Борис Леонтьев - Триумф великого комбинатора
– Меня это не интересует, – сухо промолвил Остап, пока не интересует, так будет точнее. Расскажите о состоянии его сегодняшних дел. В частности, о его связях с исполкомом, местными деловыми кругами и банком.
– Деловыми кругами? Вы смеетесь! Дела теперь всюду в упадке. От старого уже почти ничего не осталось. Ключников это и есть "деловые круги" нашего города. Его терпят только потому, что он напрямую связан с товарищем Канареечкиным.
– Это кто?
– Председатель исполкома...
– И что же?
– Скоро и "Карт-бланш" сожрут. Читали последние постановления? Хотя... что я говорю? Вы же...
В домике Суржанского оказалось три комнаты. Вся обстановка в доме свидетельствовала о том, что его хозяин был холостяком. На выбеленных известкой стенах висели многочисленные портреты партийных и государственных деятелей. Дощатый пол был окрашен в светло-коричневый цвет. Пол был грязный. В первой комнате возле окна стояли кровать и письменный стол. Вторая комната, которая, судя по всему, функционировала как спальня или как еще черт знает что, была меблирована железной кроватью. Постель имела беспорядочный вид. Дверь в третью комнату оказалась закрытой. – А вы, соломенный вдовец, неплохо устроились.
Остап радовался в душе, что ему повезло в этом богом забытом Немешаевске.
– А что в той комнате?
– Это комната моей бывшей супруги, – поспешно ответил Суржанский. – Вам, правда, у меня нравится?
– Да. Типичное жилье советских партийцев, не обремененных семейными узами. Для полного комфорта не хватает настенных часов с кукишем.
– А почему вас заинтересовал "Карт-бланш" и Ключников, чтоб его мухи поели?
– Ираклий Давыдович, пока вопросы задавать буду я! А вы будете отвечать. Так как именно мне вы обязаны своим будущим спасением, – нервно ответил Остап. – И вообще, долго я тут с вами пестоваться не намерен. Будете плохо себя вести, – Бендер улыбнулся, – превращу ваш дом в виварий, а подопытным кроликом назначу вас.
Тут Ираклий Давыдович сжался в комок, вытаращил глаза, начал ими дергать, после чего поводил взглядом сначала по комнате, затем по Остапу, и, наконец, понял, что его спаситель просто пошутил. Изобразив на своем круглом лице светлую улыбку, партиец нежно проворковал:
– Да-да-да. Я просто так спрашиваю... чтоб разговор поддержать. Вы не поймите меня правильно.
– Просто так только кошки плодятся, – с некоторой насмешливой ноткой в голосе заметил Остап. – Какие лично у вас имеются связи в исполкоме?
– У меня? Лично?
– Кто у вас в исполкоме заведует регистрацией предприятий? Как получить разрешение на изготовление печати?
– По поводу регистрации – это к Ключникову, – зашептал Суржанский. – Он там весь орготдел скупил. А печать можно изготовить в мастерской на улице Хлюпкина-Спаскина. Напротив типографии.
– Типографии? В этом убогом городе есть типография? – с оскорбительной вежливостью поинтересовался Остап.
– А вы как думали? Недавно выстроили. Директором там у нас значится э... Леонид Маркович Курочкин. Прямо скажу, взяточник до мозга костей.
– Это хорошо, что взяточник.
Остап потер руки и несколько минут сидел в задумчивости. – Итак, Ираклий Давыдович, пишите отношение из исполкома в типографию. Не мне вас учить: "Дано сие тому-сему (такому-сякому) в том, что ему разрешается то да се, что подписью и приложением штемпеля удостоверяется". Ясно?
– Сейчас напишу. Я, товарищ Бендер, для вас все сделаю. Только умоляю – найдите мне билет партийный.
– Вы что, не понимаете? Я только этим и занимаюсь.
После этих слов партиец Суржанский окончательно растворился в высоком интеллекте великого комбинатора. Поэтому, малую толику погодя, он воскликнул бархатным контральто:
– Большое человеческое спасибо, товарищ Бендер!
Глава 8
ОФИЦИАЛЬНЫЙ ВРАЖЕСКИЙ ВИЗИТ
На следующее утро спаситель взял у барона в изгнании "напрокат" его выходной костюм. Стоя перед большим зеркалом, атлетически сложенный Остап с удовольствием разглядывал гражданина с джентльменской прической и коротенькими фартовыми усиками.
Позавтракав на скорую руку, джентльмен отправился на улицу Хлюпкина-Спаскина.
Мастерская штемпелей и печатей, как сиамский близнец, прилипла к одноэтажному обувному магазину, фасад которого был украшен надписью:
МЫ ОБУЕМ ВСЮ ЕВРОПУ!
Остап порадовался за Европу, но отвернулся от сиамских близнецов. Он обратился к "Заре социалистической печати". Солнце било в чистые типографские стекла, и они горели золотом, отражаясь в зрачках великого комбинатора. Ему показалось, что там, в этом золоте, возник на мгновение лик Фортуны.
Так стряслось, что бетонный куб немешаевской типографии "Заря социалистической печати" был построен как раз накануне тринадцатой Октябрьской годовщины. Здание было до того чистым и светлым, что в нем вполне можно было проводить конгрессы Коминтерна.
Внутри типографского куба, кроме производственных помещений, бухгалтерии и отдела кадров, располагался просторный кабинет директора Леонида Марковича Курочкина. В кабинете пахло циркулярами, отношениями, требованиями и прочей бумажной продукцией, которой был завален длинный, покрытый малиновым сукном, рабочий стол товарища Курочкина. Возле стола стояла плетеная мусорная корзинка, над которой висел портрет местного руководителя – товарища Канареечкина. От одного портрета к другому тянулся плакат с ни к чему не обязывающей надписью: "Привет шефам!" Время от времени в кабинете звонил телефон. Трубку Леонид Маркович снимать не любил. Иногда раскрывалась дверь, накрашенная до одури секретарша Леночка подходила к столу, открывала папку и выкладывала на стол директора несколько листков бумаги. Леонид Маркович расписывался и взмахом руки отпускал секретаршу, даже не взглянув ни на бумаги, ни на смазливую мордашку. Леночка кокетливо фыркала, но покорно уходила.
Несмотря на свою закатную молодость, Леонид Маркович был человеком демократического склада и достаточно отпетым взяточником. Голова у него была круглая, костюм – черный, жилет – серый, короткие каштановые волосы блестели, точно шерсть у морского котика. До революции Леонид Маркович был генеральским денщиком. Но Октябрь его раскрепостил, и он начал продвигаться по службе так стремительно и с таким рвением, что, в конце концов, товарищ Канареечкин оценил по достоинству заслуги Курочкина перед городом и сделал из бывшей генеральской задницы первое лицо немешаевской "Зари социалистической печати".
"Я страшно люблю деньги, – говорил товарищ Курочкин своей жене Надежде Пантелеевне. – Я не могу без них никак. Нет, Надечка, я не взяточник, я хороший! Верь мне, душечка, я хороший!" Душечка не верила и кормила Ленечку из ряда вон плохо.
В тот самый момент рабочего дня, когда Леонид Маркович, дохнув на кругленькую печатку, с удовольствием поставил оттиск на финансовом отчете за первый квартал, в приемной директора типографии появилась корпусная фигура великого комбинатора. Остап быстро прошел мимо стола, за которым пудрила свой носик секретарша Леночка и на миг остановился у дерматиновой двери с табличкой "Без доклада не входить". Леночка спрятала черепаховую пудреницу, окинула пришельца эротическим взглядом и поняла, что это свеженький, как со льдины, заказчик. Остап ей подмигнул и живо открыл дверь.
– Здравствуйте, товарищ Курочкин, – напористым, не допускающим возражений голосом сказал он, войдя в кабинет.
– Добрый день, – произнес Леонид Маркович несколько озадаченно. – Вам что, товарищ? Вы от какой организации?
– Вы сами прекрасно знаете, от какой, – Бендер значительно посмотрел на директора и, бесцеремонно сев в стоявшее у окна кресло, добавил: – Семен Никитич Люксембурцев. Республиканское ГПУ.
При этом правая рука "Семена Никитича" извлекла из нагрудного кармана красное удостоверение и снова отправила его в карман.
Леонид Маркович встал, раболепно поклонился, поправил галстук и сейчас же снова опустился на прежнее место, почувствовав себя генеральским денщиком.
Наступила продолжительная пауза, в течение которой, в душе денщика раздавался тихий стон гибнущего индивидуума.
– Здравствуйте, товарищ Люксембурцев. – Леонид Маркович начал внимательно и в то же время осторожно рассматривать посетителя.
– Необходимо срочно выполнить секретный заказ. Это в порядке эксперимента. По линии Совнаркома. Вот эскиз и письмо. Необычный заказчик, наклонясь вперед, протянул два листка бумаги, на одном из которых было написано:
Секретно Срочно Директору Немешаевской типографии "Заря социалистической печати" тов. Курочкину Л.М.
Приказываю отпечатать тиражом в 10000 (Десять тысяч) экз., по прилагаемому эскизу, и выдать готовую печатную продукцию тов. Люксембурцеву С.Н.
Начальник ГПУ PСФСP Подохлестов Н.О.
Эскиз представлял собой неплохой рисунок, выполненный акварелью и походивший на этикетку от плоской бутылки "Зубровки". В верхней части рисунка был намалеван желтый затушеванный диск финского солнца с несколькими полосочками и тенями по кругу. По центру было красиво написано:
