рыженко с падающей на лоб косой челкой пшеничного цвета вносит своими скрипочкой и флейтой нечто трогательное в облик ансамбля.
