Василий Курочкин - Поэты «Искры». Том 1
В 1866 г. поэт предпринял издание своих стихотворений, но выпустил лишь первый том, где были собраны его переводы. Кроме «Песен» Беранже и «Мизантропа» Мольера Курочкин перевел также ряд произведений Вольтера, Грессе, Виньи, Мюссе, Барбье, Надо, Гюго, Шиллера, Бёрнса и др. Однако многие из этих переводов относятся к более поздним годам и не попали поэтому ни в издание 1866 г., ни в двухтомное собрание стихотворений Курочкина, вышедшее в 1869 г. В него вошли также далеко не все оригинальные стихотворения Курочкина.
Отдельными книжками были изданы две переделанные им для Александрийского театра французские оперетты: «Фауст наизнанку» («Le petit Faust», 1869) и «Дочь рынка» («La fille de m-me Angot», 1875). Другие переведенные и переделанные им оперетты и комедии («Дворников, Шиповников и компания», «Прежде смерти не умрешь», «Разбойники» и др.) ставились на сцене, но изданы не были; большинство из них сохранилось в рукописи. Эта часть литературного наследия Курочкина представляет наименьший интерес. Курочкин нередко обращался к театру просто ради заработка и принужден был считаться со вкусами театральной публики. Однако даже в «Фаусте наизнанку», «Дочери рынка» и других есть ряд политически острых откликов на злобу дня, которые встречали иногда цензурные препятствия[77].
В 1860-х годах — и особенно в первую их половину — Курочкин, по свидетельству современников, приобрел широкую популярность. «Стихи Курочкина, — вспоминает один из них, — твердила на память вся читающая Русь». Как редактор «Искры», «он считался деятелем, имя которого упоминалось сейчас же за именами столпов „Современника“… Если бы могли заговорить Глеб Иванович Успенский, Помяловский и другие люди 60-х годов, они сказали бы, как сильно было на них влияние этого человека»[78].
С самого начала 1860-х годов Курочкин был тесно связан с революционными кругами и революционным движением.
В мае 1861 г. он отправился за границу. Подробности этой поездки нам неизвестны, но кое о чем можно все же догадываться. Через несколько лет на вопрос следственной комиссии по делу Каракозова Курочкин ответил, что он в течение трех месяцев жил в Германии, Франции, Англии и Швейцарии[79]. Артур Бенни на допросе в III Отделении в 1863 г. показал, между прочим, что он познакомился с Курочкиным до своего возвращения в Россию — еще в Лондоне. Бенни вернулся в Россию летом 1861 г.; незадолго до этого он и был как раз в Лондоне; тогда, следовательно, и состоялось их знакомство[80].
Отвечая следственной комиссии, Курочкин, разумеется, хотел убедить ее, что, находясь за границей, он никаких предосудительных знакомств не заводил и ни с кем в переписке не был. Однако трудно себе представить, чтобы такой человек, как Курочкин, не использовал своего пребывания в Лондоне для того, чтобы повидать Герцена и Огарева. В пользу такого предположения говорит и самое знакомство с Бенни, близким к герценовскому окружению, — естественнее всего предположить, что они познакомились именно у Герцена. Да и вообще «быть в Лондоне и не видать Герцена в 50-х и в начале 60-х годов было, по словам современника, то же, что быть в Риме и не видеть папы»[81]. Но есть и еще один довод, делающий предположение о посещении Курочкиным Герцена почти бесспорным. В конце июня 1861 г. в «Искре», под псевдонимом «Н. Огурчиков», был напечатан фельетон Герцена «Из воспоминаний об Англии». Вероятнее всего, Курочкин получил его непосредственно у Герцена во время своего пребывания в Лондоне.
Этим, конечно, не разрешается вопрос о цели и характере поездки Курочкина в Лондон, но возможно, что он поехал туда специально для того, чтобы повидаться с Герценом и Огаревым и поговорить с ними о путях и задачах революционного движения в России. 1 июля 1861 г. в «Колоколе» появилась статья Огарева «Что нужно народу?». Она была написана при участии H. Н. Обручева — впоследствии одного из руководителей «Земли и воли» — и рассматривалась как программа будущей революционной организации. В это именно время был в Лондоне Курочкин. Есть основания думать, что он был участником разговоров, связанных с этим кругом вопросов, — ведь очень скоро после этого, осенью 1861 г., Курочкин вступил в члены тайного общества, принявшего позже название «Земля и воля», а уже весной 1862 г. был одним из пяти членов (Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичи, А. А. Слепцов, H. Н. Обручев и он) ее центрального комитета[82]. Осенью 1861 г., после освобождения из-под ареста за речь, произнесенную им на панихиде по убитым в селе Бездна крестьянам, известный историк А. П. Щапов сообщил своему казанскому знакомому: «Из литературных бесед мне особенно нравятся беседы у Курочкина; ближе к делу. Знакомство мое с Курочкиным запечатлевается подарком мне отличного портрета Искандера»[83].
«Земля и воля» была самой крупной революционной организацией 1860-х годов. Исходя из твердой уверенности в неизбежности всероссийского крестьянского восстания, она стремилась объединить все революционные силы, чтобы в нужный момент стать во главе движения и привести его к победе. «Земля и воля» была связана как с Герценом и Огаревым, так и с Чернышевским; ее руководители не раз обращались к ним за советами и указаниями. «Земля и воля» вела большую революционную работу — притом не только в столицах, но и в провинции, посылая туда своих членов для пропаганды и привлечения новых сил; в ряде провинциальных городов она имела отделения. Члены «Земли и воли» вели деятельную пропаганду в деревне, в войсках и даже на фабриках. «Земля и воля» была связана — и накануне восстания 1863 г., и во время его — с польскими революционными кругами. Наконец, она выпустила ряд прокламаций.
Курочкин, как член центрального комитета, не мог, разумеется, не принимать участия во всей этой работе. В агентурном донесении, полученном петербургским обер-полицмейстером И. В. Анненковым в апреле 1863 г., позиция Курочкина в «Земле и воле» охарактеризована как «крайняя». Здесь читаем: «Курочкин отправил письмо в Лондон. Он жалуется русскому комитету в Лондоне на петербургский комитет и на главную Земскую думу за то, что они, во 1-х, действуют чрезвычайно медленно, во 2-х, за то, что петербургский комитет не стал весеннюю прокламацию распространять в Петербурге, дабы отклонить тень подозрения, что она печаталась здесь, и, в 3-х, за то, что великорусская партия мешает и сдерживает крайнюю партию» [84].
Еще в 1862 г. Курочкиным начинают усиленно интересоваться полицейские органы. В марте этого года у него был произведен обыск в связи с напечатанием и распространением портрета М. Л. Михайлова, на котором он изображен в тот момент, когда его заковывают в кандалы в Петропавловской крепости; согласно донесениям агента III Отделения, портрет этот нарисовал М. О. Микешин, «а Курочкин продавал в Шах-Клубе, но это пока еще трудно доказать»[85]. За ним было установлено секретное наблюдение — до нас дошли два донесения агента III Отделения, относящиеся к лету 1862 г. В одном из них, за несколько дней до ареста Чернышевского, Курочкин был охарактеризован как его «большой приятель»[86]. В следующем, 1863 г. у Курочкина снова сделали обыск. И. В. Анненков в своем отношении к управляющему III Отделением А. Л. Потапову, перечисляя лиц, которые в последнее время «наиболее обращали на себя внимание вредным направлением», первым назвал «редактора и издателя газеты „Искра“ Курочкина». Непосредственной причиной обыска были полученные Анненковым сведения, что выпущенная «Землей и волей» прокламация «Свобода» (№ 2) «положительно исходит из кружка Благосветлова и Василия Курочкина» и что «готовится новое воззвание, которое должно появиться в первых числах августа». В типографии Г. Е. Благосветлова, книжном магазине П. А. Гайдебурова и редакции «Искры» должна была, по его предположению, «сосредоточиваться главная деятельность тайных обществ». В отобранных у Курочкина бумагах не оказалось ничего особенно предосудительного, и никаких последствий для него обыск не имел[87].
С октября 1865 г. Курочкин, как и ряд других писателей революционного лагеря и представителей демократической интеллигенции, «по поводу заявления… учения своего о нигилизме», был отдан под постоянный и «бдительный» негласный надзор полиции[88]. Разумеется, Курочкин возбуждал особый интерес властей предержащих и своими связями с революционными кругами, и как редактор вызывавшей их злобу и негодование «Искры».
После каракозовского выстрела Курочкин был арестован и просидел в Петропавловской крепости свыше двух месяцев. Сподвижник назначенного председателем следственной комиссии М. Н. Муравьева П. А. Черевин, вспоминая о 1866 г., писал, что Муравьев «в лице Чернышевского, Некрасова, Курочкиных и др. объявил войну литературе, ставшей на ложном пути»[89]. Весьма показательно, что братья Курочкины названы рядом с Некрасовым и Чернышевским как наиболее заметные и опасные для самодержавия революционные писатели и журналисты. Полицейский надзор был снят с Курочкина только в 1874 г., через год после прекращения «Искры» и за год до его смерти.
