Остап Вишня - Поехали (сборник)
Опускают в шахту, как нам говорили, иногда "с ветерком".
Что это значит, не могу вам сказать, потому что нас опускали без "ветерка". Пожалели, должно быть, клеть, иначе когда ж ты ее отмоешь, если она беспрестанно днем и ночью курсирует в шахту и из шахты?
* * *
Штрек.
Огромный коридор с рельсами для вагонеток. Называется еще продольной.
А мы встали, покурили,
По продольной разошлись,
По продольной разошлись,
За работу принялись.
Шахтерская песня "довоенного качества".
От продольной вправо и влево -- разветвления.
А над продольной -- люки.
У разветвлений этих и в люках -- забои.
"Забой" -- литературная на Донбассе организация, которая входит в состав ВУСППа.
Это в литературе.
А забой в шахте -- это уже совершенно другое.
Ни стихов, ни рассказов там не пишут. Там забойщики добывают гордость криворожскую -- прекрасную железную руду.
Забойщики -- прекрасные рыжие люди. Всё у них рыжее, рыжая одежда, рыжие сапоги, рыжие руки, рыжее лицо...
И только ослепительно белые зубы у них и блестящие глаза.
Возле забойщиков -- лопаточники-откатчики.
Забойщики "забивают". Откатчики "откатывают".
Поняли?
Нет? Ну, давайте подробнее.
Забойщик с забурником в руках и с пневматическим молотком бурит породу. Потом приходят бурщики, закладывают в пробуравленные отверстия бурку (динамит -- вот что такое бурка!).
А когда полетят по шахте сигнальные свистки, начинают "рвать" руду. Зажигают бикфордов шнур, и тогда под землею гремит гром и валится в забоях руда...
Откатчики накидывают эту руду в вагонетки и откатывают в продольную, а там уже цепляет их коногон и гонит в штольню.
А там в клеть и -- вверх.
А там -- в вагоны... А из вагонов в домны, а из домен в бессемеровы печи, а из бессемеровых печей на завод, а из завода в трест, а из треста в Вукоопсоюз, а из Вукоопсоюза в райсоюз, а из райсоюза в "потребиловку".
А там уже:
-- Дайте мне гвоздей полфунта!
Одним словом, если вы когда-нибудь загоните в ногу гвоздь, вспомните хоть тогда прекрасного человека в рыжей спецовке, в рыжих сапогах, с рыжими руками, с рыжим лицом и ослепительно белыми зубами и блестящими глазами.
Вспомните криворожского забойщика с его верным сотружеником лопаточником-откатчиком.
Шахтерское житье-бытье.
Это именно то, о чем "довоенное качество" под гармонь пело:
Эх, и распроклятая
Жисть шахтерская
Кто не знает -- тот идьёт,
Кто не знает, тот идьет.
За собой народ ведьет!
Или еще так:
Ен да шахтер Пашеньки не пашеть,
Косы в руки не береть...
Шахтер курить, шахтер пьеть...
Шахтер с музыкой идеть...
Про такую "жисть" шахтерскую рассказывала песня "довоенного качества".
А какова нынче жизнь шахтерская?
Ах, да не знаю же я, какова она, товарищи мои дорогие!
Неделю ведь только привелось побывать на рудниках, с шахты на шахту перескакивая...
Да разве ж можно за неделю? Да еще о жизни, да еще и о шахтерской!?
Я не слышал, чтобы кто-либо из шахтеров говорил или пел:
Эх, и распроклятая
Жисть шахтерская!
Я не видел ни одного шахтера пьяного...
Но я видел симпатичного забойщика из марганцевых рудников Марка Фоковича Шпиндю.
Ехал он поездом, возвращаясь с окружного производственного совещания.
И говорил мне Марко Фокович:
-- Три дня не работал, три дня не был в забое, и мне уже вроде бы чего-то не хватает... Скучно...
-- Как живете?
-- Ничего живем Работа, правда, не из легких, а все же ничего. Приезжайте ко мне, сами поглядите. Людьми живем. И квартира хорошая, и чистота, и жена с ребенком у меня -- люди... От нас самих зависит, как живем. А жить можно по-людски...
И рассказал мне Марко Фокович про работу в забое, Про свои рудники, про днепровские плавни неподалеку от рудников, рассказал о реке, о рыбе, утках, о своей бабке, что жила сто семь лет и помнила еще запорожца, о куропатках, об охоте
Марко Фокович и в забое работает и на производственные совещания ездит...
Он и рудники свои хорошо знает и любит, любит и то, что окружает рудники...
Марко Фокович и шахтер, и забойщик, и хозяин своих шахт, и гражданин, и охотник, и человек...
Все ли шахтеры таковы, как Марко Фокович?
А если и не все?
Важно то, что такие забойщики, такие шахтеры существуют!
А были ли они в те давние времена?
* * *
Воскресенье. Близится вечер...
Невольно прислушиваешься, не резанет ли где лихая гармошка:
Шахтер курить, шахтер пьеть,
Шахтер с музыкой идеть...
Не слышно ничего такого.
Зато в дверь: стук-стук.
-- Пожалуйста!
-- Здесь товарищи писатели?
-- Здесь.
Перед нами немолодой уже рабочий.
-- Я вам письмо принес.
Читаем:
"Рабочие рудника им Дзержинской группы желают видеть уважаемых питателей. Просим прибыть в зал казармы No 8, поделиться кое-чем научным...
18/III--28 г.
Рабочие".
Вечер оказался свободным от выступлений, и мы с радостью откликнулись на приглашение.
Небольшая зала. Столы кумачом покрыты. Сидят рабочие, играют в шахматы, в шашки, домино.
Здороваемся.
-- Что будем делать? -- спрашиваем.
-- Расскажите нам про литературу, расскажите о писателях, а то многие из нас не смогут быть на завтрашнем вашем вечере -- смена в шахтах...
Мы пришли к ним в шесть вечера и рассказывали и читали до двенадцати...
Вот как нынче...
А раньше:
Шахтер курить, шахтер пьёть...
А теперь, товарищи, у меня вопрос. Спокойно!
Кто сказал, что рабочие не понимают украинской литературы?
Кто сказал, что рабочие не интересуются украинской культурой?
Я говорю о рабочих с Криворожских рудников.
С таких: "Коминтерн" (марганцевый рудник), Ленинский рудник, Октябрьский, им. Либкнехта, им. Артема, им. Дзержинского.
Кто это сказал? Прошу встать...
Ага... вы сказали...
А позвольте тогда вас спросить:
1) Чем объяснить, что на всех этих рудниках толпы рабочих забили до отказа клубы и театры, где выступали украинские писатели?
2) Чем объяснить, что украинских писателей на всех рудниках рабочие встречали музыкой?
3) Чем объяснить, что на всех рудниках украинских писателей встречали плакаты: "Да здравствует украинская пролетарская культура!", "Да здравствует украинская пролетарская литература!", "Привет украинским писателям!"?
4) Чем объяснить, что рабочие полуторачасовой доклад об украинской литературе выслушивали с удивительным вниманием?
5) Чем объяснить ту тьму-тьмущую вопросов и записок, которые получали украинские писатели, выступая перед рабочими Криворожских рудников? И записки эти были совершенно разного толка и затрагивали тончайшие "нюансы" украинской литературной жизни.
6) Чем, наконец, объяснить, что рабочие часто просили писателей читать то или иное свое произведение? Значит, они данного писателя читали и прежде?
Чем всё это, дорогой товарищ, объяснить?
Молчите.
Сядьте!
Да знаете ли вы, что за всю поездку украинских писателей по Криворожью только на НЭСе (строительство новой электрической станции в районе Октябрьских рудников), в доме для приезжих, где предоставлены были им места, они на невежество напоролись.
Заведующая домом, этакая осанистая мадам, что, как говорится, ничего от Октябрьской революции не приобрела, а "совсем наоборот" (поговаривают даже -- весьма "наоборот"), записывая писателей в книгу для приезжих, спросила:
-- Кто вы?
-- Писатели.
-- Писатели? Что это такое -- писатели? Нет, уж, пожалуйста. Я русская женщина и этакими словами не стану портить книгу. Ваша как фамилия?
-- Микитенко.
Пишет: Мекитенко.
-- Да не Мекитенко, а Микитенко!
Пишет: Никитенко.
-- Да не Никитенко, а Микитенко.
-- Ах, боже мой!
Это, товарищ, один раз за всю поездку такая притча...
И заметьте: никакая не работница это, а мадам в полном значении этого слова.
А работница -- там же, в том доме -- комсомолка Даша -- "Даша -радость наша!", -- которая выросла на шахтах, через час уже разговаривала с нами прекрасным украинским языком.
-- Да ведь вы, Даша, говорите, как Марко Вовчок!
-- Э-э-э!..
* * *
Криворожские рабочие жадно впитывают в себя культуру.
Криворожские рабочие -- сердечные друзья литературы вообще и украинской в частности.
Сорок процентов криворожских рабочих -- постоянные посетители и читатели своих чудесных библиотек.
С какой любовью бывшие забойщики, выдвинутые на культработу (в культкомы, зав. библиотеками), работают над книгой, в клубе, в театре...
П.Г.Тычина, должно быть, о криворожских рабочих писал свой "Псалом железа", наблюдая, как тянутся они к культуре:
Iдуть, iдуть робiтники
веселою ходою
Над ними стрiчки i квiтки,
немов над молодою...
Там, на Криворожских рудниках, пылает багрянцем гремит в рабочих устах псалом железу и культуре!
1928
