Джузеппе Маротта - Утешитель вдов
ГРАЦИЕЛЛА. Так шепчите же, шепчите!
КУВЬЕЛЛО. Как могу я осмелиться! Разве я не помню доброго, которое мне сделал дон Эдуардо? Ведь это он обул, одел и накормил меня? Как это говорится…
ГРАЦИЕЛЛА (упоминание о муже обратило ее к другим мыслям, с сарказмом). Эх, Эдуардо, Эдуардо… Да он вроде нас… слабенек в чувствах… Подумать только! Мы возвращаемся из свадебного путешествия, должны впервые переступить порог нашего нового жилища, а он (об отсутствующем Эдуардо), даже не обнял меня, не взял на руки, чтобы согласно доброй примете перенести через порог!
КУВЬЕЛЛО. Верно, черт возьми! Он этого не сделал… А взял и тут же удрал по каким-то делам…
ГРАЦИЕЛЛА (встает, смотрит на Кувьелло, улыбается; неожиданно). Так сделайте это вы! (Подходит к Кувьелло с тем, чтобы тот поднял ее на руки.)
КУВЬЕЛЛО. Я… (В некотором смущении.) Простите, я не очень… Я должен…
ГРАЦИЕЛЛА. …взять меня на руки и перенести через порог… Ради доброй приметы…
КУВЬЕЛЛО. А собственно, в качестве кого я должен это сделать?
ГРАЦИЕЛЛА. В качестве посредника.
КУВЬЕЛЛО. Ах, раз так — я готов!.. (Поднимает ее, явно испытывая удовольствие от осязания столь приятной ноши. Ногой распахивает дверь.)
ГРАЦИЕЛЛА хихикает.
В момент, когда КУВЬЕЛЛО уже перешагнул порог, из закутка появляется ДЖЕННАРО.
ДЖЕННАРО. Перышко колибри и то будет посолиднее и понадежнее иной бабенки… Что я сказал? Не я сказал, а один знакомый, большой друг животных.
С жилой половины доносятся глуховатые, чувственные смешки Грациеллы. ДЖЕННАРО прикрывает дверь, ведущую на половину супругов Палумбо. Устанавливается тишина. Вскоре появляется ЭДУАРДО. За ним — вдова КОНЧЕТТА МЕЛЕ. Они продолжают разговор, очевидно, начатый еще до появления в комнате.
ЭДУАРДО. Вас это не касается, донна, Кончетта!
КОНЧЕТТА (не менее энергично). Касается, и еще как касается! Вы мой от начала и до конца! И если я вам говорю, что по сравнению с тем, каким вы были месяц назад, вы превратились в ветошку, — вы должны мне поверить!
ДЖЕННАРО. Еще бы, донна Конче! За медовый месяц кто только не ослабеет.
ЭДУАРДО, насупившись, со все большей угрюмостью, разворачивает пакет и выкладывает на стол всякие лекарства.
КОНЧЕТТА. Да разве можно развозить свою любовь повсюду, подобно уличному торговцу? В мое время никаких этих свадебных путешествий не практиковали. Поступали проще: едва обвенчавшись, супружеская пара запиралась у себя в доме и только через семь дней и семь ночей делала первый выход…
ДЖЕННАРО. Скажи лучше: выезда в коляске, ибо на ногах молодожены уже не держались. Именно так оно и бывало.
ЭДУАРДО (который до тех пор стоял к ним спиной, в ярости поворачивается). Если будете продолжать говорить гадости — изобью обоих! Видите вот это? Это всякие снадобья, которые мне присоветовала Грациелла! Каких только лекарств тут нет… Читайте: фосфор, кальций, витамин А, витамин Б, витамин В, витамин Г…
ДЖЕННАРО. На все буквы алфавита?..
ЭДУАРДО. Порошки и тестостерон. Понятно?
КОНЧЕТТА. Это еще что такое?
ДЖЕННАРО. Восстановитель мужской силы. Когда нету своей, одалживают у аптекаря.
КОНЧЕТТА. Боже милостивый! И сами остаются без нее?
Тем временем ЭДУАРДО, совсем обессиленный, снимает пиджак и усаживается на край постели, обхватив голову руками. ДЖЕННАРО и КОНЧЕТТА с испугом переглядываются.
(Подходит к Эдуардо.) Дон Эдуа, простите за нескромный вопрос: какого рожна нужна вам эта мужская сила?
ЭДУАРДО всхлипывает.
(Подсаживается к нему на постель и участливо, с тревогой восклицает.) Ангелы небесные! Не иначе, как его довели до этого всякие наговоры да сглазы! (Кричит.) Дон Эдуа! Дон Эдуа!
ЭДУАРДО разражается слезами.
Что с вами? Ну скажите же вашей Кончетте, откройтесь ей! Быть может, я смогу вам помочь?
ЭДУАРДО. Нет… Никто мне не сможет помочь.
КОНЧЕТТА. Почему же — никто? А я?
ЭДУАРДО (взорвавшись). Никто не сможет помочь мне! Никто!..
КОНЧЕТТА (положив голову Эдуардо себе на колени). Не надо… Что с вами? Что с вами случилось во время этого проклятого свадебного путешествия?
ЭДУАРДО (жалобно плача). Ничего!.. (Всхлипывает еще сильнее. К Дженнаро.) Ты понимаешь меня, Дженна? В этом-то вся беда: ровнешеньки ни-че-го!
КОНЧЕТТА. Ну разве это беда?
ДЖЕННАРО. Еще какая! Заткнись, безмозглая! (Ударяет ее по руке.)
ЭДУАРДО прячет лицо в подушках.
Ничего не сотворить с женой — это, по-твоему не беда?
КОНЧЕТТА (заикаясь от удивления). То есть как это, дон Эдуа… извините за любопытство… Вы приняли меры? Постарались использовать…
ЭДУАРДО (садится на постели, смотрит на нее в упор, жалобным, словно ребенок, голосом). Еще бы! Чего я только не глотал! И все без толку! Я говорил себе: Эдуа, ты хотел ее? Ее, которая так тебе нравилась? Так вот она! Она перед тобой, она твоя! Чего медлишь? Давай! Спеши! Лети!
ДЖЕННАРО (тоном доктора). И вместо этого?
ЭДУАРДО. И вместо этого — ни черта. В Позитано — ничего, на Капри — ни черта, в Таормине — ни черта…
ДЖЕННАРО. А на Сардинии пробовал?
ЭДУАРДО. Нет… в гостинице не было мест… Беда заключалась во мне… Полное бессилие… Представляете? Нахлынет — и хоть тресни! В момент, когда я был уже у цели, счастливый, воинственный, словно античный герой в рукопашной схватке… и говорил ей: «Ты любишь меня? Сильно любишь? Ну скажи, как ты меня любишь?..» и тут меня окутывал какой-то туман, черный покров… Я приходил в такое отчаянье, что готов был кричать: «Грациелла, вон отсюда! Убирайся! Если не уйдешь — позову директора гостиницы!»
ДЖЕННАРО. А дальше?
ЭДУАРДО. А дальше — под разными благовидными предлогами приходилось откладывать все до следующего дня.
КОНЧЕТТА. А на следующий день?
ЭДУАРДО. Страх сменялся страхом. Я трепетал: а вдруг меня снова окутает туман? Вдруг снова на меня накинут черное покрывало? И на тебе! Именно так все и случалось! О, что за мучительные ночи! Что за ночи!.. В Агридженто я даже к аптекарю сбегал… Говорю ему: «Дайте какого-нибудь снадобья, дайте яду, чего угодно… только избавьте меня от этого ада!» А он отвечает: «Лучше уж вы дайте мне чего-нибудь, чтобы я не лопнул от смеха. Дело, видать, в том, что вы ошиблись женой… либо…» Либо? — говорю я. «Либо ваша жена ошиблась мужем. Спасибо за доставленное веселье. Желаю счастья». Да разве этот паршивец не плюнул мне в лицо, не сказал, что во мне есть что-то от бабы?
КОНЧЕТТА. Кто этот подонок? Ах он вонючка проклятый! И он смел это сказать вам, моему красавцу, моему льву. Бросьте, дон Эдуа, выкиньте это это из головы!
ЭДУАРДО (несколько ободренный грубой лестью Кончетты). Так, значит, вы меня понимаете? А ты что скажешь, Дженнаро? Ведь ты был всегдашним моим сводником! Сколько женщин прошло через мои руки? Сколько спиритических сеансов я выдержал в пору, когда создавал свое дело?
ДЖЕННАРО. Несть числа.
ЭДУАРДО (встает с постели и хватает Дженнаро за отвороты пиджака). Стало быть? Стало быть?
ДЖЕННАРО (мягко высвобождается из рук Эдуардо. Вдруг, словно озаренный неожиданной мыслью). Все понял! Дон Эдуа, сейчас объясню, что с вами происходит. Вас подкузьмила ваша профессия.
ЭДУАРДО. Как так?
ДЖЕННАРО. Мне неловко говорить, но у вас… (скандируя) комплекс вдов.
ЭДУАРДО. Какой комплекс? Ничего не понимаю!
ДЖЕННАРО. А между тем все яснее ясного. Вот уж два десятка лет, как вы не видите, не слышите и не дотрагиваетесь ни до кого, кроме вдов. Зрение, слух и осязание ваши привыкли к этой особой породе женщин.
ЭДУАРДО. Не валяй дурака! В постели все женщины одинаковы!
ДЖЕННАРО. Нет, нет и нет! Дон Эдуа, поймите, что соитие невозможно без участия сознания, мозга. Шпага дырявит тело, но щитом ему служит разум. Короче, не идете же вы спать с женщиной просто так, но обязательно с положительным или отрицательным мнением, которое вы предварительно о ней составили.
ЭДУАРДО (пораженный рассуждением Дженнаро). Куда ты клонишь?
