Люда и Игорь Тимуриды - Моя профессия ураган
— Похоже, ты не знал о существовании Савитри? — осведомилась я. — Ну не слышал про приключения некой Маэ и ее дочери Савитри в замке…
Он не слышал.
— Моя дочь! — утверждающе сказал он, проглотив комок. — Моя дочь!!!
Я промолчала. Я почувствовала его гнев, что ему не сказали, что у него есть дочь. И он меня сильно осуждал за это.
— А почему у нее повадки наемного убийцы?!
— Наверное, благодаря папочке, — ехидно ответила я. — И тем девятисот сорока профессиональным ночным наемным убийцам, которые делают нашу жизнь шире и разнообразнее, — радостно развела я руками, демонстрируя эту радость. — Между прочим, двадцать семь из них убила именно твоя дочь.
Тэйвонту опять ахнули.
— Ей же всего шесть с половиной месяцев!
— Она же еще не умеет ходить! — еле шевеля языком, произнес потрясенный папочка.
Я хмуро посмотрела на него. И широко ухмыльнулась.
— Зато умеет прекрасно стрелять, — злорадно сказала я. Савитри с интересом слушала этот разговор. Что она понимала? — И отлично владеет ножом и палашом.
Между прочим, именно она убила недавно двух черных тэйвонту.
Принц откровенно презрительно глянул на меня. Он не верил. И попытался приблизиться к рассматривавшей его с пола Савитри.
— Ударь его, доченька, — сказала я.
Непонятно откуда взявшийся легонький как перышко аэнский палаш яростно рассек воздух у его горла. Если б не мое предупреждение, он был бы уже мертв. Потому что, и зная об ударе, поздно отшатнулся, зажимая рукой уже кровоточивший порез. К тому же, я видела, она сама удержала руку. И оставила, как свою печать, легкий порез на солнечной артерии. Который на счастье оказался неглубоким… а потом он снова отпрыгнул, уходя от молниеносного удара по ногам. Хорошо, что там у него оказались аэнские наколенники, и палаш только слегка ранил его. Так ему и надо, остолопу, если уже от младенца своего защититься не может.
Я забрала дочурку на руки, успокаивая, а она кровожадно шипела. Я забыла, какова она в бою… Как зажигается… Еле успела ее подхватить, иначе она убила бы родного папочку. После первой крови она вошла в раж, и ее трудно уже было остановить. Он же настолько растерялся и запутался… в то время как она уже раскусила его доспехи и защиту, выхватывая свой нож, что ему было уже не уйти. Впрочем, этот самоуверенный красивый негодяй иной судьбы и не заслуживал.
Оба моих тэйвонту закрыли меня с Савитри.
— Где она прятала палаш? — задумчиво спросил тэйвонту сего кровоточившего папочки, отрешенно глядя в пространство. Выяснив, что у принца только царапины, его тэйвонту вовсе не бросились его защищать, а меланхолично смотрели, себе раздумывали, даже не вставая с пола. Наблюдая происходящее, словно оно их не касается. Сами ребенка варганили, вот и разбирайтесь, мол.
Принц, придя в себя, и остановив кровотечение на шее и ногах, потрясенно глядел перед собой, будто у него отключилось рассуждение и он просто не хотел говорить от нахлынувших на его сердце чувств. Он просто стоял и не сводил больших глаз с Савитри, словно ничего больше и не надо было говорить. Словно вообще не надо было говорить, потому что говорили глаза. Мне чудилось в этом какой-то кипящий сгусток любви, тоски, горечи от потерянного времени. Он был все еще так красив, что поневоле отчего-то сжималось мое глупое сердце.
Мало мне, что ли, от него пришлось пережить. Ан нет…
Впрочем, молчание Лана не коснулось меня.
— Никогда тебе не прощу, что ты скрыла от меня рождение дочери! — наконец зло сказал он, не отводя глаз от Савитри. Он не помнил себя от гнева. — Шесть главных месяцев я был лишен ее общества, и она даже не знает моего имени!
Тычет в меня палашом, как в медвежонка! — аж задыхался он. — Я отберу у тебя дочь!!
Глава 3
Нет, это было уже слишком! Надо было придумать что-то поглупее.
— Наверное, сообщения о ее здоровье я должна была присылать с теми гонцами в черных одеждах, которые ты присылал? — невинно поинтересовалась я.
Лан глухо выругался. Сердце мое стиснулось. Он был так красив!
— Я не знал! — отчаянно крикнул он.
— Ага, эти гонцы, значит, должны были справиться о моем здоровье? — тяжело спросила я.
Тот покачал головой, словно отмахиваясь от слов. Или он их вообще не услышал, так он смотрел на Савитри!
Принц шагнул вперед. Это мне не понравилось. Оба его тэйвонту уже встали. Я тоже. Мгновенно опустив Савитри на пол за собой — она могла уже куда лучше позаботиться о себе за моей спиной, хоть и на четвереньках, если будет свободна. И за нее я буду более спокойна — этот бесенок прекрасно умеет прятаться и уворачиваться чуть что, и убить себя совсем не даст. Хитрюга нюхом чувствует опасность и отлично умеет укрываться и заботиться о себе. А лишний убийца-профессионал сейчас будет очень к месту.
Мои тэйвонту, выхватив оружие, встали перед принцем, заслонив меня и Савитри.
Он сделал шаг к Савитри. Клинки уперлись ему в горло. Два тэйвонту принца сзади обнажили оружие. Савитри лихорадочно перезаряжала арбалет в углу, навалившись на него всем телом. Все-таки ей это еще было не совсем по силам.
Взглянув на ее отца, я была немного удивлена. Мне показалось даже, что он застыл и в глазах его плескается страх за дочь — случайное движение, рука сорвется, и стрела собственного арбалета пронижет ее тельце насквозь. Опять негодница делает как легче и ленится развернуть арбалет! Ну погоди дочка, кончится этот сабантуй, и ты у меня получишь за такое легкомыслие! Теперь уже без скидок на обстоятельства!
Нечаянно я опять взглянула на Лана. По-моему, он даже не дышал, бедняга!
Боясь, наверное, что случайный звук может заставить ее вздрогнуть и рука ее сорвется. Никто же ему не сказал, несчастному, что под платьячком у нее такой же аэнский доспех, как и у него, вместе с вделанным специальным невидимым упором для рычага, чтоб ребенку было легче взводить свою любимую погремушку.
Давно уже придумали тэйвонту с Савитри, чтоб мама зря не волновалась.
Наконец, она загнала третью стрелу и выпрямилась. Побледневший отец, наконец, передохнул и шагнул вперед. Я почему-то успокоилась. Мои тэйвонту жестко преградили ему ход. Этот легкомысленный безответственный человек наверно тоже не внушал им доверия. Тот не обратил на них никакого внимания.
— Это моя дочь! — сказал он.
Те в свою очередь не обратили на это никакого внимания. Если кто-то может посостязаться в упрямстве с принцем, так это мои тэйвонту. Сколько я от них намучилась и вытерпела в детстве! Они делали все по-своему! Впрочем, что детство, я еще и сейчас девочка… для них словно ребенок… Зато теперь я ухмылялась, но снова была напряжена как стрела. В воздухе снова запахло смертью. Мои тэйвонту были готовы сорваться с цепи и сделать из него "дерьмо", неважно, что он принц. Им все-таки и так здорово досталось моего собственного батюшки за то, что не уследили мой большой живот. А тут жертва сама лезет в руки! Да и я бы охотно вбила ему в глотку все свои унижения. Боже как бы я его целовала!
— Вы что, не слышали, я сказал — это моя дочь! — повысив голос, сказал Лан.
— Мы слышали, ваше высочество, — спокойно ответили они, не сдвинувшись с места, лишь удобнее перехватив оружие. Было ясно без слов, что еще движение, и он умрет.
Похоже, он начинал гневаться. Такой он всегда был, не любивший, чтоб ему перечили.
— По-моему, тут достаточно людей для подтверждения! — обернулся он, обведя рукой.
К этому отнеслись так же равнодушно, будто это промычала корова.
Напряжение в комнате бешено нарастало. Оружие в руках начинало вибрировать, испытывая видимые только взгляду профессионала вибрации, значившие выход на крайнюю спусковую позицию удара. Все могло взорваться от одного дыхания.
— Мы слышали, что ты признал свою дочь, — наконец соизволила снизойти и объясниться я. — Но мы слышали также девятьсот сорок убийц и церковников! И они тоже знали, кто твоя дочь! Все мы знаем вашу набожную семейку! — не выдержала и крикнула я.
Набожная семейка — это королевский род.
Лан как-то странно зарычал.
Мои тэйвонту оба изгалялись от желания его прикончить. Это было делом их чести — убить всякого, кто посмеет прикоснуться ко мне (преувеличение, конечно), а уж насильника или соблазнителя их девочки — в обязательном порядке. Иначе они сами лишились бы чести. И плевать им на то, принц это или иная какая сволочь.
Тем более что короля, с его ханжеством и передачей всей власти единой и могучей православной церкви здесь не любили. Конечно, правда, важнее всего было этого не допустить, вместе с милым таким результатом в виде круглого моего живота, но уж тут никто не мог ничего уже не сделать.
— Только не в моем доме! — поспешила я строго настрого предупредить их. — Если только он сам не нападет, во всех остальных случаях, если вы убьете его в моем собственном доме, это ляжет на мою семью несмываемым позором и бесчестием. Я не могу себе позволить убить гостя, будь он последний мерзавец!
